Волшебница Шалотт и другие стихотворения - Альфред Теннисон

«МЫ ШЛИ ПОД ВЕЧЕР ВДОЛЬ МЕЖИ»

Мы шли под вечер вдоль межи,Колосья спелые срывая;Но что-то сердце обожгло,Мы стали спорить резко, зло —И вдруг опомнились, рыдая.О, эти ссоры меж родных,Когда, обидой закипая,Бог знает что наговоришь —И вдруг опомнишься, рыдая.И мы пришли туда, где спитМалютка наша дорогаяПод серым холмиком земли,Заросшим холмиком земли —И обнялись, рыдая…

Г. Кружков

‘ASK ME NO MORE’

Ask me no more: the moon may draw the sea;The cloud may stoop from heaven and take the shapeWith fold to fold, of mountain or of cape;But О too fond, when have I answer’d thee?Ask me no more.

Ask me no more: what answer should I give?I love not hollow cheek or faded eye:Yet, О my friend, I will not have thee die!Ask me no more, lest I should bid thee live;Ask me no more.

Ask me no more: thy fate and mine are seal’d:I strove against the stream and all in vain:Let the great river take me to the main:No more, dear love, for at a touch I yield;Ask me no more.

«НЕ СПРАШИВАЙ»

Не спрашивай; луна взманит волну,Иль облака под ветром примут видКаких-то замков или пирамид;Я этих пылких взоров не верну:Не спрашивай меня.

Ты хочешь знать, что я тебе скажу?Мне скучны эти лепеты любви;И все-таки — не умирай, живи!Признаться ли? — я за тебя дрожу:Не спрашивай меня.

Не спрашивай, мой друг: твоя судьба,Мою судьбу, как нить, переплела;Против теченья тщетно я плыла.О мой любимый, как душа слаба!Не спрашивай меня.

Г. Кружков

‘COME DOWN, О MAID’

Come down, О maid, from yonder mountain height:What pleasure lives in height (the shepherd sang)In height and cold, the splendour of the hills?But cease to move so near the Heavens, and ceaseTo glide a sunbeam by the blasted Pine,To sit a star upon the sparkling spire;And come, for Love is of the valley, come,For Love is of the valley, come thou downAnd find him; by the happy threshold, he,Or hand in hand with Plenty in the maize,Or red with spirted purple of the vats,Or foxlike in the vine; nor cares to walkWith Death and Morning on the silver horns,Nor wilt thou snare him in the white ravine,Nor find him dropt upon the firths of ice,That huddling slant in furrow-cloven fallsTo roll the torrent out of dusky doors:But follow; let the torrent dance thee downTo find him in the valley; let the wildLean-headed Eagles yelp alone, and leaveThe monstrous ledges there to slope, and spillTheir thousand wreaths of dangling water-smoke,That like a broken purpose waste in air:So waste not thou; but come; for all the valesAwait thee; azure pillars of the hearthArise to thee; the children call, and IThy shepherd pipe, and sweet is every sound,Sweeter thy voice, but every sound is sweet;Myriads of rivulets hurrying thro’ the lawn,The moan of doves in immemorial elms,And murmuring of innumerable bees.

«СОЙДИ, О ДЕВА, С ПЕРЕВАЛА ВНИЗ»

Сойди, о дева, с перевала вниз!Какая тебе радость (пел Пастух)В сверкании и холоде высот?Остерегись так близко к небесамМерцать звездой меж скал, скользить, как луч,У расщепленной молнией сосны.Спустись в долину, где Любовь живет,Любовь найдешь ты только здесь, внизу,У жаркого огня — или в полях,В обнимку с Урожаем молодым,Или меж бочек с пурпурным вином,Или в саду гоняющей лисят;Ей скучен серебристорогий лик,Гримаса бледной смерти ей страшна.Любви не сыщешь между диких скалИ ледников, сползающих с горыВ ущелье, вместе с грудами камней,Чтоб хлынуть пенистым потоком вниз.Сойди же за танцующей водойВ долину; пусть плешивые орлыКричат вверху и между страшных кручДымятся брызги тысяч мелких струй,Как попусту растраченных надежд.Так не губи себя; спеши сюда!Долина ждет тебя, лазурный дымВосходит в воздух, детвора кричит;И твой пастух играет на рожкеТак нежно, что лишь голос твой нежней;Звенят в лугах бессчетные ручьи,И стонут горлицы среди ветвей,И пчелы медоносные жужжат.

Г. Кружков

FROM IN MEMORIAM A. H. H

ИЗ ЦИКЛА «IN MEMORIAM»

V

I sometimes hold it half a sinTo put in words the grief I feel;For words, like Nature, half revealAnd half conceal the Soul within.

But, for the unquiet heart and brain,A use in measured language lies;The sad mechanic exercise,Like dull narcotics, numbing pain.

In words, like weeds, I’ll wrap me o’er,Like coarsest clothes against the cold:But that large grief which these enfoldIs given in outline and no more.

V

Порой мне кажется: грешноПисаньем горе умножать —Как будто полуобнажать,Что прикровенным быть должно.

И если сызнова пишу,То лишь затем, что я такимЗанятьем истово тупым,Как опиумом, боль глушу.

И, чтобы спрятать скорбь своюИ холод жизни обмануть,В дерюгу слов укутав грудь,Я здесь, как чучело, стою.

Г. Кружков

VII

Dark house, by which once more I standHere in the long unlovely street,Doors, where my heart was used to beatSo quickly, waiting for a hand,

A hand that can be clasp’d no more —Behold me, for I cannot sleep,And like a guilty thing I creepAt earliest morning to the door.

He is not here; but far awayThe noise of life begins again,And ghastly thro’ the drizzling rainOn the bald street breaks the blank day.

VII

Дом пуст. К чему мне тут стоятьИ у порога ждать теперь,Где, прежде чем ударить в дверь,Я сердце должен был унять?

Укор вины, укол тоски;Взгляни — я не могу уснуть,Бреду в предутреннюю мутьВновь ощутить тепло руки,

Которой нет… Тебя здесь нет!Но снова слышен скрип забот,И в мокрой, серой мгле ползет,Как привидение, рассвет.

Г. Кружков

XI

Calm is the morn without a sound,Calm as to suit a calmer grief,And only thro’ the faded leafThe chestnut pattering to the ground:

Calm and deep peace on this high wold,And on these dews that drench the furze,And all the silvery gossamersThat twinkle into green and gold:

Calm and still light on yon great plainThat sweeps with all its autumn bowers,And crowded farms and lessening towers,To mingle with the bounding main:

Calm and deep peace in this wide air,These leaves that redden to the fall;And in my heart, if calm at all,If any calm, a calm despair:

Calm on the seas, and silver sleep,And waves that sway themselves in rest,And dead calm in that noble breastWhich heaves but with the heaving deep.

XI

Как тихо, Господи, вокруг!Такая тишь среди полян,Что, если падает каштан,Слой листьев поглощает звук.

Тишь в поле. Зябкою росойКалины каждый лист омыт;И паутину золотитЗари осенней луч косой.

Тишь в воздухе, ни ветерка;Недвижный лес день ото дняПустей. И в сердце у меняПокой и мертвая тоска.

Тишь, как туман, у ног течет,Равнина дышит тишинойИ хочет слиться с пеленойХолодных мутно-серых вод.

Над океаном — тихий бриз;И в той груди навек покой,Которую лишь вал морскойКолышет мерно вверх и вниз.

Г. Кружков

LIV

Oh yet we trust that somehow goodWill be the final goal of ill,To pangs of nature, sins of will,Defects of doubt, and taints of blood;

That nothing walks with aimless feet;That not one life shall be destroy’d,Or cast as rubbish to the void,When God hath made the pile complete;

That not a worm is cloven in vain;That not a moth with vain desireIs shrivell’d in a fruitless fire,Or but subserves another’s gain.

Behold, we know not anything;I can but trust that good shall fallAt last - far off - at last, to all,And every winter change to spring.

So runs my dream: but what am I?An infant crying in the night:An infant crying for the light:And with no language but a cry.

LIV

О да, когда-нибудь потомВсе зло мирское, кровь и грязь,Каким-то чудом истребясь,Мы верим, кончится добром.

У каждого — свой верный шанс;Ничто не канет в никуда,Как карта лишняя, когдаГосподь закончит свой пасьянс.

Есть цель, невидимая нам:Самосожженье мотылькаИ корчи в глине червяка,Разрезанного пополам —

Все не напрасно — там, вдали,Где нет зимы и темноты,(Так мнится мне) для нас цветыНеведомые расцвели…

Но кто я, в сущности, такой?Ребенок, плачущий впотьмах,Не зная, как унять свой страхВ кромешной темноте ночной.

Г. Кружков