Волшебные яблоки - Алла Драбкина

Как хотелось Васе сейчас же, тут же извиниться перед ней, сказать, что он пошутил, сказать, что он просто поглупел от злости на Мишку. Просто можно с ума сойти, когда видишь, что добрягу Булкина бьют ногами, а он даже не может дать сдачи. Видите ли, Мишка умрет!

А может, Мишка настрадался из-за чего-нибудь и заболел? Родители его вечно ругают. Может, он оттого такой дурной, что детство у него несчастное?

Аленка так и считает. Наверное, она права. Она вообще умная девочка. Самая умная девочка на свете. Не чета этой Мочкиной. «Ах, Даша умнее сверстников… Ах, Даша гениально рисует!» Видела б ваша Даша, как Аленка рисует, хоть у нее и краски самые обычные, за сорок копеек. Как это она сказала: «Кот Базилио»! Да, так и сказала. Никто так Ваську никогда не называл. Видно, здорово на него разозлилась, если такое придумала. Но этой самой Даше за сто лет такого не придумать.

— Васька, тебя оскорбляют! — сказала Соня, удивляясь тому, что Вася не собирается оскорбляться.

— И буду оскорблять! И буду! — крикнула Аленка со слезами в голосе. — Кот Базилио! Морковка рыжая! Конопатый! Вот!

Вася посмотрел на нее, и под его взглядом она замолчала. Весь класс смотрел сейчас на Васю. И Булкин, и Подлепихина, и Сонька, и Мочкина, и Аленка, все, все…

Они смотрели, думая, что он знает, как выпутаться из этой каждодневной несправедливости, которая происходит теперь откровенно, у всех на глазах. Из-за этой несправедливости плачет добряк Венька Булкин, злится спокойная и веселая Аленка, и, наконец он сам, Вася, должен выслушивать несправедливые упреки.

Как бы хотел Вася оказаться на месте любого из ребят, пусть бы лучше его побили, а не Булкина, пусть… Но только чтоб не смотрели на тебя как на надежду. Вася просто не выдержал этого общего вопроса и пошел от ребят куда глаза глядят.

Зазвенел звонок на урок. Вася не оборачивался, уходил вначале по длинному залу, прочь от класса, потом по лестнице, вниз…

Только на улице он остановился. Чувствовал он нечто скверное, ну вроде как нападающий, забивший гол в свои ворота. И если уж правду сказать, Вася заплакал. А как плачут рыжие конопатые мальчишки, не вам объяснять…

Он уходил от школы и твердил, что никогда сюда не вернется, потому что никто его теперь не уважает, и правильно делают, если он не может решить такого пустякового вопроса, не может быть мужчиной, не может ни за кого заступиться…

Вася решил уехать. Куда? А на что же карта, которая висела над его кроватью? Что будет с Аленкой? Она хорошая девчонка, пусть дружит с кем хочет.

Когда Анна Петровна спросила, почему в классе нет Васи, которого она видела утром, со своего места неожиданно поднялась Аленка.

— Я его случайно ударила, а у него кровь из носу пошла… Он побежал к врачу, а у него еще и температура оказалась, ангина… тоже… кстати…

— Поразительно! Сколько причин! — удивилась Анна Петровна.

— «Ложь — религия рабов и хозяев», — сказала Даша Мочкина.

— Сама ты религия, — сказал Венька Булкин и дернул ее за косу.

Савельев и Мишка оглушительно захохотали. Они знали, что Венька злится на них, а вынужден срывать злость на Даше Мочкиной. Это их развеселило.

9

Отчаянная у Васи началась жизнь… Он ходил на первые сеансы в кино, потом ехал в Гавань, гулял по берегу залива и съедал там свой завтрак. Это было очень обидно — есть одному. И знать, что все сейчас в школе, заняты делом. Задачи решают… А Васька уже третий день ничего не решает. Завтра суббота, мама спросит дневник, а там не только нет отметок, но вообще не записано, что задано. Завтра, значит, все и решится…

В школе думают, что он болен. Это Венька Булкин рассказал, он приходил к Васе, уговаривал идти в школу.

А зачем? Опять спокойно смотреть, как творятся всякие безобразия, и быть связанным по рукам и ногам? И Аленка…

Встретил ее на улице.

— Струсил, — сказала она ему, — сбежал. А мне легче?

А что он мог ответить? Он же теперь не такой, как все. Он теперь сам по себе. В школу не ходит, маму обманывает, учителей тоже…

А уехать куда-нибудь… Это, оказывается, нереально. Так-то.

10

Аленка считала, что добром можно добиться многого, даже от такого человека, как Мишка. И еще она хотела помочь Васе… Если б Мишка стал человеком, Васе стало бы лучше. А когда Васе хорошо, то и всем хорошо.

И Аленка пошла после уроков к Мишке. Он дома был один. Комната у них была странная, Аленка давно не видела таких комнат: с кроватью в каких-то колокольчиках-бубенчиках; огромный, тоже в завитушках, буфет; с бумажными цветами, привязанными ниточкой к настоящему фикусу.

Когда Аленка хотела войти в комнату, Мишка заорал на нее диким голосом. Оказывается, без тапочек входить нельзя… Мишка и сам был в тапочках. Аленке пришлось скинуть туфли и ходить в одних чулках.

— Чего приперлась? — спросил Мишка.

— Завтра же контрольная… Я думала…

— Я занят, — сказал Мишка. — Я шкаф чиню.

Он действительно чинил замок от шкафа. В руках у него была отвертка.

Это очень удивило Аленку. Она никогда бы не подумала, что Мишка может что-то чинить, а не ломать. Да и все ребята, наверное, удивились бы. Вспомнить только, сколько он переломал Васиных моделей.

— Я люблю порядок дома, — сказал Мишка. — И не качайся на стуле, что за дурацкая привычка!

Аленка испуганно перестала качаться на стуле.

— Ты говори, говори, какие там задачки… Я слушаю. Мне не жалко, могу и послушать…

— Но я хотела, чтобы ты попытался решить… Знаешь, как интересно… Вот тут есть одна очень красивая задача…

— Красивая? Чего-чего?

— Ну, это, наверное, нельзя так про задачку, но тут действительно очень красивое решение получается…

— Ну-ка, попробуй открыть, — перебил ее Мишка и протянул ключ от шкафа.

Она легко щелкнула замком, и шкаф открылся. В шкафу здорово пахло нафталином. Да и в комнате пахло нафталином и еще чем-то похожим на гуталин.

— Давай откроем форточку? — спросила Аленка.

— Заболеть?

— Подумаешь, у нас дома даже окна открыты!

— То у вас, а то у нас! — пробурчал Мишка.

Аленка не ответила, ей не хотелось ссориться, и, чтобы хоть как-то отвлечься, она начала рассматривать расшитую дорожку на столе.

— А руки мыла? — спросил Мишка.

Аленке стало ужасно стыдно: как это она забыла помыть руки, и Мишка, сам-то грязнуля, а и то напомнил ей.

— Да вообще я… это самое… забыла… Я сейчас.

В ванной у них стояли две бочки, а сама ванна была забита досками, так что Аленка еле протиснулась к раковине.

— Мы тут не моемся! — закричал на нее Мишка.

На кухне стояли штук пять новых табуреток одна на другой. Аленка, совершенно растерявшаяся от своей неловкости, налетела на эту пирамиду, и табуретки посыпались на пол. Одна свалилась на стол и разбила чайную чашку.

— Что, безрукая? — заорал Мишка. — Слепая? Вот теперь покупай чашку! Меня теперь мать убьет, а все из-за тебя… И табуретку поцарапала, кто теперь купит такую табуретку?

Аленка краснела, чуть не плакала и злилась.

— Как тебе не стыдно?! Я же не кричала, когда ты у меня весь пол клеем залил… И Васины модели все время ломаешь. Он же не кричит! А ты… тебе хоть бы что…

— Подумаешь, клеем залил. Можно пол вымыть. А Васька… Я получше твоего Васьки в тысячу раз, я, может, доски для табуреток строгаю, мне отец доверяет, ясно? А знаешь, сколько стоит табуретка?

Аленка решила не злиться на Мишку. Ведь она пришла сюда сделать все возможное.

— Ну, давай теперь задачку решим! — сказала Аленка совершенно спокойно.

Напрасно она пыталась растолковать Мишке, почему эта задача красивая. Ну как же назовешь ее иначе, если вон сколько цифр, все такие огромные, хвостатые, некрасивые, а постепенно упрощаешь, упрощаешь, сокращаешь нолики — и получается ответ не ответ, а просто загляденье.

Мишка хмыкал только, а потом сказал, что ничего не понял, и списал у Аленки решение.

В коридоре раздались чьи-то шаги, а потом донесся крик:

— Мишка, опять, обормот, чашку разбил?!

— Вот, все из-за тебя! — прошипел Мишка и зло посмотрел на Аленку.

В комнату вошла Мишкина мама.

— Это она разбила, а не я… Она, сухорукая! — Мишка указал на Аленку.

— Ну ладно, ладно, — сказала мама, — к тебе девочка пришла, а ты… Ничего, барышня, не волнуйся. Он уж у нас такой балбес, не понимает… Ну, разбила и разбила, не обеднеем…

Женщина говорила очень ласково, даже как-то слишком ласково, так, что Аленке стало неудобно.

— А вы к нам только переехали? Да? Это ваш папа у нас инженером? Иван Дмитриевич, да?