Аркаимский колдун - Александр Прозоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Здесь стояли другие, незнакомые стражники, и поэтому ласточка, послушная его воле, перемахнула во двор, сделала там круг, потом еще один, над самой головой Квасура.
Толстяк, словно почуяв неладное, поднял глаза – и ласточка метнулась прочь, скользнула над грунтовкой, по которой вереница из пяти лосей волокла от чащи уже ошкуренные бревна. И возле одного из животных гордо вышагивал Трувор – в его, Андрея, штанах и ветровке из прорезиненной плащевой ткани.
Колдун открыл глаза и перевел дух. В голове молодого человека наконец-то начал зарождаться план мести.
Крепости постоянно требовался материал для ремонта или строительства, и потому несколько горожан отправлялись в лес каждый день. Пятеро могучих сохатых постоянно тянули к крепости то охапку длинных тонких слег, то очищенный от веток сосновый ствол, а то и огромные бревна в полтора обхвата – этакую тяжесть могли сдвинуть только четверо лосей, собранных в одну упряжь. И то ли воины были самыми крепкими мужиками в селении, то ли все мужчины трудились в смену – но время от времени на лесоповал отправлялся и Трувор, одетый на работу точно так же, как на ратную службу.
В следующий раз седобровый воин пошел с сохатыми на четвертый день после пробуждения Андрея. Побродил по лесу, не обращая внимания на следящую за ним из еловой кроны белку, выбрал несколько молодых сосенок с два кулака толщиной, ловко срубил – раз пять во время работы подтачивая топорик, крикнул возничим:
– Отсель слеги тоже приберите! – и пошел дальше в заросли.
Именно в этот небольшой промежуток тишины из кустарника поднялся совершенно голый юноша, прокрался вперед и старательно собрал с примятого места, куда ступил дровосек, примериваясь к дереву перед работой, всю пыль, хвою и поломанные веточки, заложил их в свернутый кулечком лист лопуха. Забрал след и исчез обратно в зарослях так же быстро и бесшумно, как появился.
* * *– Что-то нашел? – Болотница встретила его еще на подходе к своим топям, с интересом вытянула шею. Даром что нежить, а любопытство, будто у обычной девчонки.
– Сквитаться со смертным одним желаю, – не стал обманывать колдун. – Мразь первостатейная! Ты можешь принести мне мертвой воды?
– В чем?
Этот простенький вопрос застал молодого человека врасплох. Он как-то не привык, что плошки-бутылки могут стать проблемой.
– Ладно, – махнула рукой благосклонная к гостю блондинка. – Я тебе в листе кувшинки принесу.
– Постой! – спохватился Андрей. – А ты можешь принести ее не сюда, а к какому-нибудь ручью, впадающему в реку? По правилам, такие заговоры на перекрестье путей творятся. Но ведь слияние вод – это тоже перепутье!
– Хорошо, идем, – согласилась девушка и исчезла. Молодой чародей, не приглядываясь, а ощущая ее по запаху росы, свежего мха и легкому шелесту шагов, поспешил следом.
Вскоре они оказались над устьем бодро журчащего ручейка. Болотница соткалась из воздуха прямо над струйкой, наклонилась, зачерпнула из мелкого русла горсть воды, поднесла к губам, словно желала сделать глоток, но вместо этого совершила протяжный, старательный выдох, словно делясь с жидкостью своим мертвым бессмертием. Протянула колдуну, и тот высыпал собранный след ей в ладони:
– Ты теки, вода мертвая, по следу мужа Трувора, по его тропе, пути-дороге, по его судьбе, жизни, телу крепкому. Ты смой, вода мертвая, с него пот и грязь, с него веселье и радость, с него силу и здоровье. Ты смывай с него, вода мертвая, все, что стекается, ты уноси все это в ручьи тихие, в реки широкие, за моря, за горы, за глубокие омуты. Ты теки, теки, вода мертвая, от меня на мужа Трувора, по его следу, на его судьбу, на его тело, да и в дальние миры, днем светлым и ночью темною, под облаками и под звездами, да с сего часа и до последнего дня…
Болотница, то ли уловив его желание, то ли сама зная, как поступить, опустила руки и выпустила след воина, перемешанный с мертвой водой, в водоворотик, что образовал втекающий в полноводную Москву-реку бодрый лесной ручеек.
Это была самая настоящая порча, гнусная и смертная – на извод. Вытягивающая силы, иссушающая тело, отнимающая здоровье. Если человек не заметит такую, не отчитает ее у опытной ведьмы, не сбросит через горячий воск – через пару лет в могилу ляжет, и никто из окружающих ничего не заподозрит.
Ну, заболел человек тяжело чем-то медицине неизвестным. Странно сие, неожиданно – но бывает.
Разумеется, Трувора защищала от сглаза и порчи целая россыпь амулетов – но именно потому Андрей и наговорил след на текучую воду. Вода речная терпелива и бесконечна, тянет и тянет, точит и точит… Обереги, понятно, станут владельца защищать, но их сила ограниченна, порча за пару дней все вытянет. Утекут способности всех рун и ладанок, как вода из прохудившейся бочки. А воин ничего и не заметит. Кто же из обычных людей отличит выдохшийся амулет от настоящего?
Покончив со своим темным делом, Андрей отправился к болоту, на ходу срывая съедобные грибы и набивая ими живот, а добравшись до вязи, несмотря на ранний час, залез в свою уютную влажную нору среди густого целебного мха, закрыл глаза.
Он уже начал дремать, когда рыхлая толща закачалась, и к нему в логово решительно забралась болотница, тут же прижавшись всем телом. Положила голову на плечо:
– Скоро уходишь?
– Откуда ты знаешь? – Андрей поколебался, поднял руку, погладил ее по волосам.
Не мог же он оттолкнуть девушку, исцелившую его от ран, вытащившую буквально из мира мертвых!
– Чувствую… – Она прижалась плотнее. – Все эти дни ты был в заботах, сегодня же с легкой душой примчался. Я опять останусь одна.
Андрей помолчал. Чтобы сказать хоть что-нибудь, спросил:
– Как тебя зовут?
– Зачем мне имя? – удивилась болотница. – Кроме меня тут никого нет.
– А как ты стала… здешней хозяйкой? – осторожно подбирая слова, поинтересовался он.
– Пришла, – пожала плечами девушка. – С мамой поругалась, вот ее и бросила. Молодая еще была, глупая совсем. Вернулась бы, да там и без меня завсегда тесно было. Место прохожее, дети у многих случались. Сейчас, верно, там совсем плохо.
– Да-а, дети растут… – неопределенно поддакнул колдун.
В его разуме с грохотом обрушилась привычная картина мироздания, в которой русалками и болотницами становились девушки, утопившиеся от несчастной любви.
Впрочем, в этой картине и криксами оборачивались умершие некрещеными младенцы. Между тем минимум одну криксу он видел здесь собственными глазами. А христианство никто еще даже не задумал. Тысяча лет до первых проповедей.
– Ты ко мне так и не прикоснешься? – прямолинейно поинтересовалась болотница.
– Прости, но я люблю другую…
– Счастливая, – позавидовала нежить. – А ко мне на вязь когда еще мужчина снова забредет…
– Часто забредают?
Девушка неопределенно пожала плечами.
И то верно – зачем болотнице считать дни или годы, следить за временем? Бессмертное существо в неизменном мире…
– Может, тебе в город пойти? Или в деревню. Тут выше по течению есть, я видел.
– Ну их… – поморщилась водяная блондинка. – Суетятся они всегда, бегают с утра до вечера. Стучат, жгут, таскают, бьют… Воняет всегда далеко окрест. Не хочу.
– Да, здесь тихо, – согласился Андрей, обняв ее и прижав крепче. Закрыл глаза.
Болотница не собиралась чего-то требовать, не пыталась добиваться своего. Она умела ждать. Не сегодня – так через день, через год или через век. Не этот мужчина – так другой или третий. Немного терпения, спокойствия, размеренности – и когда-нибудь она и так получит все, чего желает.
Суета, борьба, спешка – это для смертных.
* * *В следующий вечер Трувор заступил в сторожу вместе с братьями Чоком и Последышем. Заступил старшим, и это радовало тридцатилетнего мужчину. Ведь с братьями они были ровесниками, главным мог стать любой. Но Квасур уже который раз указал именно на него.
Ночь обещала быть теплой и безветренной. В такую караулить покой города одно удовольствие. Отдых, а не служба.
На небе уже высыпали звезды, а жители крепости отправились ко сну, когда из леса наконец вернулись с тяжелыми бадьями мокрого мха усталые плотники. Стража уже собралась закрывать за ними створки, когда Трувор услышал из зарослей вербы у родникового стока слабый девичий возглас:
– Помогите! Умоляю, помогите кто-нибудь! Я не могу идти!
– Вы слышали? – Воин глянул на братьев.
– Нет, – одновременно пожали плечами бородачи.
– Лю-ди-и! Хоть кто-нибудь! – Голос был молодым и сладким. Явно принадлежал какой-то юной ладушке. Может, кто из девок ногу подвернул, а в дневном шуме ее стонов не расслышать было? – Спасите меня! Тут холодно!
– Слышали? – опять спросил Трувор.
– Нет…
Но жалобный голосок все продолжал и продолжал звучать из кустов, тревожа Трувору самое сер-дце.
– Так… – решил он, положив руку на рукоять ножа. – Последыш, бди тут! Из ворот ни ногой! Чок, за мной!