Проклятие теней и шипов - Л. Дж. Эндрюс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не говори о том, чего не понимаешь. Как можно с таким равнодушием относиться к делам своего королевства? Тебе бы днями напролет читать глупые сказки или хихикать со служанками, которые с тобой разговаривают только из страха, что иначе ты велишь их высечь.
Слова ударили все равно что пощечина. Я посмотрела на надкусанную булочку, думая, что Руна может быть права. Смогут ли Мэви и Сив когда-нибудь довериться мне полностью и увидеть во мне подругу или мой статус навсегда разделил нас стеной притворства и вынужденной вежливости?
Руна со стоном вернула чашку на поднос.
– Прости, Эли, но в наших с тобой жизнях не может быть ни дружбы, ни любви. Мы рождены, чтобы укрепить и восславить Тимор, – все, за что сражались боги за много лет до нас.
Спорить с ней было бессмысленно. Я перевела взгляд на свитки дорогого пергамента, прижатые к столу книгами и глиняными фигурками богинь судьбы.
– Что читаешь?
– О, тебе будет интересно, – просияла Руна. – Я подумала, что раз после свадьбы я переезжаю в Воронов Пик, нужно изучить его историю. На нашей семье она не заканчивается. Сейчас я читаю про проклятых королей – последнюю эттанскую династию, которую сверг наш прадедушка.
– Да, интересно. – Я не лукавила – эттанские короли действительно волновали мое воображение. Кое-что о прежних правителях этих земель я знала, но некоторые истории больше походили на предания.
– Можешь взглянуть.
Глаза у меня загорелись. Я отложила булочку, подобрала свои юбки и склонилась над историями, выцветавшими вместе с чернилами, которыми они были записаны. Генеалогическое древо династии Зибена на одном из свитков заканчивалось на самом короле. Рядом с каждым именем отмечали членов семьи, и возле имени Зибена коротко значилось, что у него была сестра и несколько детей. Моя личность была сведена до скупой пометки, что в семье сестры короля существовал какой-то безымянный младший ребенок. Впечатляющий след в истории, нечего сказать.
Кончики моих пальцев порхали над именами моего деда, которого я никогда не видела, бабушки – его второй супруги, короля Элизея – моего тезки. Того самого, который повел войска на Этту, уничтожил ее и присвоил себе. До него, когда наш народ еще жил в лесах среди ледяных скал, семьи были куда малочисленнее. Один супруг, одна супруга. Ребенок, иногда два. Только после Элизея тиморцы возгордились до того, что вели под венец любого, кто им хоть немного нравился. У первого короля Нового Тимора было пять жен и не меньше восьмидесяти принцесс консорта.
Как он вообще не путал их в таком гареме?
Я вытянула из-под генеалогического древа тиморских королей пожелтевший пергамент, украшенный по краям колючими виноградными лозами, схематичными цветами роз и гроздьями дикой рябины. Королевский герб бывшей Этты представлял собой скрещенные кинжал и топор на фоне полумесяца – вокруг них обернулся морской змей Ермунгард, опоясывающий землю. Я печально улыбнулась, обводя контур острой челюсти змея. Почему король Элизей не объединил наши народы? Почему выбрал истребить их всех? Разве союз тиморцев и эттанцев не сделал бы королевство сильнее?
Родословная королевской семьи Этты уходила далеко в глубь веков. Рунные пометки очень походили на тиморские. Рядом с большинством из имен стояли полумесяц и руна хаоса – маги. Кровь фейри бежала по генеалогическому древу эттанских королей, как река с сотней притоков. Тем нелепее казался трепет современных эттанцев перед Ночным народом. Не зря Маттис дразнил Мэви за ее суеверия – было за что. С такой историей я бы удивилась, если бы в Мэви не нашлось хотя бы капли крови фейри. За двенадцать поколений руной хаоса были отмечены почти все члены королевской семьи.
– Насколько я понимаю, – вмешалась в мои мысли Руна, указывая на три последних поколения эттанских королей, – они начали обмениваться обетами с простым народом, с тиморцами, скорее всего. Вот тут, за два поколения до конца династии, у королевы есть руна, а у ее супруга нет. Как видишь, из девяти детей силу хаоса унаследовали всего двое. Колдер считает, что это и помогло нашему народу победить – хаос угас и почти выродился.
То, что должно было вызывать во мне гордость за свой народ и восхищение его хитрой стратегией, вызывало угрызения совести. Этта открыто предложила воителям тундры мир: скрепила союз не только брачными обетами, но и истинными чувствами.
Истинными – потому что в отличие от тиморских семей эттанцы приносили обеты только одному человеку. В непристойной книге Маттиса можно было найти десятки причин для интрижек на стороне, но, если задуматься, через все семейные хроники королей и королев фейри красной нитью проходила идея верности супругу. Они заводили нового любовника, только когда прежний уходил в Иной мир. Однако некоторые смертные совершали Фераандру – Преображение.
Ночной народ жил на сотни лет дольше людей, а потому легенды утверждали, будто иногда фейри наделяли своих возлюбленных силой хаоса, чтобы разделить эту жизнь с ними. Я не знала, случалось ли такое взаправду и была ли Фераандра возможна хотя бы в теории. Но легенды о ней слагали красивые.
– Последние правители – король Арвад и королева Лилианна из рода Ферусов, – жадно продолжила Руна. – Лилианна была тиморанкой, ты знала? Ее подробно описали: и волосы, и глаза.
– Тогда король Элизей должен был ее знать.
– Я думаю, Лилианна была его подругой, – подтвердила Руна, скользя пальцем к имени Арвада. – Но решила выйти замуж за фейри.
О последнем короле Этты ходило немало баек, от которых меня в дрожь бросало. Интересно, был ли у Лилианны вообще выбор?
– Так король Элизей начал набеги из-за нее?
– По одной из теорий – да, – пожала плечами Руна. – Говорят, он был в ярости.
– А может, он любил ее?
– Любовь – это не повод для войны.
Я прикусила щеку, сдерживая смех. Во всех книгах писали о том, как любовь сводила с ума даже самых рассудительных. Любви было более чем достаточно, чтобы начать войну с кем угодно, но к чему убеждать Руну в обратном? Ее устраивал брак без любви – пожалуйста. Временами мне и самой хотелось иметь ее холодную голову на своих плечах.
Вместо имен детей Арвада Феруса на пергаменте стояли черные горелые пятна. Король Элизей будто пытался выжечь из истории любое доказательство связи тиморской женщины с фейри.
– Руны отскрести не получилось, – сестра показала на затертую черноту, рядом с которой остались символы титулов: руны Солнца, Красоты и Тьмы.
