Новогодние неприятности, или Семья напрокат (СИ) - Гранд Алекса

— Я. Анна Аркадьевна Тимошенко, — обнаружив связку звенящего металла, она резко вздергивает подбородок и пытается просверлить дыру в районе моей переносицы. — Господин депутат. Надо же. Какая честь. Каким ветром?

— У меня дочка пропала.

В который раз повторяю выжженные каленым железом на языке слова и проскальзываю в распахнутую следователем дверь. Юля шагает за мной молчаливо и опускается на стул, который я для нее выдвигаю.

Сам сажусь рядом и накрываю ее ладонь своей. Чувствую: без контакта не вывезу.

— Сколько лет дочери?

— Семь.

— Когда вы видели ее в последний раз?

— Около восьми тридцати утра. Мы с водителем отвозили ее в школу.

Вопросы сыплются на меня, как из рога изобилия, и вынимают всю душу. Нервы натягиваются до предела, злость концентрируется в районе солнечного сплетения, но я раз за разом восстанавливаю детали и стараюсь предельно точно изложить все подробности, которые сам знаю.

Только Анна Аркадьевна не спешит вызывать наряд и мчаться с ним к месту происшествия, чтобы опросить свидетелей.

— Юлия Дмитриевна — ваша невеста. Правильно я понимаю?

— Да.

— А где мать девочки? С ней вы связаться не пробовали?

— Инна за рубежом, в Италии. Она не общается с дочерью.

— А бабушки, дедушки? Может, они забрали внучку, а вы тут панику разводите.

— Мои родители на даче, за городом. Юлины — на работе. Никто из них за Алисой не приезжал, — выдыхаю со свистом и прожигаю сидящую напротив брюнетку пристальным взглядом. — Анна Аркадьевна, может, вы прекратите имитировать подобие бурной деятельности, и займетесь чем-то полезным? Съездите в студию и поговорите с Алисиным педагогом, например? Или запросите записи с видеокамер торгово-развлекательного центра?

— А, может, я вообще заявление принимать не буду? Подождете три дня…

— Это не законно, — неверующе мотнув головой, я цежу сквозь зубы и тягаю воздух туда-сюда.

— У вас же есть дети. Ну, или будут. Так нельзя, — растерянно шепчет Юля, а у меня внутри все обрывается.

— А поливать нас помоями с экрана телевизора законно, да, господин Ларин? Раскрываемость на нуле, улицы города погрязли в насилии, — Тимошенко передразнивает фразы, написанные Ленчиком и совсем недавно озвученные мной в прямом эфире какой-то передачи, и раздражающе тарабанит длинными ногтями по столу. — А как что-то плохое случилось, сразу к нам прибежали. Помогите!

Хоть я давно разучился удивляться, человеческая циничность все равно поражает. Да, возможно, я был резок в высказываниях. Но речь ведь идет о пропавшем ребенке. Семилетней девочке, которой может быть плохо и страшно сейчас.

Мрак. Полный.

Встаю резко и отваливаю в сторону. Продолжение диалога с вероятностью в сто процентов выльется в грандиозный скандал.

Скриплю зубами и достаю мобилу, чтобы набрать бывшему однокурснику. У Антипова дядя занимает какую-то высокую должность в управлении, должен помочь. Надо было сразу его трясти, а не играть в верю-не верю с нашим следствием.

Правда, воспользоваться связями не успеваю. Лебедев опережает. Звонкая трель айфона разрывает сгустившуюся тишину, и я прикипаю ухом к трубке.

— Слушай, Демьян. Мои пацаны отследили место положения твоей дочки. По выключенному телефону, да. Мои умеют, — сглатываю судорожно и перестаю что-либо понимать, когда Никита называет адрес нашей квартиры.

— Поехали, Юль.

— Но…

— Едем.

— Что, господин депутат, передумали заявление писать? — подает голос Тимошенко, я же нетерпеливо машу на нее рукой.

— Засуньте его себе… к черту, в общем.

Глава 12.1

Юля

Оставившее гадкое впечатление отделение я покидаю, как в тумане. В таком же коматозе преодолеваю расстояние до хорошо знакомого жилого комплекса и мало что соображаю, запихиваясь в переполненный лифт.

Демьян находится в таком же невменяемом состоянии. Взгляд стеклянный, глубокая складка прочертила высокий лоб, краски исчезли с лица.

Не спрашиваю ничего, пока движемся к нашей двери. И, словно в замедленной съемке наблюдаю за тем, как Ларин порывисто открывает замок.

Проскальзываю следом за ним в коридор и вслушиваюсь в доносящиеся из зала голоса. Высокий женский незнакомый. И звонкий веселый Алискин.

Волна облегчения затапливает меня от макушки до пят и комок напряжения, сконцентрировавшийся под ребрами, медленно растворяется, когда мы вваливаемся в комнату.

Дурные. Ошалевшие. Пережившие за день едва ли не больше потрясений, чем за всю жизнь.

— Папочка! — радостно взвизгивает малышка и, преодолев разделяющие нас метры, виснет у Демьяна на шее. — А к нам мама вернулась.

Подхватывая дочку на руки, Ларин целует ее жадно и исступленно. Кажется, даже не дышит. Я же сквозь полуопущенные подрагивающие ресницы изучаю сидящую на диване женщину.

Инесса. Холодная. Надменная. Отстраненная.

Тонкая серая водолазка облегает ее красивую соблазнительную грудь. Узкие джинсы подчеркивают изящные ноги. А в льдистых голубых глазах плещется безразличие, что ли.

Мы оббегали пол Москвы. Едва не свихнулись от болезненно-мучительной тревоги. А она даже не удосужилась предупредить, что Алиса все это время была с ней. Гадина.

— В Италии закончилась неделя моды? — выпаливаю раньше, чем успеваю прикусить свой длинный язык, и поливаю бывшую супругу Демьяна кипучим осуждением.

Не могу воспринимать ее нормально, как ни стараюсь.

— Соскучилась по родине, — томно выдает эта кукушка и с притворным равнодушием рассматривает безупречный маникюр. Длинные красные ногти как нельзя лучше вписываются в ее стервозный образ, а у меня даже слов подходящих не находится, чтобы выразить всю гамму обуревающих меня чувств.

— Ну, здравствуй, Инна.

Опустив дочку на пол, жестко высекает Ларин, а у меня внутренности скручиваются в тугой узел от его арктических интонаций.

Глава 12.2

— У тебя с башкой все нормально? Ты хоть представляешь, что я чувствовал, когда Лиски не оказалось в студии и я не смог ей дозвониться?!

Стиснув пальцы в кулаки, Демьян все-таки отпускает поводья контроля и срывается на крик, от которого мог бы звенеть хрустальный сервиз в серванте или лопнуть хрупкий бокал.

Преувеличиваю, конечно, когда так считаю, но все же радуюсь отсутствию посуды в гостиной. Потому что мне самой хочется выхватить из ящика какую-нибудь тарелку и с грохотом расколошматить ее об пол, выплескивая остатки бурлящего внутри негатива.

— Хотя о чем это я. Тебе ж параллельно на все. Подумаешь, Ларин ментовки с моргами объездил и кучу знакомых поднял, чтобы дочку найти помогли. Набрать мне ниже твоего достоинства было, да, эгоистка хренова?

Прет на бывшую, как танк, раздосадованный мужчина, но ей все равно.

— Ой, да прекрати ты уже эту истерику, Демьян. Ничего страшного не случилось. Мы посмотрели мультфильм в кинотеатре, поели пиццы, пофоткались. В общем, провели время, как любящие мать с дочерью.

Не усомнившись в собственной правоте, беспечно роняет Инесса и закидывает ногу на ногу, хлопая длинными ресницами. Ведет себе так, как будто ее ежесекундно снимают папарацци, а я тщетно пытаюсь поднять с пола спикировавшую туда челюсть и ошарашенно переспрашиваю.

— Любящие?

Как этот эпитет соотносится с женщиной, укатившей за границу на несколько месяцев и успешно забывшей о своем ребенке на это время, поинтересоваться не успеваю, повторно теряя дар речи, когда Алиска робко вклинивается в наш разговор.

— Мам, ты же взяла у меня телефон и обещала позвонить папе, пока я переодевалась. Ты не позвонила?

У Демьяна от новой информации начинают широко раздуваться ноздри и играть желваки, у малышки слезы стоят в грустных светло-голубых глазах. И это становится последней каплей в чаше моего терпения.

Ребенок не должен быть свидетелем взрослых разборок.

— Пойдем на кухню, Алис? Поможешь мне с ужином?