Джек и Джилл - Луиза Мэй Олкотт

— Ты тоже, — окинув ее внимательным взглядом, ответил галантный Джек.

Вид у обоих и впрямь был цветущий, чему в немалой степени способствовала радость, озарявшая их лица. И оделись оба красиво. Джилл для этого случая выбрала элегантный капот из красного бархата и белое жабо, с которыми весьма эффектно сочетались разноцветные бусы, ярко переливающиеся в лучах солнца. Черные ее кудри были тщательно уложены и забраны в сетку. На ногах девочки поблескивали изящно украшенные мягкие туфельки. Костюм Джека не отличался подобной эффектностью, однако мальчик тоже тщательно подобрал все его составляющие и выглядел сейчас настолько празднично, насколько это позволяло его нынешнее состояние: синий халат с синими обшлагами и воротником дополняли безупречная белая рубашка с прекрасными запонками, синий шелковый галстук и надушенный платок из синего шелка, выглядывающий кокетливым уголком из нагрудного кармана халата. Светлые волосы мальчика были расчесаны на прямой пробор, а волнистая челка, спускаясь на лоб, прикрывала собой черный пластырь. Ноги Джека укутывал плед.

— Как же я счастлив тебя снова видеть! — то и дело повторял он, и голубые его глаза сияли ярче ясного зимнего неба, а в широкой улыбке открывались почти все его белоснежные зубы. — Правда здорово, что мы здесь теперь вместе и будем развлекать друг друга?!

— Еще бы не здорово! — кивнула Джилл, и лицо ее вдруг погрустнело.

— Что случилось? — спросил Джек, от которого не укрылась эта перемена в настроении подруги.

— Ну, понимаешь, один день — ведь это так мало, — выдохнула она. — Вечером я вернусь домой, и мне станет еще хуже, чем раньше.

— Но ты вечером не вернешься домой, а останешься здесь надолго, — торопливо произнес Джек. — Разве твоя мама ничего не говорила тебе?

— Нет. Впервые об этом слышу. Как здорово! — вновь заблестели глаза девочки. — Неужели я правда останусь? И где я тогда буду спать? И что моя мама будет делать без меня одна? — обрушила она, не переводя дыхания, поток вопросов на Джека.

— Все предусмотрено, — победно улыбнувшись, ответил тот. — Мама от меня скрывала. Боялась, наверное, что я тебе выболтаю. Но Фрэнк в результате все-таки раскололся. Здесь, на втором этаже, для тебя приготовлена спальня. Твоя мама, конечно, тоже к нам переедет. А в этой комнате мы все вместе будем развлекаться, пока не выздоровеем.

У Джилл от подобной перспективы перехватило дыхание. И прежде чем она вновь обрела дар речи, в комнате появились Фрэнк и Ральф с двумя огромными бельевыми корзинами, полными самых разнообразных предметов для украшения рождественской ели-тсуги. [23]

— Кто же все это устроил? — начал расспрашивать Джек, пока его старший брат и Ральф прикрепляли проволокой свечи к веткам дерева.

— Придумала мама, а мы с Ральфом осуществили, — откликнулся Фрэнк. — Без него здесь было бы и вполовину не так красиво. Именно Ральф придумал нарисовать эти шпалеры и наклеить на них птиц с бабочками. А вон туда, — указал Фрэнк на другую стену, — прикрепил канареек. Как они смотрятся на синем фоне, а? — призвал он Джека и Джилл оценить странного вида желто-оранжевых картонных пернатых, по виду которых можно было предположить, что их во время полета настиг сердечный приступ.

— Твоя мама, Джек, сказала, что эта комната по праву может называться Птичьей, вот мы и решили поймать тебе для коллекции птичку-пирангу, [24] — весело покосился Ральф на Джилл, и впрямь сейчас очень напоминавшую красивую яркую птичку в уютном гнезде.

— Молодцы, — поддержал шутку Джек. — И мы будем держать ее в этой прекрасной клетке, пока не сможем вместе взлететь. Слушай, Джилл, как ты думаешь, сильно мы будем отставать от остальных ребят, когда вернемся наконец в школу? — неожиданно посерьезнел он.

— Сильно, если не будем заниматься, — ответила девочка. — Кстати, доктор уже разрешил мне заниматься — при условии, что я буду лежать. Молли принесла мне из школы мои учебники. А Мэри обещает забегать каждый день после уроков и рассказывать, что они проходили. Вот не стану хуже учиться, пусть даже у меня спина треснула! — решительно тряхнула девочка головой, и несколько черных кудряшек, выбившись из-под сетки, пружинками заплясали у нее на лбу.

— Фрэнк предлагал натаскать меня по латыни, но мне было лень, и я вообще ничего не делал, — признался Джек. — Давай-ка вместе теперь возьмем себя в руки. Прямо с нового года и начнем, — предложил он. Учеба, конечно, его увлекала далеко не так сильно, как лежащую от него чуть поодаль ясноглазую девочку, но он не хотел отстать от нее.

— Давай, — с охотой согласилась Джилл. — Ребята последнее время в основном занимались повторением, а значит, мы не слишком много пропустили. Если как следует в каникулы позанимаемся, то нагоним. Ой, знаешь, я так ужасно скучаю по школе, — вздохнула она, отчетливо вспоминая каждую кляксу и выщербину на поверхности своей парты.

— Посмотри, настала очередь наших с тобой поделок. По-моему, они очень недурно выглядят. — Джек увидел первым, как миссис Мино принялась развешивать на зеленые ветки яркие разноцветные конусы со сладостями, покрытые золотой краской орехи, румяные яблоки и желтые апельсины. Затем от ветки до ветки растянулись широкими параллельными дугами нити с нанизанными вперемежку шариками попкорна и алой клюквы. И наконец, на пушистой ели одно за другим яркими радужными бликами заиграли бусы, для которых миссис Мино, Фрэнк и Ральф выбирали места с тем расчетом, чтобы на них попадало как можно больше света.

— Никогда еще не видела такого роскошного дерева! — всплеснула руками Джилл. — Как хорошо, что мы с Джеком тоже сумели помочь с украшениями для него, хотя мы оба и прикованы к кроватям. Вы уже все развесили? — поинтересовалась она, когда трое трудившихся возле ели отошли в сторонку.

— Не совсем, — откликнулась миссис Мино. — Передай-ка мне, Фрэнк, вот это, — указала она на нарядную коробку и, когда старший сын поставил ее перед ней, бережно вынула оттуда фигурку младенца с белоснежными ангельскими крыльями.

Выглядел он совсем как живой. Розовый, пухленький. С нежным румянцем на озаренном улыбкой лице под прядями шелковых волос. Короткие ручки широко разведены и простерты вперед, словно в стремлении заключить в объятия и благословить весь мир. Крылышки из мягчайшего пуха трепетали при малейшем прикосновении, и, казалось, младенец вот-вот воспарит в воздух.

— Это что, святой Николай? [25] — любуясь фигуркой, спросила Джилл, потому что по странному стечению обстоятельств ни разу не видела изображения святого младенца, да и как-то не задумывалась особенно о глубинном значении праздника Рождества.

— Нет, дорогая, — покачала головой миссис Мино. — Это фигурка младенца Христа.