Шестая книга судьбы - Олег Курылев

В тот день с них снимали черные ленты.

Домой Мартин вернулся под впечатлением увиденного ритуала и за столом был молчалив.

— Ну как? — спросил его отец. — Как все было?

— Знаешь, папа, тебе самому надо было прийти и посмотреть.

В голосе Мартина чувствовалась легкая обида: такой торжественный день, а некоторым и дела нет.

— Но я был занят. И потом, весь город все равно бы не уместился на Одеонсплац. Это прежде всего для ветеранов и военных.

С пирожком в руке подошла тринадцатилетняя Эрна.

— Куда ты ходил, Марти? — спросила она, не переставая жевать.

— Куда, куда. Куда надо!

Мартин встал из-за стола и ушел в свою комнату. У Эрны от обиды даже открылся рот.

— Папа, куда ходил Мартин?

Профессор отложил газету, и дочь тут же взобралась к нему на колени.

— Он смотрел, как с флагов снимали черные ленты, дочка.

— А зачем с флагов снимали ленточки?

— Ну… видишь ли, это были траурные ленты. Их носили в память о нашем поражении в Великой войне и еще о том, что нам было запрещено иметь большую армию. А теперь такого запрета нет.

— А почему теперь такого запрета нет? — Задавая свои вопросы, Эрна была больше увлечена поглощением вкусного пирожка, нежели существом дела.

— Не приставай к отцу, — сказала мать, — Завтра вам об этом расскажут в школе. Если будешь внимательно слушать, а не вертеться как егоза, то все поймешь.

Однажды, уже в мае тридцать седьмого, Мартин, придя вечером домой, был особенно молчалив и серьезен. Когда все сели за стол ужинать, он вдруг неожиданно произнес куда-то в пространство:

— Я временно прерываю учебу в университете.

Профессор и его жена недоуменно посмотрели сначала друг на друга, затем на сына. Быстрее всех отреагировала Эрна:

— Ты что, собрался жениться, Марти? — хихикнула она, продолжая прихлебывать суп. — На Мари Лютер?

Увидев, что родители не на шутку встревожены, она тихонько положила ложку и тоже посерьезнела.

— Я написал заявление о приеме в армию.

— Как в армию! — всплеснула руками мать. — У тебя же учеба! Какая может быть армия в конце учебного года?

— Мартин, ты серьезно? — спросил профессор,

— Да, папа.

— Но зачем тебе это нужно? Закончи хотя бы факультет!

Мартин уже и сам не знал, правильно ли он поступил. Неделю назад они с Вальтером Бюреном принесли в штаб учебной дивизии VII военного округа письменные прошения о зачислении их на действительную военную службу. Перед этим они узнали, что молодых людей с их данными непременно направляют в горные войска, да еще в самые элитные части. Они уже видели на нескольких бравых унтер-офицерах введенный недавно значок горного проводника. Он представлял собой изображение эдельвейса на темно-зеленом овале и надпись «Heeresbergfuchrer»[12] в нижней части широкого канта из белой эмали. Теперь же, сидя за столом в кругу родных и сознавая, что скоро придется с ними расстаться, он почти уже был уверен, что совершил глупость. Но пути назад не было. Сегодня он отнес заявление в канцелярию университета с просьбой об отчислении его в связи с поступлением на военную службу. Да и не в характере Мартина Вангера было идти на попятный и отказываться от своих слов.

— Я обо всем узнал, — заговорил он с жаром, пытаясь успокоить родителей. — Через два года мне дадут возможность закончить университет, после чего я быстро получу офицерское звание и стану настоящим военным врачом горных войск. Что в этом плохого?

— И что, твое заявление приняли? — спросил отец.

— Да. Через три дня мы с Бюреном едем в Траунштейн для прохождения медицинской комиссии.

— Да как же они могли принять твое прошение без согласия родителей? — запричитала мать. — Ты еще несовершеннолетний…

— В армию, мама, берут с восемнадцати, и при этом согласие родителей не требуется. К тому же через полтора месяца я стану совершеннолетним. — Он поднял руку, пытаясь остановить град сыпавшихся на него вопросов и упреков. — Сегодня я отнес заявление об отчислении из университета. При этом мне подтвердили, что через два года я могу быть принят на третий курс, особенно при наличии у меня к тому времени армейской санитарной практики.

Они еще долго разговаривали в тот вечер. Профессор, поняв, что сын не изменит своего решения, стал убеждать жену смириться. В конце концов, войны ведь нет. И, судя по постоянным выступлениям Гитлера, именно Германия больше всех в Европе жаждет мира и стабильности. Объявление же всеобщей воинской повинности в марте позапрошлого года и денонсация Версальских военных ограничений есть лишь естественное право свободного государства.

Элеонора Вангер долго не могла успокоиться. Она обвиняла во всем их дурацкое катание с гор, этого (она не могла подобрать нужных слов) шалопая Вальтера Бюрена, который сам уже год как ушел из университета и теперь сбил с правильного пути и их ребенка. Она требовала от Готфрида завтра же поехать к военным и забрать заявление их глупого сына..

Через три дня на перроне вокзала Мартина провожали его родители, сестра и соседская девушка Мария Лютер. Неподалеку, стараясь не попадаться на глаза тете Элли, прощался со своими родителями и сестрой Вальтер Бюрен.

Еще через три дня, успешно пройдя специальную комиссию (поэтому-то и пришлось ехать в Траунштейн, где проверяли кандидатов именно в горные части), они с Бюреном были зачислены новобранцами в подразделение горных егерей и направлены в учебный лагерь А уже в середине июня, незадолго до своего совершеннолетия одетый в новенькую униформу, с тяжелым стальным шлемом на голове, Мартин давал клятву на знамени 1-й горной дивизии вермахта. Отныне уже окончательно не было пути назад. Он стал солдатом. Выпушка его погон и просветы петлиц имели зеленый цвет, присвоенный немецким горным войскам.

Началась учеба.

Сначала им предстояло пройти обычный курс подготовки пехотинца на равнине. Маршировка, стрельба, чистка и разборка оружия. Затем молодых солдат стали все больше готовить к специфическим особенностям войны в горах. Изнурительные марши вверх и вниз с полной выкладкой. Ознакомление с основами военного альпинизма и скалолазания. Обучение приемам выживания в экстремальных условиях холода, отсутствия снабжения, связи и медицинской помощи. Но главное — марш-броски по склонам, доводившие до полного изнеможения тех, кто не был достаточно крепок физически.

— Ноги — ваше единственное средство передвижения, — наставлял их фельдфебель Зилекс с матерчатым эдельвейсом на левом кармане куртки. — Вы должны беречь их больше, чем голову. Травмированная нога в горах в условиях войны — это почти всегда смерть. Это невыполненное задание, обуза для своих товарищей. Травма, полученная по глупости, есть воинское преступление, похуже самовольной отлучки.

Когда они занимались стрельбой из горного карабина или недавно введенного в войсках единого пулемета «MG-34», тот же фельдфебель ходил позади лежащих на огневом рубеже солдат и говорил:

— В горах каждый патрон должен посылаться точно в цель Вы все должны стать снайперами. Иногда, когда в ваших подсумках останется десять патронов, вам придется воевать ими месяц, а то и больше. Никто не подвезет вам боеприпасов. В горах нельзя палить куда попало, как это любит делать пехота внизу. Десять патронов — это десять попаданий в цель!

«Черт бы тебя побрал, — думал Мартин, пытаясь окоченевшими руками (была уже поздняя осень) перезарядить свой карабин. — Сам бы полежал на этих камнях на пронизывающем ветру без движения».

В середине января, так и не дав на Рождество возможности съездить домой, их перебросили на высокогорную стоянку в не известном никому из них районе. Здесь особое внимание уделялось действиям на лыжах. Мартин сразу вырвался в число первых и обратил на себя внимание командира батальона. Фельдфебель же только придирался.

— Запомните, Вангер, горный солдат — не спортсмен. Это раньше вам нужно было прийти первым любой ценой, а там хоть падай. Здесь же после прохождения маршрута вам предстоит еще выполнить боевое задание. Если вы притащитесь на рубеж атаки без сил, с растянутыми связками или с обмороженными пальцами, то толку от вас будет не больше, чем от осла с поломанной ногой.

Им запрещалось совершать скоростные спуски на лыжах. Запрещалось притормаживать руками, дабы не повредить пальцы и связки. Они учились ходить по снежному насту цепью, под определенным углом к склону, растянувшись на сотни метров, чтобы не вызвать схода лавины. Они учились устраиваться на ночлег и готовить пищу на снегу так, чтобы не было видно огня и дыма. Отрабатывали приемы связи в горах, где обычные радиостанции часто были малоэффективны. Они учились вьючить осликов и мулов, водить лошадей в поводу по узким тропам, кормить и лечить животных, которых по штату в горной дивизии насчитывалось до пяти с половиной тысяч.