Дантон - Ромен Роллан

Вестерман. Врешь, скотина!

Смех в зале.

Председатель. Я отправлю вас обратно в тюрьму за оскорбление суда, и судить вас будут заочно.

Вестерман. В пятнадцать лет я уже был солдатом. Десятого августа я командовал народом при взятии Тюильри. Я участвовал в сражении при Жемапе. Дюмурье бросил меня в Голландии, когда я был окружен врагами, — я прорвался со своим легионом к Антверпену. Затем я был послан в Вандею. Там я задал жару разбойникам де Шаретту и де Катлино. Земля Савнэ, Ансени, Манса утучнена их зловонными трупами. Разные сукины дети говорят, что я был жесток? Это они еще мягко выражаются: с трусами я был свиреп. Вы хотите улик против меня? Извольте: в Понторсоне я приказал кавалерии изрубить тех моих солдат, что обратились в бегство. В Шатийоне я ударом сабли рассек лицо офицеру-трусу. Я заживо сжег бы мою бригаду, если б это было нужно для победы... Ты говоришь, я грабил? А тебе-то что? Дураки вы все. Я действовал, как солдат, — ведь я же не купец. Мой долг — защищать родную землю любыми средствами, и я исполнял его в течение тридцати лет, не жалея ни пота, ни крови. Я семь раз был ранен, причем из этих семи ран только одна в спину. Вот вам мой обвинительный акт.

Смех в зале, крики: «Браво!»

Председатель. Вы несколько раз при свидетелях оскорбляли Конвент. Вы грозились обрушить дворцовый потолок на головы представителей народа.

Вестерман. Это правда. Я ненавижу это сборище болтливых злопыхателей, — своей завистливой глупостью они только мешают всякому делу. Я говорил, что Конвент нуждается в хорошей метле и что я собственными руками вымету оттуда навоз.

Смех, возмущенные голоса.

Фукье-Тенвиль. Значит, ты признаешь, что участвовал в заговоре?

Вестерман. При чем тут заговор? Я один так думал. Один и действовал. Я ни с кем из этих не дружу. Мне несколько раз пришлось разговаривать с Дантоном, я его уважаю за то, что он человек деятельный, но ведь он тоже адвокат, а я адвокатам не доверяю. Францию спасут не речи, а сабли.

Несколько одобрительных возгласов и множество негодующих голосов. Некоторые начинают аплодировать, а потом они же особенно резко выражают свое возмущение.

Председатель. Довольно! Все ясно.

Вестерман. Отправляйте меня на гильотину! Гильотина — тоже что-то вроде сабельного удара. Я прошу об одном — чтобы меня положили на спину, я хочу лицом к лицу встретить топор.

Жидкие хлопки, волнение в зале. Чувствуется, что публика расположена к Вестерману, но она выжидает: ей нужно, чтобы кто-нибудь открыто стал на его сторону, и тогда она последует этому примеру, но примера никто ей не подает. Входят Вадье и Билло-Варенн. Фукье встает и пожимает им руки. Шум в зале.

Голоса. А, ответ! Ответ! Ответ Конвента! Конвента!..

Билло-Варенн (вполголоса). Теперь негодяи у нас в руках!

Вадье (вполголоса, к Фукье). Теперь вам будет легче.

Фукье (так же). Наконец-то!

Волнение в зале, затем гробовое молчание. Фукье стоя читает; по правую и левую его сторону стоят оба члена Конвента.

(Читает.) «Национальный Конвент, выслушав доклады Комитета общественного спасения и Комитета общественной безопасности, постановил: предложить Революционному трибуналу продолжать рассмотрение дела о заговоре Дантона и других (сильное, но безмолвное волнение в зале), председателю же вменяется в обязанность принять все законные меры к тому, чтобы заставить уважать свое достоинство и пресечь всякую попытку обвиняемых нарушить общественное спокойствие и помешать ходу дела, ввиду чего тот из обвиняемых, кто будет оказывать сопротивление или же оскорблять национальное правосудие, должен быть немедленно удален из залы суда».

Движение в зале. Публика перешептывается. Затем все громче: «Так, крепко!» Шум голосов. Обвиняемые ошеломлены. Но как только публика начинает говорить громко и оживленно, оцепенение сменяется у них взрывом негодования.

Камилл. Какая подлость! Нам затыкают рот!

Народ (в волнении). Верно! Верно!

Филиппо Это не судьи, это мясники.

Дантон (к Фукье). Ты не дочитал до конца. Там же должно быть и другое. Ответ! Ответ на наше требование!

Народ. Да, да, ответ!

Председатель. Тише!

Мертвая тишина.

Фукье. Для того чтобы трибунал мог убедиться, какая опасность угрожает Свободе, Конвент переслал нам следующую бумагу, полученную Комитетами от полицейского управления.

Движение любопытства в зале. Люди обращаются друг к другу с вопросами.

(Читает). «В Парижский округ.

Снова тишина.

Мы, администрация департамента полиции, получив донесение от привратника Люксембургской тюрьмы, немедленно отправились в означенную тюрьму и вызвали на допрос гражданина Лафлота, бывшего посланника Французской республики во Флоренции, содержащегося в означенной тюрьме около шести дней, каковой гражданин Лафлот показал, что вчера между шестью и семью часами вечера он находился в камере гражданина генерала Артура Диллона, причем вышеупомянутый Диллон, отведя его в сторону, сказал, что нужно оказать сопротивление угнетателям; что содержащиеся в Люксембургской и других тюрьмах, люди умные и мужественные, должны объединиться; что жена Демулена отдает в их распоряжение тысячу экю для того, чтобы вызвать беспорядки в толпе перед зданием Революционного трибунала...»

Волнение в зале.

Камилл (вне себя). Злодеи! Мало им умертвить меня, они хотят умертвить и мою жену! (Рвет на себе волосы.)

Дантон (грозя Фукье кулаком). Мерзавцы! Мерзавцы! Они выдумали этот заговор для того, чтобы нас доконать!

Ропот в зале. Народ соглашается с Дантоном и выражает свое возмущение. Пока Фукье читает дальше, шум продолжается и, наконец, превращается в настоящую бурю.

Фукье (продолжает, стараясь перекричать толпу и постепенно овладевая ее вниманием). «Лафлот, желая как можно лучше ознакомиться с их планом, решил притвориться, что сочувствует их намерениям. Диллон, вообразив, что он втянул его в свой гнусный заговор, подробно рассказал ему о том, какие существуют у них проекты. Лафлот готов сообщить все подробности Комитету общественного спасения...»

Шум в зале заглушает его голос.

Камилл (словно обезумев). Чудовища! Каннибалы! (В руке у него бумаги; он комкает их и швыряет в лицо Фукье. Обращаясь к народу.) На помощь! Спасите!

В зале раздаются крики.

Дантон (громоподобно). Гнусные палачи! Тогда уж привяжите нас к скамьям, возьмите нож и перережьте нам жилы!

Народ (взволнованный, потрясенный, ликует и рукоплещет). Он задыхается! На губах пена!.. Великолепно! Какой голос, а?.. Браво!

Филиппо. Тираны!

Дантон. Народ! Они истребляют нас, они и тебя удушат заодно с нами! Дантона убивают! Восстань, Париж! Восстань!

Два голоса (в задних рядах, за ними повторяют все). Тираны!

Вестерман. К оружию!

Весь народ. К оружию!

Могучий рев толпы внутри и снаружи покрывает отдельные голоса. Сквозь ураган слабо доносится лишь рыканье Дантона. Дантон делает шаг по направлению к Вадье, путь к которому преграждают жандармы и стол председателя. Он грозит ему кулаком. Толпа улюлюкает, а Вадье, сгорбившись, пережидает бурю и смотрит исподлобья равнодушно-насмешливыми и злыми глазами.

Фукье (бледный, взволнованный, обращаясь к обоим членам Конвента). Как быть? Толпа может кинуться на нас каждую секунду.

Билло. Разбойники!.. Анрио, вели очистить зал.

Вадье. Это значит подать сигнал к бою, а ведь еще неизвестно, кто победит.

Фукье (взглянув в окно). На набережной собралась толпа. Того и гляди выломают двери.

Дантон. Народ! Мы можем все, мы одолели королей, разгромили европейские армии. На бой! Раздавим тиранов!

Вадье (к Фукье). Прежде всего пошли их обратно в тюрьму, чтоб не маячил здесь этот горлан.

Дантон (грозя Вадье кулаком). Посмотрите на этих подлых убийц! Они не успокоятся, пока нас не затравят... Вадье! Вадье! Собака! Поди сюда! Раз уж это война каннибалов, так пусть по крайней мере спор о моей жизни решится в кулачном бою!

Вадье (к Фукье). Обвинитель! Делай, что тебе повелевает Конвент.

Народ. Вадье — на фонарь!

Председатель ударяет кулаком по столу, шум стихает.

Фукье-Тенвиль. Обвиняемые защищаются недостойно, возмутительно, они имеют наглость оскорблять трибунал, грозить ему, — все это вынуждает трибунал принять меры, соответствующие настоящим чрезвычайным обстоятельствам. Вследствие этого я требую, чтобы вопросы присяжным были поставлены и приговор был вынесен в отсутствие подсудимых.