Очертя голову - Нил Шустерман

Квин достаточно играл в симуляторы полета, чтобы я запомнил, что для подъема нужно рвануть рычаг на себя, так что я потянул за обе ручки. Рычаг зашатался и не сдвинулся с места, непокорный, как та дурацкая страховка. За мной шумели другие самолеты, и я вдруг понял, что действительно оказался предводителем эскадрильи и вел всех остальных навстречу их судьбе.

Этот мир снова покопался в моих потаенных страхах. Боязнь самолетов, падения, а особенно — страх всех подвести.

Линкор все увеличивался в размерах. Я уже мог разглядеть, как моряки выбираются на палубу, заряжают пушки и стреляют в мою сторону.

Говорят, перед смертью вся жизнь проносится перед глазами, но это не совсем верно. Вместо ускоренной перемотки событий жизни приходит осознание ее смысла. Все ваше существование превращается в единственную картинку, и она показывает, кто вы есть. У меня перед глазами появились мои дурацкие модели самолетов. «Зеро», за которым гонится “P-40”.

Вот она, моя жизнь. Одна только модель. Все, что я делал и о чем думал, подчинялось нитям, уходящим слишком высоко, чтобы что-то с ними сделать. Ни контакта, ни риска. А теперь нити оборвались и я собирался умереть, так и не пожив по-настоящему.

Справа прогремел взрыв: с линкора попытались меня подстрелить. Самолет затрясся от ударной волны. Я уже мог разглядеть капитанский мостик. Команда пыталась скрыться.

Если я хотел выжить, времени оставалось мало. Нужно было перестать размышлять о жизни и смерти и начать действовать. Чтобы настала следующая секунда, нужно пережить предыдущую. Это-то я мог.

«Я не разобьюсь, не рухну вниз пылающим метеоритом, вообще не упаду!» Убедив себя в этом, я изо всех сил потянул на себя рычаг, и он наконец-то поддался. Линкор начал стремительно удаляться, и самолеты за моей спиной вышли из самоубийственного пике и полетели по параболе. Все, кроме одного. Последний в строю летчик просто продолжал падать и взорвался огненным шаром. Меня замутило. Только бы не Квин! С него станется нарочно разбиться, как он сотни раз делал на своем симуляторе полета.

Я продолжал подниматься, когда над моей головой заклубилась новая туча. На ней появилось лицо с застывшим неверяще-изумленным взглядом. Лицо какого-то незнакомого мальчика.

«Нитей больше нет, — напомнил я себе, — и я ни капельки не боюсь». Нравилось мне это или нет, здесь я оказался лидером и бояться мне не полагалось. Я пытался управлять самолетом, но он нырял и крутился. Мне представлялось, как остальные повторяют мои движения, как будто мы все еще на горке, и я прокладываю путь.

Вдруг рычаг вырвался у меня из рук и наклонился вперед. Мир диктовал свои правила, так что мы вошли в новое пике. Теперь целью стал эсминец, немедленно открывший по нам огонь. Один из снарядов подбил самолет прямо за моей спиной. Тот рухнул в море, оставляя за собой огненную спираль.

Я вцепился в рычаг, пытаясь переупрямить аттракцион. В последний момент мне все-таки удалось выровняться и отлететь подальше от эсминца. И снова один из летчиков не успел отвернуть, и его самолет рухнул на палубу. Мы взмыли в облака, и я, кажется, начал немного разбираться в управлении. Самолет походил на машину, которую все время заносит. Ну ладно, если честно, ситуация больше напоминала прыжок с неуправляемым парашютом, но мне, по крайней мере, удалось заставить кучу железа лететь в нужную сторону.

Прогремел новый взрыв: упал еще один из моих подопечных. Погубивший его снаряд прилетел не с земли.

Со мной поравнялся незнакомый самолет, едва не задевая меня крыльями. Это был американский “P-40” из моей спальни, с акульей мордой на воздухозаборнике. Его пилот помахал мне.

— Отличная летная погода, — раздался по рации голос Кассандры. Следовало бы догадаться.

— Ничто не сравнится с мирным небом, — ответил я, рванул вправо и ушел в штопор — сзади по-прежнему летели остатки моей эскадрильи. Кассандра выстрелила мне вслед. Я скорее почувствовал, чем услышал, как ее снаряды попали в хвост моего «зеро», но управления не терял. Я не собирался проигрывать, так что моя противница решила сама об этом позаботиться.

Заложив вираж, я сел ей на хвост. Чтобы догадаться, как выпускать снаряды, стипендии Колумбийского университета не требовалось. Выстрел пришелся Кассандре в крыло. Его не хватило, чтобы сбить самолет, зато я дал ей понять, что без боя я не сдамся.

— Стрелять в американский самолет, — затрещал по рации ее голос, — как непатриотично!

— Простите, я не понимаю по-английски, — ответил я. — Я японский летчик.

Вражеский самолет скрылся из виду, и я не понимал, где он, пока не услышал нового выстрела. Сзади упал в море очередной мой подопечный, оставляя за собой дымный след. Я нырнул, заложил вираж и развернулся, чтобы спастись и вывести оставшиеся самолеты из-под удара. Кассандра выстрелила снова, но промахнулась.

— Из тебя вышел гениальный командир эскадрильи, Блейк! Так я никогда не веселилась! — Ведьма рухнула на меня сверху и прострелила мне правое крыло. — Ты прирожденный воин. Сложнее всего играть с тем, кто стремится выжить любой ценой.

Никто еще не называл меня воином. В любое другое время я бы собой гордился, но не сейчас.

Я пытался маневрировать, но самолет слишком сильно пострадал. Теперь Кассандра разнесла мне и левое крыло. У меня не осталось надежды: двигатель зачихал, потом загорелся, и самолет свалился в штопор.

Не знаю, летел кто-то за мной или я оказался не у дел, как только меня подстрелили. Ничего не было видно, кроме дыма, вырывавшегося из моего двигателя, но я все-таки разглядел прямо под собой силуэт авианосца.

— Достойная смерть, — заметила Кассандра. — Конец истинного воина «Божественного ветра».

Тут я вспомнил ее же собственные слова: «Отовсюду есть выход».

Сама того не ведая, девушка обеспечила меня средствами к спасению. Да, сомневаться не приходилось, самолет падал. Но на каждом этапе можно спастись. Даже сейчас.

В кабине пахло бензином и дымом, и у меня во рту появился горький привкус, как будто я жевал резину. Двигатель заглох окончательно. Я лихорадочно оглядывался в поисках выхода, молотил по стеклу, ощупывал все перед собой, за спиной, внизу. От падения голова кружилась и мысли путались, но я не сдавался.

— Прощай, Блейк. — Кассандра вздохнула, как будто жалея, что охота закончилась. — Тебя действительно стоило сюда затащить. Риск оправдался.

«Отовсюду есть выход… отовсюду», — повторял я, как мантру. Приборную панель покрывали сотни кнопок, и я так и не понял, зачем они нужны, потому что их все пометили японскими иероглифами.

Кроме одной.

Я заметил ее за пару секунд до удара. На крошечной кнопочке в углу панели красовался символ парка. Ага! Сомневаться времени не оставалось. Я нажал.

Бум! Купол раскрылся, мое сиденье взмыло в небо, а самолет разбился об авианосец. Мимо полетели осколки. Жар опалил мне брови, но я выжил! Выбрался и летел к небу. Ни нитей, ни потолка, чтобы их закрепить. Я освободился и остался жив. Я сумел за себя постоять, и с этим ощущением ничто не могло сравниться.

Кассандра, меня спасли твои же слова. И кто теперь победитель?

В небе раскрылась дыра, похожая на объектив камеры, и я влетел внутрь, прочь из мира «Камикадзе».

10. Убийство из малодушия

В прошлом году я защищал реферат о раке. Эта болезнь подкрадывается исподтишка: зарождается глубоко внутри, прячется в теле, превращая в оружие его же клетки. Коварство, вот как это называется, — сочетание осторожности, незаметности и стремления нанести вред. Раковая опухоль растет и растет, потому что тело не умеет воевать само с собой. Так же устроен и этот парк развлечений. Он забирается в ваши собственные мозги и выдергивает оттуда все новые миры. Ваш противник — ваше же сознание, а как можно с ним бороться? Разница только в том, что у рака нет души. Не знаю, что хуже: бездушная опухоль или Кассандра, дух злокозненного парка?

На «Камикадзе» она изо всех сил пыталась вывести меня из строя, и ей это почти удалось, но я все еще стоял на ногах. Ну ладно, парил под куполом парашюта, а где-то внизу горели огни парка. Я подумал, что после катапультирования мне придется как минимум переплыть Тихий океан, чтобы добраться до следующего аттракциона, но вместо этого я вдруг оказался в самом начале пути, на перекрестке дорог, где пересекались наши миры. Интересно, почему.

Я так резко приземлился прямо посреди аллеи, что удар отозвался во всех моих суставах. Сверху опустился парашют, и мне пришлось выпутываться из бесконечных слоев шелка. Все еще борясь с проклятой тканью, я вдруг разглядел в ней призрачный силуэт. Меня что, угораздило приземлиться на другого игрока? Или даже на Кассандру?

Я оттянул ткань в сторону. Под ней оказался Расс. Не знаю, кто из нас чувствовал большее облегчение.