Наследники Лаврентия Берия. Путин и его команда - Владимир Буковский

— Иммиграция в нынешней Европе — феномен вынужденный, она действительно связана с демографическим кризисом и необходимостью поддерживать экономическую инфраструктуру. Но меня также удивляет эта странность в поведении наших правительств, я однажды говорил о ней, когда был приглашен выступить в Британском парламенте.

ИЗ ВЫСТУПЛЕНИЯ В. БУКОВСКОГО В БРИТАНСКОМ ПАРЛАМЕНТЕ, 2002

У нас есть много рабочих, много квалифицированной рабочей силы в России, Польше, Болгарии, Белоруссии, на Украине — миллионы человек. Но нет, Европейская комиссия не хочет, чтобы они пришли в Европу. Она хочет, чтобы это были этнически другие люди.

Будучи сам натурализованным британским гражданином, иммигрантом, я симпатизирую этим людям, стремящимся найти убежище от преследований. Я симпатизирую способности этих людей жить в мультиэтническом окружении, имея дело с самыми разнообразными вкусами и образом жизни других людей. Я очень терпимый человек. Но одно дело быть терпимым к тому, что для тебя является чем-то данным, и совсем другое дело — намеренно создавать громадную проблему. Намеренно создавать проблему, которая впоследствии превратится в разрушительную. Мы все знаем, что адаптация вновь прибывших иммигрантов, и особенно иммигрантов из третьего мира, является весьма болезненным процессом. Он будет болезненным и для иммигрантов, и для общества.

Почему левые делают это? А потому, что это очень удобно. Во-первых, они получают привязанный к ним электорат, людей, которые обречены голосовать за них как за партии, постоянно распределяющие и перераспределяющие общественные средства и помощь. Во-вторых, мы все будем испытывать чувство вины. Это так мило. Любой, кто заикнется по поводу этой проблемы, немедленно превратится в парию. И это так удобно для того, чтобы применять репрессивные меры и затыкать рот любым оппонентам. В-третьих, окончательной целью этих людей является одно-единственное большое государство на весь мир.

— Неужели европейские комиссары сознательно строят антиутопию Оруэлла или Хаксли?

— Вряд ли — но только она неизбежно получается. Они интеллигенты, не знающие реальной жизни, прекраснодушные теоретики, которые всегда бывают крайне удивлены, что из их благих намерений вдруг возникает монструозная система, которая их самих перемалывает. И ладно бы только их самих — ной голосующие за них народы. Советские интеллигенты, к примеру, совсем не знали Запада и в результате построили какой-то действительно «загнивающий», бандитский капитализм из своих партийных учебников. Западноевропейские не знали, что такое на самом деле социализм, мечтали о нем как о рае земном — вот и получат теперь второе издание СССР. Вся эта новая Вавилонская башня, как и положено, кончится враждой, злобой, этническими конфликтами. Ну вот, к примеру, грек и финн — это же абсолютно разные языки, религии, образы жизни — а в Брюсселе все мешают в одну кашу и искусственно запутывают. Я боюсь, что тем самым создается такая взрывоопасная смесь, по сравнению с которой XX век покажется детскими сказками.

— Но параллельно с этой централизацией в Европе, по мнению многих наблюдателей, разворачивается и обратный процесс — локализации, пробуждения местных культур.

— И не только в Европе. Локализация — это естественный ответ местных культур на искусственный централизм. Причем этими «локальностями» могут быть даже целые страны, которые вдруг возьмут и начнут производить нечто небывалое. Вот, к примеру, Чили — узкая полоска земли вдоль океана. Когда всеми проклинаемый Пиночет там пришел к власти, он сразу созвал лучших западных экономистов и попросил у них совета — как вытаскивать страну из ужасного кризиса, оставленного социалистами. А они ему сказали единственное — вы только, пожалуйста, не вмешивайтесь в экономику. И через три года слабоиндустриальная Чили стала вдруг экспортировать мини-холодильники, завалила ими все американские рынки! Пиночет опять созвал экономистов и спросил: а что вы сделали? Те ему: это не мы, просто наконец-то свободно заработали местные условия. Раньше там почти не было виноградников — теперь чилийское вино одно из лучших в мире. Теперь Чили самая развитая страна Южной Америки, а раньше, наоборот, оттуда все бежали. Корвалан же не зря туда вернулся. (Смеется). А при власти его товарищей там была только добыча меди, и дикая коррупция вокруг нее.

— В России сейчас много говорят о «борьбе с коррупцией», только все на это реагируют иронически.

— Ну, коррупция в сегодняшней России — это нечто, принадлежащее какому-то другому, запредельному миру. Это уже не коррупция, это система. Практически весь нынешний российский капитализм — это плоть от плоти прежней коммунистической системы, с ее круговой порукой и жестким распределением ролей. Откуда, вы думаете, взялись все эти «олигархи»? С луны свалились? Это просто результат конвертации чиновничьих постов в собственность. Это было совершенно сознательно сделано — но втихаря, еще задолго до гайдаровской приватизации. У меня есть копия директивы ЦК КПСС конца 80-х, о подборе молодых карьеристов, короче говоря, «мальчиков-мажоров», из структур комсомола и ГБ, которых срочно обучали финансовым дисциплинам и затем вручали им куски выгодной собственности. Как «доверенным лицам партии»! И они давали в этом расписку. Вот Ходорковский, к примеру, откуда взялся? А он просто был одним из тех, кто в ЦК ВЛКСМ прошел эти курсы, получил свой начальный капитал, привилегии и затем развернулся. Прижали его только, когда парень слегка зарвался и у него началось политическое «головокружение от успехов». Вот что это было такое. Никакой естественной, народной капитализации, как в некоторых восточноевропейских странах, в России не произошло. А «выскочек» давила мафия, повязанная наверху все с той же партийно-гэбэшной структурой.

— И теперь этот «капитализм» пытаются скрестить с европейским, таким же централизованным и коррумпированным.

— Да, продолжается та же «конвергенция»- их бюрократы охотно ездят друг к другу и «перенимают опыт». Они все здорово умеют прикрываться благими лозунгами, но цели у них те же — распределять и перераспределять не ими произведенное, устанавливая при этом новую, жесткую идеологическую цензуру. А яне хочу жить в этой антиутопии.

— Недавно я прочитал любопытную статистику — 49 % британцев не желают признавать себя европейцами, если под этим подразумевается подчинение Евросоюзу.

— И я целиком с ними солидарен! Здесь даже партия интересная есть, которую я поддерживаю, Партия Независимости Великобритании (UK Independence Party). Британцы очень ценят свою историческую самобытность и не желают ее менять на сомнительные и навязчивые «евростандарты». Если угодно — Британия сегодня это суверенный «Новгород» на фоне брюссельской экспансии.

— В последнее время в России меня удивляет какое-то небывалое общественное смирение, порою кажется, что все застыли, как кролик перед удавом, и уверили сами себя, что «все предрешено». Воли к новому историческому творчеству, кажется, ни у кого не осталось. Хотя эта система однажды может просто «зависнуть» — хотя бы из-за того же падения цен на нефть — но никто и не думает над альтернативными стратегиями.

— Меня тоже это удивляет. Действительно, такое впечатление, что все живут сегодняшним днем, не думая, что все может мгновенно измениться — хотя российская история, казалось бы, уже не раз этому учила. Ведь в ней все самое главное происходит именно тогда, когда кажется, что «ничего не будет». Вот сейчас «Комитет-2008» создали, как будто эти ближайшие четыре года просто вычеркнули. Гарик Каспаров, конечно, хороший парень, но так заведомо вычеркивать ходы можно только в шахматах. (Смеется). Но даже если я иной раз скептически к ним настроен, предпочитаю все-таки их поддержать при случае, подписать какие-то обращения — иначе там совсем уж апатия наступит. (Раздается мяуканье.) О, извините, мой кот пришел — пойду покормлю.

— На мой взгляд, нынешние российские либералы по своему централистскому мышлению мало чем отличаются от властей. Поэтому и в регионах их не особенно отличают друг от друга. «Кто приехал? — А, опять какие-то московские политики!»

— Я давно это замечаю. Знаете, я ведь еще в 1962 году с геологами проехал почти всю Сибирь, в 70-м путешествовал по Коми, по реке Печоре. Вообще я довольно много поездил по стране, пока был не в тюрьме. И на своем опыте знаю, какая повсюду жесткая антипатия к Москве. В советское время она просто была показной витриной социализма — именно для этого из голодавшей страны туда свозилось все. Как точно тогда заметил один мой приятель: «Москва — это не сердце нашей родины, а ее желудок». И в 90-е годы положение не исправилось, а еще более усугубилось. Хотя нормальной экономике не просто не нужен, а прямо противопоказан такой тотальный централизм, когда из одной точки командуют всем. Действительно, для москвичей и жителей регионов созданы совершенно разные возможности, а вследствие этого у них разное политическое мышление. Жаль, что московские либералы этого не чувствуют.