Ипатьевская ночь - Эдвард Радзинский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Но еще раньше, утром, они отчитались перед главой партии… В 1989 году после первой моей статьи в «Огоньке» я получил прелюбопытнейшее письмо. Анонимный автор писал:
«В свое время, работая в Центральном партийном архиве в фонде Ленина, я видел странный пустой конверт со штампом „Управление делами Совнаркома“.
На конверте была надпись:
«Секретно. Тов. Ленину из Екатеринбурга. 17.07. 12 часов дня».
Из этой надписи легко было понять, что в конверте когда-то хранилась какая-то секретная телеграмма, которая была послана из Екатеринбурга ранним утром 17 июля, т. е. сразу после убийства. На конверте стояла также роспись самого Ленина: «Получил. Ленин». Но самой телеграммы в конверте не было – конверт был пуст…»
Проверить это письмо я тогда не смог – в партийный архив меня категорически не пустили…И вот новые времена, я сижу в бывшем Центральном архиве Коммунистической партии.
И передо мной лежит этот пустой конверт от секретной телеграммы с ленинским автографом о ее получении.
И хотя телеграмму предусмотрительно изъяли, нетрудно догадаться, о чем была эта телеграмма из Екатеринбурга, поступившая утром после расстрела Царской Семьи в адрес лица, отдавшего распоряжение об этом расстреле.
Есть что-то грозное в этом оставшемся свидетеле убийства – пустом конверте с трусливо вынутой телеграммой и такими ясными надписями.Последующие дни (Хроника)
18 июля. Москва. Вечером Свердлов явился на заседание Совета Народных Комиссаров. Совет проходил под председательством Ленина. Слушали доклад наркома здравоохранения. Свердлов сел сзади Ленина и что-то зашептал ему на ухо. Ленин объявил: «Товарищ Свердлов просит слово для внеочередного сообщения».
И Свердлов доложил Совнаркому все, что официально передали из Екатеринбурга: и о том, что царь собирался бежать и что он расстрелян, а Семья эвакуирована в надежное место и т. д.
«Выписка из протокола номер 1 заседания ВЦИК.
Слушали: Сообщение о расстреле Николая Романова (телеграмма из Екатеринбурга).
Постановили: По обсуждении принимается следующая резолюция: ВЦИК в лице своего Президиума признает решение облсовета правильным. Поручить тт. Свердлову, Сосновскому, Аванесову составить соответствующие извещения для печати. Опубликовать об имеющихся во ВЦИК документах (дневник, письма). Поручить т. Свердлову составить особую комиссию для разбора».
Во время обсуждения Ленин молчал, а потом продолжил заседание.
В этом молчании Ильича пытались найти осуждение случившегося. Но Ленина можно обвинять во многом – только не в том, что вождь был способен смолчать, если был с чем-то не согласен.
После одобрения расстрела вновь обсуждались вопросы здравоохранения.18 июля по-прежнему неслись караулы вокруг Ипатьевского дома. В этот день в городе появлялись и таинственно исчезали комендант Юровский вместе с комиссаром Голощекиным.
19 июля. Екатеринбург. Утром Юровский наконец возвращается в город. Падения Екатеринбурга ждут с часу на час. И Юровский спешит.
19 июля к Ипатьевскому дому подъехал извозчик, из дома вышел Юровский и начал грузить свои вещи. Извозчик ему помогал. В своих показаниях белогвардейскому следователю извозчик отметил, что у Юровского было 7 мест багажа и один очень большой темный чемодан, опечатанный сургучными печатями. Это и был архив Романовых.
19 июля Юровский выезжает в Москву. Он так спешит, что забывает бумажник со всеми деньгами на столе в Ипатьевском доме. (С дороги он дает об этом телеграмму – ее найдут белые в телеграфной конторе.)
Да что там деньги… Он не успевает вывезти из города даже свою мать Эстер. Ее арестуют белые, но, к счастью, у них не хватит классового сознания расстрелять несчастную старуху, и Эстер Юровская дождется победного возвращения в Екатеринбург своего сына.
Тогда же, 19 июля, Москва объявила официально о расстреле Николая Романова.
20 июля. Екатеринбург. Из города уезжает другой главный участник событий – помощник коменданта Григорий Никулин.
В Музее Революции хранится грозное удостоверение, написанное на бланке Уральского правительства и выданное в тот день Никулину: «Выдано товарищу Никулину Г.П. в том, что он командируется Уральским Советом для охраны груза специального назначения, находящегося в двух вагонах, следующих в город Пермь. Все железнодорожные организации, городские и военные власти должны оказывать товарищу Никулину полное содействие.
Порядок и место выгрузки известны товарищу Никулину согласно имеющимся у него инструкциям. Председатель областного Совета Урала А. Белобородов».
В этих вагонах везли имущество из Ипатьевского дома.
И отдельно вез Никулин нечто в грязном мешке.
Страшно было на дорогах. Гуляли по стране веселые банды и грабили нещадно поезда и пассажиров. Вот почему из Перми следует Никулин в одежде крестьянина-мешочника.
Опасно содержимое его грязного мешка. Смерти мог стоить ему этот мешок…
В 1964 году старик Никулин рассказал, что в этом мешке (для маскировки) вез он романовские драгоценности из города Екатеринбурга. Те самые – из шкатулок в Ипатьевском доме…20 июля. Опустел дом инженера Ипатьева. Сняты караулы, охранников отправили прямо на фронт. И придется им биться до последней капли крови, ибо никак нельзя им попадаться в плен. Смертельным был для них белый плен после Ипатьевского дома.
На последнем митинге в городском театре комиссар Голощекин торжественно объявил о казни Николая Романова. По городу расклеили на афишных столбах официальное сообщение о расстреле царя и «эвакуации Семьи в надежное место».
Только 23 июля редактору Воробьеву разрешили напечатать долгожданное сообщение в «Уральском рабочем» вместе со статьей Г. Сафарова.
«Пусть при этом были нарушены многие формальные стороны буржуазного судопроизводства и не был соблюден традиционно-исторический церемониал казни коронованных особ. Но рабоче-крестьянская власть проявила при этом крайний демократизм. Она не сделала исключения для всероссийского убийцы и расстреляла его наравне с обыкновенным разбойником», – писал Сафаров.
Ну что ж, и Спаситель висел на кресте «наравне с обыкновенным разбойником».
«Нет больше Николая Кровавого… И рабочие и крестьяне с полным правом могут сказать своим врагам: „Вы поставили ставку на императорскую корону? Она бита, получите сдачи одну пустую коронованную голову!“ (Видимо, из-за этой образной фразы публициста Сафарова пошла легенда об отрезанной „коронованной голове“, которую вывез Юровский в Москву.)
21 июля. Инженера Ипатьева вызвали в Совет и передали ему обратно ключи от его собственного дома.
Что он почувствовал, когда зашел в замусоренный, страшный свой дом, хранивший вечный ужас ночи 17 июля?Расследование начинается
25 июля большевики сдали Екатеринбург, и в город вошли части сибирской армии и Чехословацкий корпус. И сразу бросились белые офицеры в Ипатьевский дом.
Дом представлял из себя зрелище поспешного отъезда. Все помещения были сильно замусорены. По комнатам разбросаны булавки, зубные щетки, гребенки, щетки для волос, пустые пузырьки, поломанные рамки от фотографий. В гардеробе висели пустые вешалки, и все печи в комнатах были забиты золой от сожженных вещей.
В столовой возле камина стояло пустое кресло-каталка. Старое, вытертое кресло на трех колесиках, где, болея ногами, изнемогая от постоянной головной боли, провела она почти все дни. Последний трон императрицы Александры Федоровны.
В комнате дочерей была пустота. Коробка с одной конфеткой монпансье, судно больного мальчика – вот и все вещи. И еще на окне висел шерстяной плед. Походные кровати великих княжон нашли в комнатах охраны. И никаких ювелирных вещей, никакой одежды в доме! Хорошо поработал Григорий Никулин с товарищами.
По комнатам и на помойке у дома Попова, где жила охрана, валялось самое драгоценное для Семьи – иконы. Остались и книги. Ее коричневая Библия с закладками, «Молитвослов», «О терпении скорбей…» и, конечно же, «Житие Святого Серафима Саровского…», Чехов, Салтыков-Щедрин, Аверченко, тома «Войны и мира» – все это было разбросано на полу по комнатам или валялось на помойке.
В их спальне нашли хорошо выструганную доску – это и была та доска, на которой играл и ел больной мальчик. И еще было множество пузырьков со святой водой и лекарствами. В прихожей валялась коробка. В ней были волосы великих княжон, остриженные в февральские дни, когда они болели корью.
В столовой нашли чехол со спинки кровати одной из великих княжон. Чехол этот был с кровавым следом обтертых рук.
На помойке в доме Попова нашли Георгиевскую ленточку, которую царь до последних дней носил на шинели. К тому времени в Ипатьевский дом уже пришли бывший его жилец лакей Чемодуров и воспитатель Жильяр.
Чемодуров – старый лакей, вечный тип верного русского слуги, преданный чеховский Фирс, который всю жизнь как за ребенком ходил за своим господином.
