Марк Красс - Геннадий Левицкий

— Что ты говоришь, Ноний? — удивился Фимбрия. — Нас послал против Суллы римский Сенат.

— Пусть Сенат и воюет с ним. А если ты, Гай Фимбрия, ищешь гибели, то из этого не следует, что твою участь должны разделить десять тысяч человек.

— Изменник! — военачальник выхватил меч и бросился на своего боевого товарища.

В войске раздались громкие крики негодования. Ближайшие к Нонию легионеры обнажили мечи и своими телами закрыли товарища, осмелившегося открыто выразить общее мнение. Увидев, что ему придется сражаться с собственными легионерами, Фимбрия в сердцах отбросил меч в сторону и направился в свою палатку. Трибун поднял оружие и пошел вслед за ним.

Легионеры еще долгое время бурно обсуждали происшедшее, а к вечеру по одному, по двое и целыми толпами начали переходить в лагерь Суллы.

Утром Сулла Счастливый вступил в опустевший лагерь Фимбрии. Его легат Марк Лициний Красс первым бросился к палатке военачальника. Она была пуста, как и все остальные. Красс поспешил обратиться к Сулле:

— Проконсул, позволь найти его и отомстить за смерть отца и брата.

— Фимбрия потерял свое войско и как противник не интересует меня, — задумался Сулла, — но он отверг мои предложения, и ты, Марк, имеешь полное право требовать его смерти. Если она доставит тебе удовольствие, ступай и разыщи своего врага, но помни, я не могу дать тебе более пяти дней. Если не управишься за этот срок, оставь Фимбрию воле богов и отправляйся в Эфес. Оттуда мы начнем свой поход на Рим.

Марк Красс взял двести всадников и повел их по горячим следам Фимбрии. Поскольку мятежный легат доставил много бед местным жителям, они охотно помогали Крассу в поисках.

Отряд легата Суллы настиг Фимбрию в Пергаме. Тот нашел убежище в храме Эскулапа[13]. Храм этот был широко известен в Малой Азии. С ним связывали чудеса исцеления прокаженных, паралитиков, слепых — жрецы Эскулапа делали сложные операции по удалению катаракты.

Красс решительно переступил порог жилища богов, легионеры с несколько меньшей смелостью последовали за легатом. Их попытались остановить жрецы, грозившие проклятием каждому вошедшему в храм с оружием. В ответ на угрозы Красс обнажил меч и, не замедляя шага, произнес:

— Не волнуйтесь, почтенные жрецы, я не причиню зла вашему богу. Наоборот, я очищу храм Эскулапа от скверны.

Фимбрию нашли у алтаря. Это был уже не тот бесстрашный военачальник, что с двумя легионами преследовал Митридата и едва не захватил царя в плен. Загнанный в угол зверь обреченно смотрел на охотников, пришедших за его жизнью.

— Марк Красс, если не ошибаюсь? — зло прошипел Фимбрия.

— Да, я брат того, кто пал от твоей руки; я сын того, чья смерть на твоей совести. Долго я ждал этого часа. Ради него пришел с другого конца необъятных римских владений; теперь, подлый убийца, ты заплатишь за все.

— Ты очень похож на отца.

— Вставай, Фимбрия, и умри достойно.

— Ты хочешь убить меня в храме?

— Я выброшу тебя вон и прикончу в сточной канаве.

— Моя рука держит меч. Не думаешь ли ты, что отнять его у Гая Фимбрии будет легко? Храм осквернится кровью, и не только моей.

— Меня не остановят даже боги. Я не побоюсь их проклятия, чтобы успокоить души отца и брата в царстве мертвых.

— Подожди, Красс, дай мне проститься с жизнью. Оставь храм, я сам выйду к тебе, — попросил вдруг Фимбрия. — Надеюсь, ты не откажешь в последнем желании римскому легату. Даже преступник имеет право на него.

Красс колебался.

— Обещаю, ты не будешь ждать долго.

— Я исполню твою просьбу, — наконец согласился Марк Красс, — но не пытайся бежать, храм окружен моими легионерами.

Некоторое время Красс ходил взад-вперед у подножия храма Эскулапа. Рука его нервно сжимала рукоять меча.

— Надо поторопить Фимбрию, Харон устал ждать его подлую душу. — Красс направился к последнему убежищу своего кровного врага.

— Подлец, он обманул меня! — воскликнул легат Суллы, едва сделав несколько шагов в глубь храма.

Фимбрия лежал на спине, в груди его торчал короткий меч. Рука, привыкшая убивать, продолжала в последней судороге сжимать оружие. И на этот раз она сделала свое дело умело и мгновенно. Лицо Фимбрии выражало удовлетворение, на устах застыла злорадная усмешка.

Вошедшие вслед за Крассом легионеры остановились в ужасе. По алтарю растекалось огромное кровавое пятно. Брызги крови окропили статую Аполлона, по преданию — отца Эскулапа.

Осквернить храм кровью считалось неслыханным святотатством. Если самоубийство происходило в храме, то вина ложилась на человека, из-за которого оно произошло. Поэтому товарищи Красса со страхом смотрели то на своего легата, то на кровь, грозящую им местью богов.

— Так было угодно богам, — сказал Красс и обернулся к легионерам. — Что вы застыли словно статуи? Посмотрите на радостное лицо Аполлона и успокойтесь. Боги довольны, что избавились от присутствия этого человека.

Красс оказался достойным учеником Суллы.

От Брундизия до Рима

Весной 83 года до н. э. Луций Корнелий Сулла высадился в Брундизии.

Его легионеры неохотно покидали Азию, где были полными хозяевами, они втайне завидовали товарищам, оставшимся там под началом Луция Лукулла. Легионеры не боялись новых войн и походов, но предстояли битвы не с чужеземцами, а с братьями.

Сулла знал настроения своих воинов и опасался, как бы они не разбежались по домам, едва ступив на италийский берег. Ведь предстояла трудная и кровавая война с их же соплеменниками, а надежды на большую добычу не было. Что греха таить, многие воевали из-за денег; рискуя жизнью, они надеялись обеспечить себе сносное существование, а наиболее дальновидные — и безбедную старость.

До сих пор легионеры Суллы не испытывали недостатка ни в чем; даже самые алчные были довольны вознаграждением после походов и битв. Проконсул сквозь пальцы смотрел на такие «шалости» воинов, как сожженные и разграбленные города, опустошенные селения, проданные в рабство мирные жители. Все это он мог позволить в Греции и Азии, но не в Италии.

— Римляне! — начал свою речь Сулла накануне отплытия. — Я не оговорился, называя так всех вас. Хотя в строю стоят и греки, и испанцы, и прочие народы — все вы после войны получите римское гражданство. Каждому дадут надел земли в Италии или в одной из римских провинций, чтобы вы могли достойно встретить старость. Но это все, что я могу обещать. Заранее предупреждаю: не рассчитывайте на богатую добычу — вам будет принадлежать лишь то, что захватите на поле боя. Я запрещаю притеснять и грабить римлян или союзников. Топор ликтора ждет каждого, на кого пожалуется мирный римлянин. Возможно, придется сократить ваше жалованье. Я не хочу скрывать, что единственный источник поступления денег — это провинция Азия. Она разорена Митридатом и Фимбрией; едва ли Лукуллу удастся собрать налоги и недоимки за прошлые годы. В остальном — все как обычно: противник превосходит нас в несколько раз, но с нами удача и умение побеждать. Вашу силу и доблесть узнали Греция и Азия, настал черед показать их Риму.

Луций Сулла был уверен, что некоторые слова его речи вряд ли понравятся легионерам, но обманывать их он не мог. Проконсул всегда заботился о воинах, как о собственных детях, и полагал, что вправе рассчитывать на их преданность. Однако реакция легионеров была неожиданной даже для Суллы Счастливого. Воины единодушно принесли личную клятву своему военачальнику. Они предоставили ему право распоряжаться не только их жизнью и судьбой, но также имуществом. Едва Сулла намекнул на будущие денежные затруднения, как легионеры начали сбор пожертвований на предстоящий поход; каждый нес полководцу свои сбережения. Несли не только римляне, но и греческие наемники и даже набранные Лукуллом киликийские пираты.

Растроганный Сулла долго благодарил легионеров, но от их денег отказался. Казна пока еще была полна греческих сокровищ, нетронутыми лежали и две тысячи талантов, полученные от Митридата.

Сулла высадился в Италии с войском около сорока тысяч человек. Общая численность армий его противников составляла примерно двести тысяч.

Удача не покинула Суллу Счастливого и на родине. Крупнейший италийский порт Брундизий без сопротивления открыл ему ворота. В благодарность за этот поступок Сулла освободил жителей Брундизия от податей. Здесь же проконсул получил известие, что его злейший враг Цинна убит собственными легионерами.

Слухи о высадке Суллы быстро разлетелись по стране, со всей Италии к нему начали стекаться сторонники. Одним из первых пришел Квинт Метелл Пий, бежавший из Африки и до сих пор скрывавшийся с преданными людьми в горах Лигурии. Рад был Сулла и переходу на его сторону Луция Филиппа, бывшего ранее консулом. Он поручил консуляру отвоевать остров Сардинию и заняться там сбором продовольствия для своего войска. Вслед за Луцием Филиппом в лагерь Суллы потянулись и другие знатные марианцы: Квинт Лукреций Офелла, Публий Корнелий Цетег, Гай Веррес.