Пылкая дикарка. Часть вторая - Вирджиния Нильсен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы сказали, что ее сюда привезла женщина под черной вуалью? — уточнил Алекс. — Это была белая или цветная женщина?
— Это была белая женщина, месье. Да, я это ясно видела. Она явно не была чернокожей нянькой, но и не матерью девочки. Я точно помню.
— Кто забрал ребенка от вас? Отец?
— Да, месье Кроули. Он сказал, что ее отец хочет отдать ее на воспитание в монастырь. Месье, как я по ней скучаю до сих пор! Сначала я посещала ее в монастыре, но монахини заявили, что мои визиты очень расстраивают девочку и что месье Кроули потребовал прекратить мои визиты. — Слезы выступили у нее на глазах. Алексу стало жаль эту несчастную женщину.
— Кто был тот доктор, который все для вас устроил, мадам?
— Все это уже в далеком прошлом. Мне пришлось потом найти другого врача.
Больше она ничего не могла ему сообщить. Алекс, чувствуя себя обескураженным, в растерянности проделал весь долгий обратный путь до Беллемонта.
В одно из воскресений после отъезда Алекса, когда мадам Дюкло с Орелией выходили из церкви, к ним подошла расфранченная креолка и представилась:
— Меня зовут Клэр Пуатевэн. Отец Виго намерен зайти к нам в среду на чашку кофе. Там будут члены моей семьи и несколько женщин, моих соседок. Мы были бы счастливы, если бы вы с вашим стражем, — она сделала деликатную паузу, — к нам присоединились.
— Вы очень добры, — ответила мадам Дюкло, — но мы носим траур, в чем вы сами можете убедиться.
— Вам нечего опасаться, мадам, там не будет никаких развлечений. Просто мне хочется предоставить вам возможность получше познакомиться с отцом Виго, а также с несколькими дамами из его конгрегации, которые вам глубоко соболезнуют.
— В таком случае, — мы будем, — любезно согласилась мадам Дюкло.
— В десять часов, в Розвуде, — сказала мадам Пуатевэн и отошла от них.
Когда они в наемной карете возвращались в пансион, Орелия сказала:
— Интересно, будут ли там мадам Кроули с Нанетт?
— Думаю, ты напрасно тревожишься по этому поводу. Они не придут на встречу с отцом Виго, так как они протестанты.
— Но Нанетт намерена выйти замуж за месье Арчера, а он ведь католик.
— Я здесь ничего не понимаю, — призналась мадам Дюкло.
— В возникшей ситуации возможны какие-либо изменения, поправки. Да, ты права, Отец Виго вполне может оказаться причастным к этому делу.
Среди небольшой группы приглашенных, собравшихся на галерее колониального дома в Розвуде за чашкой кофе в среду, не было ни мадам Кроули, ни Нанетт. Но компанию разделял, кроме отца Виго, еще один мужчина. Это был Чарлз, сын мадам Пуатевэн. Он вместо матери разносил чашки с кофе, а потом, придвинув к Орелии поближе стул, сел рядом.
— Вы почувствовали, как я, не отрываясь, смотрел на вас в церкви? — спросил он с улыбкой. — В воскресенье я пропустил почти всю проповедь, так как глазел на вас.
— Какой стыд! — сурово ответила Орелия, чувствуя, как в горле у нее застрял смешок. Подавив в себе желание рассмеяться, она лишь прошептала: — Мне известно это ощущение, месье. Когда я была в монастыре то в храме, когда проповедь оказывалась очень длинной, я ее почти не слушала, думая о своем.
— Если бы вы не носили траур, я бы настоял, чтобы матушка послала вам приглашение на свой бал, который состоится в следующем месяце. Тот, по которому вы носите траур, ваш близкий родственник?
— Очень, месье. Боюсь, что мне еще рано появляться на балах.
— Позволит ли ваш дракон зайти к вам когда-нибудь?
— Только не сейчас, — мягко ответила она, бросая на него косой взгляд. Ее похожие на миндалины глаза произвели на него ошеломляющее впечатление. Он был очень молод, достаточно смазлив, но не производил особого впечатления в сравнении с теми мужчинами, которых она встретила в своей жизни, — отцом и Мишелем Жардэном. Даже молодой месье Арчер был куда более светским. Сейчас она чувствовала свою женскую зрелость.
Пара бабочек, хлопая крыльями, беспорядочно носилась по галерее, потом, проникнув через ставни дверей, исчезла в комнатах. Морской бриз через чугунную решетку доносил до них тонкие запахи распустившихся цветов. Орелия держала в руке чашку из тонкого французского фарфора, а кофе в ней был горячий и крепкий. Вот перед ней мир ее матери, мир, которого она ее лишила, отказавшись признать факт ее рождения. Впервые в жизни она почувствовала, что находится на принадлежащем ей месте.
Она улыбалась молодому Чарлзу Пуатевэну, с интересом наблюдая, как его нежные гладкие щечки покрывались пунцовыми пятнами. Она пресекла все попытки дам, членов конгрегации, проникнуть в тайну ее генеалогии, давая им понять, что она лишь далекая родственница семьи Кроули, так как все они "не католики".
Когда они возвращались в карете к себе в пансион, мадам Дюкло сказала:
— Ну, теперь нам известно, кому мы обязаны этим приглашением.
— Кому, мадам?
— Тому молодому человеку, который, увидев тебя в церкви, был поражен твоей красотой. Вероятно, он с помощью угроз заставил свою мать пригласить тебя к ним, чтобы таким образом получить возможность должным образом представиться и спросить, может ли он навестить тебя.
— Вы так считаете? — спросила довольная Орелия.
Но по приезде в пансион они увидели внизу в прихожей поджидавшего их возвращения Мишеля Жардэна, и она тут же забыла о молодом Пуантевэне.
Алекс проснулся рано после своего путешествия к Обманчивой реке. Его разбудил какой-то тревожный, неясный сон, и, открыв глаза, он где-то в подсознании чувствовал все время повторяющиеся слова отца: "Расспроси свою мать о ее кузене Жане-Филиппе". Тогда его совет не оказал на него должного впечатления. Теперь он этим заинтересовался.
Жан-Филипп был тем самым кузеном, который был похоронен в фамильной усыпальнице в могиле с мраморным надгробием возле старого поместья, расположенного на других, принадлежавших его отцу плантациях, и этот дом в колониальном стиле назывался "Колдовство". Он наткнулся на его руины, когда еще мальчишкой катался там на лошади. Могила была запущенной, как и сам дом, а противные, высохшие ползучие растения почти закрывали от взгляда выбитую на камне надпись.
Расчистив траву перочинным ножом, он прочитал такую надпись:
Жан-Филипп де ля Эглиз
(Родился в Париже 5 мая 1804 г.
Умер 23 сентября 1822 г.)
Позже он поинтересовался у своей матери, почему кузен Жан-Филипп не был похоронен вместе с другими родственниками на кладбище Святого Луи.
— Он умер молодым. Его мать хотела, чтобы он лежал рядом, в ее "Колдовстве".
— Как он умер? — В одиннадцатилетнем возрасте Алекса больше интересовало, как люди умирают, а не почему. Но он не ожидал такой реакции с ее стороны, как и ответа, который она ему дала. Лицо у нее стало восковой бледности.