WAMPUM - Ева Ланска

– Михаил Васильевич, я бы очень не хотела, чтобы моя горькая, полная надежд и разочарований личная жизнь вылезла наружу. – Она подняла полные раскаяния глаза на следователя. – Моя репутация серьезной и умной женщины окажется под угрозой.

Беличко опять тяжело вздохнул и начал так сильно хлопать Соню по плечу, что казалось, будто он подталкивает ее к выходу.

– Вот ведь, деточка, отрабатывать бриллиантики приходится. А ты думала! Еще и умной себя называешь. Все вы бабы – дуры. Бесплатный сыр только в мышеловке. И тот с истекшим сроком годности. – Михаил Васильевич дружескими похлопываниями вытолкал Соню за порог дома. – Ну, все, иди. Пиши свои статейки. Не мешай взрослым мужчинам работать.

– Михаил Васильевич, а гостинцы? – Соня полезла в сумочку.

Беличко начал наигранно сердиться.

– Совсем сдурела! Иди, давай, – Михаил Васильевич с силой закрыл дверь перед носом Сони. И тут же открыл, чтобы произнести:

– В следующий раз принесешь.

12

Андрей вернулся с работы в свое временное пристанище сразу после обеда. Невидимый сенсорный датчик был установлен им у двери в Сонину квартиру в день его переселения и с тех пор подавал сигналы о передвижениях объекта из квартиры и обратно на небольшой «пэйджер». Данные, поступающие на мобильный телефон Сони и другие прослушивающие устройства, прикрепленные к ее одежде и сумке, шли прямо в центр и расшифровывались Севой и другими оперативниками.

Андрей знал, что Сони сейчас нет дома. Он спокойно расположился на кровати. В руках он держал увесистую стопку бумаги. Его чудо-папка успела «прочесть» двести страниц разных документов, лежащих на столе Краско. Встроенный сканирующий механизм позволял суперпапке копировать многослойные бумаги, разделяя их на отдельные листы.

Соболев успел распечатать материалы в отсутствие своей вездесущей соседки по кабинету, и теперь смотрел на вторую страницу копии свежего номера газеты «Почетъ», которая лежала утром поверх стопки документов. Андрей вчитывался в текст криминальной колонки и невольно проникался уважением к смелой журналистке Воробьевой, которая не боялась высказывать свои удивительные предположения по поводу громкого убийства знаменитой олимпийской спортсменки. Соболев не понимал, как беззащитная женщина может так рисковать собой? Вернее, понимать-то он понимал. Он и сам никогда себя не жалел ради правды. Но чтобы так билась за справедливость женщина? Ему казалось это непостижимым. Впервые за многие годы работы в спецслужбах объект слежения, вместо того чтобы приобретать «прозрачность» и становиться все более понятным и предсказуемым, наоборот, с каждым днем являл все более и более загадок. Андрея беспокоило то, что на смену его обычно равнодушному и безличностному отношению к объекту, приходили неведомые ему раньше ощущения.

Эта женщина вызывала в нем интерес и чувство восхищения.

Соболев отложил копию газеты, подошел к окну и закурил, глядя на желто-коричневые кроны деревьев.

Почему сегодня утром он стремглав понесся в квартиру Сони выяснять, не случилось ли что с ней? Был ли это поступок профессионала, желающего убедиться в том, что объект слежения не подвергает себя опасности? Или Андрей по-настоящему испугался за Соню? Почему он так расстроился, когда увидел ее печальные глаза? Почему ему было важно знать, что творилось у нее на душе?

Он выбросил окурок и с нетерпением уселся за чтение дела, доступ к которому был для него ограничен, если не запрещен вовсе. Он надеялся найти в нем ответы на многие не дающие ему покоя вопросы.

По мере того как Андрей погружался в историю Сони и ее отца, лицо его мрачнело. В листочках-копиях говорилось о том, что еще в студенческие годы Леонид Воробьев начал работу над изобретением особого способа влиять на психику человека, подвергая его гипнотическому воздействию. Душевнобольного вводили в состояние гипноза и стирали из его сознания стрессовую ситуацию, которая явилась катализатором врожденной расположенности к шизофрении. Этот способ влияния на бессознательное человека позволял вернуть пациента в тот период жизни, который сопровождался психически-эмоциональным равновесием, «закольцевать» его и заставить продолжить жить дальше в состоянии душевной гармонии. В разработке своей диссертации, которую Воробьев предоставлял руководителю проекта, Юрию Николаевичу Синицыну, так же упоминалось об опасностях подхода к такому мощному способу воздействия на психику. Этот механизм мог быть использован и для обратного эффекта: при условии, что известны слабые места здорового человека, гипноз позволял вернуть его в стрессовую ситуацию, заставить его мозг переживать ее некоторое количество раз, пока психика не расшатывалась до амплитуды эмоционального срыва. В таком состоянии психоза несчастный мог «зависнуть» на всю жизнь.

Руководитель Воробьева, Юрий Николаевич Синицын, плотно сотрудничал со спецслужбами. Он практически «вел» Воробьева к защите диссертации, не препятствуя ему и всячески поощряя его труд. Когда аспирант заявил о том, что ему нужно время для доведения изобретенного им способа воздействия до совершенства и устранения всех возможных отрицательных побочных эффектов, Синицын настоял на том, чтобы Леонид не откладывал защиту диссертации. Но Воробьев не торопился, продолжая свое кропотливое исследование. Тогда бригада спецслужб во главе с оперативным работником Максимом Александровичем Краско нанесла ночной визит в институтскую библиотеку, где работал в это время Воробьев, и предложила сотрудничество, настаивая на том, что специалисты такого уровня и их изобретения очень нужны стране. Воробьев с готовностью согласился. Но на следующий день он пропал со всеми разработками «специального гипнотического кода». Он даже умудрился выкрасть заметки по своей работе, хранящиеся в кабинете Юрия Николаевича.

Такого хода развития событий не ожидал никто – ни деканат МГУ, ни спецслужбы, ни семья Воробьевых. Краско тут же усилил наблюдения за однокурсниками и семьей Леонида, но это не привело ни к какому результату. Воробьев не выходил ни с кем на связь. Его жена, Анастасия, тяжело переживала его внезапное исчезновение. Она впала в глубокую депрессию, сопровождавшуюся длительными запоями, и стала нетрудоспособна. Руководитель театра какое-то время терпел неуравновешенное поведение актрисы, но потом вынужден был отчислить ее из труппы. Это обстоятельство легло на благодатную почву саморазрушительного состояния несчастной женщины, и она покончила с собой, повесившись на бельевой веревке в собственной кухне.

Семилетняя Соня стала сиротой. Близких родственников у нее не осталось, а дальние не хотели брать ее на попечение. Соню определили в детдом. Но слежение за ней продолжалось – спецслужбы ждали, когда отец девочки выйдет с ней на связь. Спустя три года, Соню удочерила семья Максима Александровича Краско.

Андрей с трудом оторвал взгляд от дела.

Воробьева приемная дочь Краско? Невероятно!

Теперь стало понятно, почему Краско не хотел посвящать Соболева в подробности дела объекта слежения.

Андрей закурил. Полученная информация с трудом укладывалась в его голове.

То, что Краско был фанатичен в своей работе, не было секретом ни для кого в органах спецслужб. Но он, оказывается, и своей личной жизнью был готов жертвовать ради того, чтобы добиться результата. Взять в свою семью Соню, дочь возможного предателя родины – это был сильный поступок. Вполне в духе Краско. Но почему же никто не говорил, что у начальника есть приемная дочь? Почему он сейчас с ней не общается?

Вопросов было много, очень много. И ответов Соболев пока не находил ни на одной странице лежащего перед ним дела.

Может, он что-то пропустил? Или дальнейшее чтение ему хоть что-то объяснит?

Андрей, не глядя, сунул окурок в пепельницу и вновь придвинул к себе бумаги.

Ничего интересного в оставшихся отчетах Андрей не нашел. В них по большей части описывались результаты поисков Леонида Воробьева, вернее отчеты об отсутствии результатов этих поисков. Рассматривались две версии исчезновения Воробьева.

По одной из них, Леонид получил политическое убежище в Великобритании в обмен на сотрудничество с британскими спецслужбами Ми-6. По другой версии, Леонид погиб или пропал без вести за границей в отчаянной попытке скрыться от советской разведки. Дело Воробьева было закрыто в 1997 году. О судьбе Сони больше не упоминалось.

Андрей нервно отбросил кипу бумаг, и она упала на пол с глухим хлопком. Он откинулся на кровати, уткнувшись небритым подбородком в подушку. В такие минуты, когда Соболеву, как маленькому мальчику, хотелось выяснить все и сразу, он уговаривал себя не зацикливаться на нерешенной проблеме, а набраться терпения и отпустить ситуацию. Вот и сейчас он лежал с закрытыми глазами и пытался отвлечься.