ЕвВа. Вторая книга серии «ВеЛюр» - Виктория Чуйкова

Вел проснулась в холодном поту. Забравшись под крылышко Эда, скрутилась калачиком, вдыхая его запах, попыталась успокоиться. Закрыла глаза, представляя, как они, всей большой семьей, будут встречать праздники. Эд пошевелился и губами нашел ее макушку:

– Проснулась, в такую рань….

– А я и не встаю. Лежу тихонько, как мышка в норке.

– Мышонок ты мой! Вот так и буду тебя называть.

– Только когда мы одни. Эд, давай сегодня съездим на квартиру, мне надо взять еще пару книг.

– Конечно съездим. А в редакцию поедешь, скоро номер сдавать?

– У меня одна загвоздка, нет названия, отсюда и всего остального нет.

– Название… – задумчиво произнес Эд, лег на спину и положил руку под голову, второй продолжал обнимать ее. – Значит название. А что у нас было?

– Много чего. «Ты и Я» имел много значений: знакомство, несовместимость, любовь, даже «под одеялом».

– Этот я помню!

– И только?

– Нет, конечно.

– Я думала, может этот посвятить одержимости?

– Одержимость?!… Странный выбор, но мне нравится. Однако, скажи мне, что тебя натолкнуло на это?

– Все!

– Вел, мышонок! Все – понятие растяжимое, объясни, пожалуйста. – она поднялась и повернулась к нему лицом:

– Ты действительно не понимаешь? – Эд крутанул кистью руки, как бы показывая фифти-фифти, поэтому Вел, подняв брови, продолжила: – Человек, влюбленный, готов на все, чтобы завоевать объект своей симпатии.

– Конечно! Это и ежу понятно.

– Вот! А любящий? На что способен мужчина ради любви?

– На многое и чуточку больше.

– Не одержим ли такой мужчина? Вот женщина, свершающая ради любви поступки – одержима! Это мое, субъективное, мнение.

– Смотрю на это нежненькое личико и думаю, как такие мысли в голову лезут. – сев, Эд провел рукой по ее лицу.

– А чем тебе не нравятся мои мысли?

– Очень даже нравятся. – заверил Эд. – Только, не отнекиваясь, поясни пожалуйста, что тебя на них толкает? – Вел молчала, не спеша пояснять, потому, что и себе не могла объяснить. Эд, смотря на нее, задумался, но тут же сказал, – а не однобокий ли он получиться? Любовь, преданность, самопожертвование. Даже если учесть, что « Ты и Я» – это не обязательно муж и жена.

– А я и не говорила, что хочу затронуть только любовь. Еще есть ненависть, а здесь одержимость покруче будет, здесь даже сны в ход идут.

– Я чувствовал, что ОН опять проявился! Ты же обещала…

– Эд утихомирься, ОН не проявлялся…, в реальном смысле. Зачем вспоминать?!

– Извини меня, ну одержим я тобою! И это не лечится. Но ведь тогда статью, что ты писала, на тему не наденешь!

– Вот ты и напиши!

– Я? Я техник! Мыша, я в жизни и строчки не писал!

– Удиви! Покопайся в коробочке, там кладезь всего. – она постучала по его голове, – покумекай! Уверена, получится. Ну, давай, порази меня.

– Может, чем-нибудь другим?

– Нет, этим! Вот съездим на квартиру, сядем у камина и будем творить.

– У камина лучше маленькую, такую рыженькую девочку сотворить.

– Эд! – Вел глянула на него так, что слова были не нужны. Вздохнул и сдался:

– Я попробую.

Руки Вел кольцом легли на его плечи, губы слились в поцелуе и Эдгар не спеша опустил ее на кровать.

****

Вел разложила талмуты и книги по религиоведению, магии и не только, на полу у камина, в большой гостиной.

– Эдюш! Принеси мне ту коробочку. – попросила она, вспомнив о ларце.

– И зачем?

– Любопытство! Понимаешь? Лю-бо-пытство.

– А я отдавал тебе распечатку знаков?

– Нет!

– Забыл. Я же сделал. Сейчас найду. – он тянул время, занялся поиском листочка, что распечатал несколько дней назад. – Срочно надо сделать библиотеку! Так неудобно.

– Давно пора! – Вел отвечала, хотя сама была погружена в книги. – Если мне не изменяет память, то в летнем доме есть книги по астрономии, астрологии и даже по алхимии?

– Ты думаешь понадобятся?

– Все может быть! Вот моя Библия! – бережно проведя по переплету, Вел положила ее отдельно от других.

– Подожди, я принесу свою. У меня в кабинете есть немного книг, может, что пригодится. – Вел замерла, не отводя глаз от лестницы, по которой поднялся муж: – Ты это прятал от меня? – взяла в руки святые переплеты.

– Нет, они всегда стоят на столе, среди остальных. Просто я считаю, что такую литературу не надо выставлять напоказ. Это как любовь, личное.

– Целуй меня и иди за коробкой. – не упустила напомнить: – Статья!

В камине застонало. Холод начал обволакивать ее. Прошел по спине, затем распустил свои щупальца вниз и вверх, побежал по бокам и пополз к горлу.

– У нас сегодня жарко, – нарочито громко сказала она, – будет оттепель.

Холодные тиски все еще держали за шею, но хватка ослабла.

«Ну, ну!» – услышала она в самое ухо.

Волосы зашевелились, как под рукой неприятного тебе человека. Колючие мурашки пренебрежения побежали по ее коже.

Вел заставила себя встать, взяла свечи, зажгла и поставила на камин. Холод отдалился. Она зажгла еще несколько свечей и определила их у самого подножья камина. Он отступал. Пока, отступал. Вел знала, что не надолго, но ей удалось оттянуть час. Огонь свечей заколыхался, дымоход будто всасывал ЕГО, хлопок и ОН вылетел в трубу.

– Дорогая! Ты уверена, что это надо? – появился Эдгар с привезенной отцом коробкой.

– На все сто! Немного полюбопытствую и подумаю, что с ней делать. Камин не смогу растопить, но и без внимания не оставлю.

– Как свечи пахнут! – восхитился Эд.

– Нравится? – Эд кивнул на ее вопрос. – Я их берегла для особого случая.

– Значит, сегодня особенный?

– А то! Ты же будешь писать статью!

– Изверг ты мой, любимый.

– Я мышонок. Забыл? Хорошо хоть не пиявкой назвал. – бурчала она, возясь с коробкой.

В камине опять зашуршало.

– Что ты бурчишь? Причем здесь пиявки? – не понял Эд.

– Это не я, это Пьер Огюст Бомарше сказал: «Мы, женщины, пиявки, но застенчивые. Какие бы чары не влекли к наслаждению, самая ветреная женщина всегда услышит внутренний голос, который ей шепчет: – Будь прекрасна, если можешь, скромна, если хочешь, но чтоб молва о тебе была добрая – это уж непременно!»

Вел сама не знала, как всплыли эти строки в голове и почему именно сейчас. Но она знала точно, всему есть причина. Читая их, как бы себе, или тому, кто за спиной, но явно не Эду, рассматривала ларчик, крутя его в руках. Знаки, буквы цифры были соединены в узор покрывающий черный мрамор. Открыв крышку, провела рукой по бархату, обследуя каждый миллиметр. Поставила и задумалась.

Эд наблюдал за ней. Он обдумывал то, что может написать, мозг усиленно работал. Неожиданно прочитанные ею строки заставили задуматься: «Что же в действительности спровоцировало ее достать ларец на свет? И название номера, „Одержимость“… Явно, что-то видела или приснилось. Точно! Я спал, ощутил ее холод и дрожь. Она прижалась ко мне, как спряталась. А я, мужлан, не заметил. Библия, свечи, мышонок в норке… Эти женщины, втроем, не просты. Проси не проси, будут все делать сами. Чего от нее ждать в критической ситуации? Ви увезла отца. Ев замкнулась, окутала себя колючками. Что мне ждать от Вел? Единственное, что я знаю точно – это то, что какая-то невидимая нить между ними, создает треугольник, или пирамиду, защищающую их от внешнего мира. Я даже уверен, спроси у Вел, что делают остальные – скажет. И если позвоню любой из них, ответят, что делает Вел. А может попробовать, задать вопрос в лоб?» – Он настроился. Вел перевернула очередной раз ларец. – Так, что тебе сегодня снилось?

Вел отсутствовала. Голос мужа прозвучал как бы внутри ее кокона.

– Серый человек, в заснеженном поле. Ветер рвал на нем одежду. Потом он взлетел огромным черным вороном, сбросив на меня свой мерзкий плащ. – она говорила, как говорят под гипнозом, растягивая слова. И вдруг, повысив голос, выпалила: – Фауст!

– Что? – не понял ее Эд и подошел.

– Смотри! Здесь написано «Фауст».

Эд уселся, сзади, охватив ее руками и ногами, как бы закрывая от самой возможности проникновения владельца этого имени, в их мир. Из множества букв и цифр выделялись пять, слагаясь пиктограммой. От каждой из этих букв шла паутина из буквенных знаков различных грамматик.

– А я и не приметил! Мне камень казался чистым.

– Он и был, практически чист. Чудеса! Но, чем больше я на него смотрела, тем они становились четче.

– Не читай их, тем более, вслух.

– Я и не думала. – Вел развернула только голову и посмотрела на мужа. – Я не произношу того, что не понимаю. Имя сложилось, нет, явно выделилось. Но мы с тобой его и без надписи знали, а все остальное – не наше.

Она немного отодвинулась, поставила ларец так, чтобы обоим было хорошо видно, положила руку на боковую поверхность, стараясь выровнять, как вдруг щелкнула пружина и дно с шумом выскочило, открывая им свое содержимое.