Сборник летописей. Том III - Рашид-ад-дин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Несколько городских сановников вышли и просили пощады: «Люди-де совсем покорны, им бы пожаловали отсрочку, ибо халиф сыновей своих посылает и сам тоже явится». В это время Ханду-битикчию, одному из старших эмиров, попала в глаз стрела. Хулагу-хан очень рассвирепел и приказал поспешить взятием Багдада. Он повелел ходже Насир-ад-дину отправиться к Воротам Ристалища для [дарования] пощады народу.
Приступили к выводу жителей из города. В пятницу, 2 числа месяца сафара предали казни даватдара с подначальными людьми. Доставили Сулейман-шаха с семьюстами родичей и связанного по рукам спросили: «Поскольку ты был звездочетом и сведущ в злом и счастливом влиянии [звезд] небосклона, то отчего же ты не предвидел свой злой день и не посоветовал своему господину мирной стезею пойти к нам на служение». Сулейман-шах ответствовал: «Халиф был самовластен, звезды не сулили ему счастья, а он не слушал советов доброжелателей». Было повелено казнить его со всеми подначальными людьми и последователями. Эмира Хадждж-ад-дина,[137] сына старшего даватдара, тоже убили. Головы всех трех руками мелика Салиха сына Бадр-ад-дина Лу’лу отправили в Мавсиль. Бадр-ад-дин, который был дружен с Сулейман-шахом, заплакал, однако, из страха за жизнь, вздел на колья их головы. Когда халиф понял, что дело ускользнуло из рук, он призвал везира и спросил: «Как помочь этому делу?». В ответ [везир] прочел ему этот стих:
Стихи
‛Думают, что дело легко, тогда как
Оно меч, заостренный для встречи в бою.’
И ‛после разрушения Басры’[138] [халиф] со всеми тремя сыновьями, Абу-л-Фазлом Абд-ар-рахманом, Абу-л-Аббасом Ахмедом и Абу-л-Манакибом Мубареком вышел в воскресенье 4 числа месяца сафара лета 656 [10 II 1258]. С ним было три тысячи человек сейидов, имамов, казиев, вельмож и сановников города. Он повидал Хулагу-хана, и государь не проявил никакого гнева, а ласково и любезно расспросил [о здоровьи] в затем промолвил халифу: «Скажи, чтобы жители города сложили оружие и вышли, дабы мы произвели им счет». Халиф послал в город, чтобы кликнули клич сложить жителям оружие и выходить. Горожане толпами, сложив оружие, выходили, и монголы их убивали. Было повелено, чтобы халиф, [его] сыновья и родичи разбили шатры у ворот Кальваза, в лагере Китбука-нойона. К ним приставили нескольких монголов. Халиф уже воочию видел свою гибель и сожалел о своем неблагоразумии и что не слушал советов.
Стихи
Сердцу сказал: недоброжелатель мой обрел желаемое,
[А] я, как та смышленая птица, попал в силки.
Среда 7[139] числа месяца сафара [13 II] была началом поголовного грабежа и убийства. Войска разом вошли в город и предавали огню сырое и сухое, кроме домов немногих аркаунов и некоторых чужеземцев. В пятницу 9 числа месяца сафара [15 II] Хулагу-хан въехал в город для осмотра дворца халифа. Он расположился во [дворце?] ...[140] и пировал с эмирами. Он повелел призвать халифа и сказал: «Ты де хозяин, а мы гости, покажи-ка, что у тебя есть для нас подходящего». Халиф понял правду этих слов, задрожал от страха и так перепугался, что не мог припомнить, где ключи от хранилищ. Он приказал сломать несколько замков и поднес на служение две тысячи халатов, десять тысяч динаров и сколько-то редкостных предметов, усыпанных драгоценными камнями украшений и жемчуга. Хулагу-Хан не оказал им внимания, все подарил |A 202b, S 463| эмирам и присутствовавшим и сказал халифу: «Богатства, которые у тебя на земле, они явны и принадлежат моим слугам, а ты скажи о схороненных кладах, каковы они да где». Халиф признался в [существовании] водоема полного золота посредине дворца. Его разрыли, и он оказался полным червонного золота, все в слитках по сто мискалей.
Было повелено пересчитать халифские гаремы. Подробно было перечислено семьсот жен и наложниц и тысяча человек прислуги. Когда халиф узнал о переписи гарема, он смиренно взмолился и сказал: «Обитательниц гарема, которых не озаряли солнце и луна, подари мне». [Хулагу-хан] сказал: «Из семисот выбери сто, а остальных оставь». Халиф увел с собою сто женщин из близких и родных. Ночной порою Хулагу-хан вернулся в ставку и наутро приказал, чтобы Сунджак отправился в город и отобрал все имущество халифа и отправил его [из города]. Короче говоря, все, что собирали в течение шестисот лет, горами нагромоздили вокруг ханской ставки. Большая часть почитаемых мест, как-то: соборная мечеть халифов, гробница Мусы Джавада, ‛да будет над ним мир’, и могильные склепы Русафы были сожжены.
Жители города прислали Шараф-ад-дина из Мераги и Шихаб-ад-дина Зенджани и мелика Дильраста с просьбою о пощаде. Вышел указ, чтобы впредь резню и грабеж приостановили, потому-де, что Багдадское царство наше. Всем сидеть [на месте] по-прежнему и каждому заняться своим делом. Уцелевшим от меча багдадцам жизнь была пощажена. Из-за смрадного воздуха Хулагу-хан в среду 14 числа месяца сафара [20 II] выехал из Багдада и остановился в селениях Вакф и Джалябийя. Он отправил эмира Абд-ар-рахмана на завоевание области Хузистан и приказал призвать [к себе] халифа. Тот воочию узрел злые признаки своей судьбы, очень испугался и спросил везира: «Как помочь нашему делу?». [Везир] в ответ сказал: ‛Борода наша долга’. Он имел в виду то, что в начале события, когда он посоветовал отправить богатый груз и отразить [тем] бедствие, даватдар сказал: ‛Борода у везира долга,’[141] — и предостерегал от этого дела, а халиф послушал его слова, и мероприятие везира отменил. Словом, халиф потерял надежду на жизнь и попросил разрешения отправиться в баню и свершить положенное по закону омовение. Хулагу-хан приказал, чтобы он отправился с пятью монголами. [Халиф] сказал: «Я не прошу сопровождения пяти ангелов, мучающих грешников в аду», — и прочел два-три стиха из касыды, начало которой таково:
Стихи
Поутру у
