И слух ласкает сабель звон - Сергей Зверев

Голицын посмотрел вверх. Над головой висел желтый пузырь, распирающий петли надетой на нем сетки и заслоняющий все небо, на лице стоящего рядом ротмистра отражалось волнение, пилот же был совершенно спокоен и сосредоточен.

— Бог не выдаст, свинья не съест! — перекрестился поручик.

Вскоре, когда он еще раз поглядел вниз, лужайка, с которой они взлетели, выглядела маленьким желтым овалом, по которому ходили крошечные люди.

— Странно, — заметил Кураев, — мне кажется, внизу гораздо меньше людей, чем на самом деле.

Но самым необыкновенным, как чувствовал поручик, было ощущение внезапной и полной оторванности от людей — словно бы они остались во всем мире только втроем в маленькой корзинке…

Внизу уже с трудом различались лошади величиной с майских жуков. Прошла еще пара минут. Теперь уже весь лагерь лежал в поле видимости, точно карта. Еще немного — и весь этот вид как будто подернулся грязноватым туманом, в котором едва различалась колокольня далекой церкви.

— Что-то тяжеловато он идет! — заметил пилот.

— Ну, не знаю, — пожал плечами Кураев. — По мне, так шар идет вверх, но движение его совершенно незаметно. Ему, конечно, виднее…

Офицеры стояли на месте, испытывая лишь ощущение невесомости собственного тела и странной неустойчивости ног. Голицыну это вдруг напомнило долгий прыжок с обрыва в реку в далеком детстве. А перед глазами офицера стояла сцена прощания с Элен у поезда.

ГЛАВА 15

— Я предлагаю поднять наши бокалы за победу! Что еще может быть более важным сегодня, когда наша родина напрягает все силы на фронтах? — поднялся из-за праздничного стола полковник с пышными усами. Его физиономия выражала решимость покончить со всеми врагами без всякой жалости и лишних рассуждений.

— Выпьем! — поддержал его нестройный хор голосов.

Банкет, устроенный Профессором для господ офицеров в военно-полевом госпитале, удался и был в самом разгаре. Под это мероприятие отвели одни из самых больших покоев. Постепенно разговоры становились все более громкими, звучал смех, звенели бокалы и вилки.

— Ха! Позиционная война! — говорил, наклоняясь к собеседнику, белокурый лейтенант. — Это вам только кажется, что все статично, неподвижно и таким останется. Поверьте мне, ситуация очень напоминает пороховую бочку. Та тоже выглядит солидно и недвижимо. Но это только в том случае, если забыть, что в ней находится фитиль. Будучи зажженным, он превратит все в море огня.

На лице у говорившего можно было заметить следы непосредственного участия в боевых действиях. Еще не совсем заживший шрам пересекал его левую щеку.

— Ну, и какой же, позвольте спросить, «фитиль» вы видите в этой ситуации? — скептически поинтересовался его собеседник. — Каждая из противоборствующих сторон сделала все, чтобы неожиданностей, о которых вы мне толкуете, не случилось. Сейчас каждый думает о том, чтобы силы и возможности были примерно равны, и за такой паритет глотку перегрызет.

— А я вам говорю, что как только нам удастся сделать брешь в обороне противника и в нее бросить войска, то все полетит ко всем чертям! Позиционная война имеет свои преимущества, но и еще большие минусы. Случись нечто непредвиденное, и все!

— …А возьмите, к примеру, танки! — ввязался в разговор капитан с унылым выражением лица. Он уже немало выпил, и лицо его раскраснелось, напоминая спелый помидор. — Еще не так давно они были предметом насмешек, а теперь стали грозным оружием. Мне довелось почувствовать на себе, что это такое. Когда они надвигаются на позиции длинной цепью, закованные в броню, то кажутся настоящим воплощением ада. И вот ведь в чем ужас: когда их орудия обрушивают на нас ураганный огонь, то мы не видим людей. Скажем, стрелковые цепи атакующего противника состоят из таких же людей, как мы, а эти танки страшны тем, что они — машины. Железные, бездушные машины. Их гусеницы бегут по замкнутому кругу, и эти бесчувственные чудовища ныряют в воронки и снова вылезают из них, не зная преград… Они подминают под себя и раненых, и мертвых. Увидев их тяжелую поступь, человек съеживается в комок и чувствует, что он — ничтожество, — офицер прикрыл глаза и вздрогнул, отгоняя от себя чудовищные воспоминания.

Капитан, однако, выглядел менее воинственным, чем остальные господа офицеры. Среди присутствующих восседали фон Репель, Штрассер и Эккенер. Последний явно мнил себя если и не будущим спасителем «народа и родины», то будущим героем непременно.

Для хорошего настроения были причины: сообщение об успешном налете на Англию по всей стране встретили с большим энтузиазмом. Немецкие газеты буквально захлебывались от восторга. Как писала передовица «Кельнише цайтунг»: «…наши цеппелины вознесли огненную десницу возмездия над Британией. Надменная Англия трепещет, с ужасом ожидая новых неотразимых ударов. Самое совершенное оружие, созданное гением немецких инженеров, — дирижабль, способно поражать нашего врага в самое сердце!»

— Выпьем, господа, за успехи германского оружия! — произнес, слегка покачиваясь, улыбающийся майор. Все взоры присутствующих обратились на него. Надо сказать, что выглядел он несколько комично. Фигура офицера говорила скорее о том, что это самое оружие для полковника скорее — вилка и нож. Но тост был с энтузиазмом принят, как и все остальные, последовавшие за ним, звучавшие приблизительно в том же духе.

Часов около шести вечера гости разъехались, довольные проведенным вечером, обильной выпивкой и отличной закуской. Профессор же прилагал все усилия, чтобы задержать Штрассера. С ним остался фон Репель, у которого с капитаном были еще какие-то дела. Выпитое спиртное делало разговорчивее и общительнее.

— Предлагаю, господа, выйти на свежий воздух, — предложил Вайс. — Тем более что вы не видели еще нашего больничного сада. Там мы, кстати, выпьем кофе.

Сад и вправду оказался весьма красивым. Повсюду виднелись клумбы, высаженные цветами разных оттенков, возвышались деревья в кадках и без оных, дорожки, заботливо усыпанные гравием, создавали геометрические фигуры. Стояли лавочки с гнутыми спинками.

— Очень, очень неплохо, профессор! — оценил фон Репель сад. — Вы не только мастер медицины, но и прекрасно разбираетесь во флористике и землеустройстве.

Штрассер закурил и откинулся на спинку лавочки.

— Мне тут нравится, — заключил он. — Пожалуй, я согласился бы отдохнуть у вас пару дней.

— Так в чем же дело? — поддержал шутку Вайс. — Мы с удовольствием организуем вам отдельную палату.

— К сожалению, слишком занят. Отдыхать мы все будем после победы, никак не раньше.

Подали кофе с маленькими душистыми булочками.

— А кофе ничем не хуже, чем в венских кофейнях, — с видом знатока заметил Штрассер, прихлебывая душистый напиток. — И как это вам все удается?

Профессор довольно улыбнулся.

— При всем том, что происходит, хочется сохранить хоть что-то, пусть и в мелочах, что напоминает о доме, о маленьких радостях, в которых мы вынуждены себе так часто отказывать.

Далее разговор пошел на тему, больше всего интересующую Вайса. Офицеры сами рассказали о своих замыслах ему, как специалисту «по отравлениям». Правда, к его большому сожалению, ни фон Репель, ни Штрассер не назвали место предположительной бомбардировки.

— Да, так вот, профессор. Мы планируем бомбардировать противника бомбами с ипритовой начинкой.

— Да что вы говорите! — вздрогнул британский резидент. — Это весьма интересно.

— Бомбардировка ипритовыми бомбами — дело новое, — сказал фон Репель, отставляя чашечку в сторону. — Я вам расскажу, как профессионалу в этом вопросе: мы поставили эксперимент. Ну, вы же понимаете, что мы не можем рисковать впустую нашими асами и цеппелинами. Это было бы слишком дорого и неразумно.

— Естественно, — согласился профессор. — Кому нужен неоправданный риск?

— Необходимо учесть все: влажность воздуха, направление ветра и так далее, — поддержал коллегу Штрассер.

— Ну и…

— На территории, огражденной колючей проволокой, собрали несколько сотен пленных — французы, англичане. А затем сбросили на этих недочеловеков бомбы с ипритом, — хладнокровно поведал фон Репель. — Пленным было разрешено даже прятаться в траншеях. Чтобы, так сказать, полностью изучить последствия.

Потрясенный Вайс мигнул.

— Неужели все погибли?

— Тут же! Представляете — словно косой скосило!

Неподалеку от беседующих крутился и Гитлер. Он с отсутствующим видом шлялся туда-сюда. Контуженого ефрейтора можно было видеть то справа, то слева, то он прохаживался позади. Складывалось такое ощущение, что ему очень хочется услышать, о чем же идет разговор. Бегающие глаза никак не соответствовали скучающему выражению лица.

— Вот, кстати, полюбуйтесь, — обратился профессор к офицерам. — У меня в госпитале — настоящие германские герои, пострадавшие за родину. Сейчас они находятся на лечении, но каждый из них рвется на фронт, чтобы продолжить борьбу. А у этого ефрейтора легкая контузия. Я проявил к нему снисхождение, оставил его тут, чтобы он из-под больных горшки убирал. Так он даже с этим не справляется! Идиот! В то время, когда наши солдаты и офицеры проливают кровь за Великую Германию, этот уклонист… — профессор раздраженно махнул рукой.