Крошка Цахес Бабель - Валерий Смирнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Дордочки» — всего лишь одно одесское слово из творческого наследия незабвенного Крошки Цахеса Бабеля, чьи детские годы прошли не в Николаеве, а в Одессе. «Исаак Бабель, еще в детстве впитав в себя Одессу, какой она была в те времена…», — пишет М. Гончарова в «Зеркале недели».
ИКРА ЗАМОРСКАЯ, БАКЛАЖАННАЯ
Эта фраза из кинофильма Гайдая «Иван Васильевич меняет профессию» давно стала крылатой. Чайная ложка желтоватой кашицы на дне серебряной посуды диссонировала рядом с заполненными выше крыши тарами с черной и красной икрой, вызывая хохот зрителей.
На мой взгляд, разницу между русским и одесским языком можно проиллюстрировать на примере «баклажанной икры», которую в Одессе именуют «икрой из синих». Издавна привычные для одесситов овощи баклажаны, мало кому ведомые за пределами Города, впоследствии попали в Россию, как в прямом, так и в лингвистическом смысле слова. И «консервированная баклажанная икра» — также, ибо первый в России консервный завод был построен одесситом Дубининым в его родном городе. Ныне россияне покупают консервированную баклажанную икру собственного производства. У нас в Одессе это таки не едят в любом удобном для вас смысле, а потому одесситы предпочитают делать закрутки из синеньких, то есть консервы домашнего производства, легендарный «Тещин язык». А «Тещин язык», это же вам не давно оставшийся в прошлом «Портрет тещи», то есть сигареты «Лайка», это гораздо смачнее. Попробуйте баклажанную икру и икру из синеньких, и вы по языковому ощущению, как физиологическому, так и филологическому, почувствуете две большие разницы.
«Синими» или ласково «синенькими» баклажаны темно-фиолетового цвета одесситы именуют не случайно. Баклажан — слово турецкое, а балканские народы, обильно бежавшие в Город от османского ига, именовали этот овощ «синьи». Так что одесское слово «синие» не имеет ничего общего с их русскоязычным аналогом, равно, как и «синяк», то есть алкоголик.
Валентин Катаев писал: «…из синеньких немедленно приготовили баклажанную икру. Разумеется, не ту пресную, сладковатую желтоватую кашицу, которая продается в виде консервов, а ту, настоящую, домашнюю, знаменитую одесскую баклажанную икру — пища богов! — зеленую, с луком, уксусом, чесноком, молдавским перцем, дьявольски острую…». Вынужден дополнить классика; Катаев забыл о помидорах. И не просто любых помидорах, а типа «Микадо» или «Бычье сердце». К тому же для икры из синеньких готовится специальный саламур, по-русски соус. Как вы уже знаете, в Одессе «соусом» именуют жаркое. Почему нет? У нас есть собственный «тартар» — соус типа «Чили», или «чемергес» наподобие аджики, служащие в качестве приправы к мясным блюдам. Есть и чисто одесская приправа «затирушка», готовящаяся специально для нашей фирменной юшечки…
Впрочем, за рецепты одесской кухни написана далеко не одна книга. Так что лучше просто попробуйте хоть раз в жизни икру из синеньких. Гарантирую: станете рубать ее с радостью на лице, и, быть может, только тогда до вас таки дойдет, что есть настоящая Одесса, а что сладковатая кашица цвета детской неожиданности под ее видом. Как говорят по сию пору в Городе: ну, вы меня поняли.
ЯКШИ, АМАН, ГОТОВЬ КАРМАН
Когда речь заходит об одесской литературе, имя Корнея Чуковского отчего-то не упоминается в пресловутой обойме. Наверное, только потому, что Чуковский оказался не просто сказочником, но и неутомимым борцом за чистоту русского языка, защищая его от всяких-разных жаргонных словечек. Тех самых, которых тщательно избегал в своем творчестве главный в мире одесский писатель, сочинявший невероятные истории.
В книге «Живой как жизнь» Корней Иванович предрекал: «Можно не сомневаться, что тот будущий юноша, который в 1973 году скажет, например, рубать или башли, не встретит среди своих сверстников никакого сочувствия и покажется им безнадежно отсталым. К тому времени у них будут готовы свежие синонимы этих жаргонных словечек, а эти вовсе забудутся либо будут отодвинуты в разряд старомодных…».
Как говорят в Одессе, как раз тот случай. Заявляю это в качестве того самого юноши образца 1973 года, который, как утверждается в одной песне местного производства «ходил по улицам, рубал из маслом хлеб».
Да только ли рубал хлеб? А как мы наворачивали шашлыки прямо с шампуров! Или, говоря по-русски: ели кусочки жареного на углях мяса, нанизанные на вертел. Хорошо, пусть в России лишь во второй половине девятнадцатого века узнали, что такое «шампур» и «шашлык», но то, что слово «рубальщик» означает «мясник» там вряд ли знают даже сегодня. Как сейчас помню, в упомянутом Чуковским году мадам Петров швицала перед мадам Шварцман своими шикарными концами: «Взяла у рубальщика качалку — аж гавкает!». Что в переводе на русский язык означает: связи мадам Петровой, которыми она бахвалилась перед соседкой, действительно позволяли ей приобретать во времена дефицита свежайшую вырезку. Извините за слово «свежайшую», пока еще отсутствующее в русском языке.
Иногда одесситы не просто рубали, а прямо-таки маламурили: то есть ели с таким аппетитом, что аж за ушами трещало. Ну, если не маламурили, то исключительно хомячили. Когда же аппетит не приходил даже во время еды, они лемзяли, еле сербая ложкой по тарелке. В общем, у пресловутого «рубать» в одесском языке столько синонимов, что, вопреки прогнозам Чуковского, по сию пору не приходится задумываться за свежие: кушать, хавать, шамать, берлять, нямкать…Уже двадцать первый век на нашем дворе, а одесситы продолжают утверждать, как и во времена моего детства: «Нема ням-ням, нема гав-гав» и, запросто хрумкая, выходят из продовольственного магазина с официальным названием «Ням-Ням». «Хрумкать» издавна означает «есть фрукты»; уже лет пятнадцать, как на одесском телевидении перестала выходить передача «Хрум». Вовсе не по той причине, что «хрумчать вафлями» означает «заниматься минетом»; во времена незабвенного Бабеля это выражение звучало как «обсасывать косточку».
А еще некоторые одесситы штефкали, штыфкали, а сильно грамотные даже фриштыкали в те времена, когда по всему центру Города функционировали «Биржи труда», на каждой из которых постоянно звучало: башли, башмала, музон-халтура, чуваки забашляли, чувиха на большой, лажа, кочумай, смур, друшли, верзять и даже крылатые фразы типа «Рубить капусту — не рубать капусту»…
Нарочно прервусь, чтобы привести пример ранее сказанного. Компьютерная программа «Редактор», подчеркнув слово «смур», подсказала: «Нет существительных, согласующихся с прилагательным «смур». Так, идя по шестому десятку лет, я совершенно случайно узнал, что означает «смур» в русском языке: темно-серого либо темно-бурого цвета. А в языке одесском — «смур» не прилагательное, а существительное, означающее «грусть»…
На любой «Бирже труда» в том самом 1973 году можно было буквально за пять минут сколотить ансамбль, готовый лабать хоть Шопена, хоть Мендельсона. Хотя, конечно, лабать жмуров было не так выгодно по башлям, как шпилить на свадьбе или аманинках. В Одессе с незапамятных времен в каждом дворе жили музыканты, и все эти словечки не понимали разве что ученики школы № 75, домашние животные и роги. Тогда еще не ушла в прошлое одесская традиция: ребенок должен учиться играть на любой музыке раньше, чем стрелять из нее. А лингвистическая тема была неразрывно связана с музыкальной.
В том же 1973 году в моем некогда взятом на выплату маге «Астра-4», слава Богу, гавнулся не дырчик, а всего лишь полетел пассик, и по этой причине, как сказал зверь, я не попал на хорошие башли. Даже если вы не понимаете, отчего я именую «выплатой» русскоязычный «кредит», вправе задать вопрос: причем же здесь Бабель безо всякого саламура? А при том, что он именует в «Одесских рассказах» русскоязычный «ужин» и «завтрак» такими словами, которые было практически невозможно услышать от настоящих одесситов с Молдаванки, знакомых с множеством совершенно иных пищеприемных слов местного производства. Ведь «штыфкать», образованное от «фриштыка», может означать и просто «есть», но «фриштыкать» — исключительно «завтракать». Слово же «снедать», употребленное Бабелем как «завтракать» в рассказах за Молдаванку, издавна применяется в одесском языке исключительно таким образом «Не хер снедать!», что переводится на молдавский язык как «мэй», а на русский — в диапазоне от «просто замечательно» до «весьма плачевно».
А вот на каком чистейшем русском языке писал призывающий отказаться от жаргонных словечек сам Чуковский: «Биндюжники любят меня (хоть и зовут «гандрыбатым») и зачастую насыпают мне полную жменю подсолнухов или сладких рожков». С «хабарником» из процитированного «Серебряного герба» Чуковского более-менее понятно: в русском языке нет синонима этому слову, означающего «мелкий чиновник-коррупционер, чьи расценки известны населению». И в связи со словом «пуканцы» вопросов не возникает, ибо при жизни Корнея Ивановича в русский язык еще не вошел его синоним «попкорн». Но отчего Чуковский употреблял слово «шпательщик» вместо русскоязычного «шпаклевщика», «гандрыбатого» не заменил «сутулым», а «жменю» — «горстью»? Вопрос, конечно, риторический.