Белый континент - Татьяна Минасян

Глава VII

Антарктические воды Тихого океана, 1897 г.

Тюленья туша медленно волочилась по льду, оставляя за собой широкий красновато-бурый кровавый след. Казалось бы, тащить мокрого и скользкого морского зверя по подтаивающей от его теплой крови ледяной поверхности должно было быть легко, но в действительности каждый следующий добытый путешественниками тюлень или пингвин становился все тяжелее и для того, чтобы донести добычу до судна, им изо дня в день требовалось все больше усилий. Хотя, возможно, все дело было в том, что это они с каждым днем становились все слабее…

Молодой человек, тянувший тюленя за охватывающие его веревки, сделал очередной рывок, поскользнулся и отчаянно замахал руками, удерживая равновесие. Его напарник, подталкивавший тушу сзади, тоже остановился и, схватившись рукой за спину, медленно выпрямился. Он был старше своего спутника на семь лет, но, сгорбленный и закутанный с ног до головы в меховую одежду, казался глубоким стариком.

— Отдохни, Руал, — сказал он хриплым, но все еще достаточно бодрым голосом.

— Да не, пойдем, осталось-то всего-ничего! — замотал головой молодой человек и ткнул рукой в меховой рукавице в сторону возвышавшегося впереди вмерзшего в лед судна. До него было не больше ста метров пути по серо-белой, искрящейся на солнце ледяной равнине, местами украшенной трещинами, а местами, наоборот, вздыбившейся вверх неровными складками.

— Ну, как знаешь, коллега, тогда потащили! — согласился старший из полярников и снова всем своим весом навалился на убитого тюленя. Его младший товарищ тут же натянул веревки и, тоже согнувшись чуть ли не до земли, шагнул вперед. Ему очень льстило, когда друг называл его коллегой, хотя в глубине души он всегда помнил, что не заслуживает такого эпитета — ведь сам он, в отличие от доктора Фредерика Альберта Кука, не имел медицинского диплома, и вообще проучился на медика всего два с небольшим года. Правда, Фредерик любил подчеркивать, что главное для врача — практика, а в этом плане из штурмана Руала Амундсена получился очень даже неплохой медицинский работник: ему не раз приходилось помогать Куку, и тот всегда оставался им доволен.

Некоторое время они волокли тюленью тушу молча. Неподвижно стоявшее среди льдов судно постепенно приближалось. Вскоре Фредерик уже мог разобрать название "Бельгика" на его борту и различить так же медленно шедшую по палубе человеческую фигуру, закутанную в странное одеяние совершенно нелепого среди льдов и снегов ярко-розового цвета.

— Все, бросаем! — скомандовал Кук, отпуская тюленя и выпрямляясь. — Ближе не надо, а то у Адриена опять истерика случится!

Руал остановился и, повернувшись к туше, начал отвязывать от нее веревки. В нескольких метрах от них на льду темнел высокий холм из таких же туш, сложенных друг на друга и покрытых толстым слоем инея. Еще несколько туш пингвинов валялись без всякого порядка, то тут то там — если в первые месяцы после того, как "Бельгика" попала в ледяную ловушку, охотники пытались обращаться с добычей аккуратно и сначала закапывали ее в снег, а потом просто складывали аккуратными "штабелями", то в последнее время они практически совсем перестали заботиться о запасах, считая это бесполезным делом. Сама охота тоже давно потеряла в их глазах всякий смысл, однако раз в несколько дней они все-таки брали ружья и отправлялись на край льдины высматривать новые жертвы, хотя на вопрос для чего они это делают, оба полярника вряд ли смогли бы теперь ответить вразумительно.

Четверть часа спустя Кук и Амундсен, тяжело дыша, поднялись на палубу. Человека, которого они видели с льдины, там уже не было, но когда они начали, громко топая, стряхивать с меховых сапог снег, ближайшая к ним дверь приоткрылась и из нее выглянул другой мужчина, тоже одетый в костюм, сшитый из толстой розовой ткани, местами порванный и чем-то испачканный. Увидев вернувшихся медиков, он равнодушно кивнул им и собрался было снова скрыться в каюте, но Руал проворно подскочил к двери и схватился за нее рукой.

— Как начальник? — спросил он одетого в розовое моряка. — И все остальные?

— Да как всегда, — с заметным раздражением в голосе отозвался тот. — Лежат. Плохо им. Да нам всем сейчас плохо.

— Послушай, Люсьен, я тебе уже в сотый раз говорю, что вам всем может стать лучше, если вы перестанете отказываться от мяса! — принялся горячо убеждать его Амундсен, вваливаясь вслед за ним в каюту и делая знак Куку, чтобы он тоже туда вошел. — У тебя цинга, у всех остальных матросов и капитана — тоже, эта болезнь бывает от плохой еды, но если мы поедим свежего мяса, мы поправимся. И совершенно не важно, чье это будет мясо, у тюленей и пингвинов оно такое же, как у коров! Ну, то есть, оно так же помогает. Поговори с матросами, перестаньте бояться Герлаха и дайте нам с Фредом вас накормить!

— Нет, — матрос отступил от наседающего на него молодого штурмана и испуганно замотал головой. — Нет, нам нельзя. Господин Герлах сказал, что нельзя есть тюленей, а ему лучше знать.

— Господин Герлах вам не указ, вы должны слушаться только капитана!

— Капитан тоже сказал: нельзя.

— Тьфу! Проклятые правила, глупые условности! — Руал обернулся к доктору Куку, стоявшему возле двери и молча наблюдавшему за их спором. — Фред, ну чего ты молчишь? Объясни этому… человеку, что это полная глупость, видишь же, что меня он не слушает!

— Я им полгода пытался это объяснить, — невозмутимо пожал плечами Кук. — Пойдем отсюда, это все бесполезно.

Амундсен открыл было рот, чтобы возразить своему "коллеге", но потом снова посмотрел на бледное, раньше времени покрывшееся морщинами и ничего не выражающее лицо Люсьена и махнул рукой:

— Ты прав, пойдем!

Споры о том, может ли "уважающий себя белый человек" есть мясо полярных животных, длились на "Бельгике" не полгода, как сказал Кук, а даже больше, почти семь месяцев, с тех самых пор, как судно застряло во льдах и морякам стало ясно, что впереди их ждет вынужденная зимовка, а оставшихся в трюме запасов еды даже при самой жесткой экономии до весны не хватит. Руал, услышав об этом, особого беспокойства не ощутил: вся команда во время плавания к берегам Антарктиды не раз видела отдыхавших на льдинах тюленей и нырявших в черные полыньи пингвинов, так что, с его точки зрения, голодная смерть никому из путешественников не грозила. О чем молодой человек не замедлил сказать начальнику экспедиции Адриену де Герлаху, которого проблема голода, судя по его хмурому виду, волновала очень сильно. Однако результат этого разговора оказался для Амундсена совершенно неожиданным: его начальник, которого он за время совместного плавания успел узнать, как опытного путешественника и талантливого и увлеченного своим делом ученого, знавшего множество интересных вещей, внезапно превратился в разгневанного фанатика и объявил сначала Руалу, а потом и всей остальной команде, что охотиться на местных "грязных тварей" и, тем более, есть их никто из его подчиненных не будет. Все попытки узнать у него, почему он против такой еды, и объяснить, что полярные экспедиции часто охотятся на тюленей и что в этом нет ничего ужасного, приводили лишь к новым вспышкам злости и возмущенным тирадам о том, что "его, Адриена де Герлаха, другие полярные экспедиции не касаются, а в своей он этой мерзости не допустит".