Орлята партизанских лесов - Яков Давидзон

— Я же пионер, товарищ командир! Стрелять умею, хотите — проверьте!

Водопьян взял у ближайшего партизана карабин…

— И проверим…

Этого испытания Лёня не боялся: бывало, отец брал его с собой на стрельбище. Там Лёня и научился стрелять не только из мелкокалиберного, но даже из боевого оружия.

— Во-он, видишь, столб? Попади-ка в изолятор.

Белый фаянсовый изолятор выглядел издалека крошечным кругляшком. Но Лёня затаил дыхание, прицелился и спустил курок. С первой же пули изолятор разлетелся вдребезги.

— Недурно, — сказал партизанский командир. — Пойдёшь в четвёртую роту, к Киселёву. Будешь связным.

Вскоре Лёня заслужил среди взрослых авторитет смелого и находчивого партизана. Его стали брать в засады, на железную дорогу. Окрестности он знал, как свои пять пальцев, и был незаменимым проводником.

Вот и теперь Лёня вывел группу Юрченко к изгибу железнодорожного полотна. Партизаны залегли буквально под самым носом у жандармов, охранявших стальную колею. Часовые сошлись па границе постов и оживлённо разговаривали.

— Ишь, бездельники, — шёпотом ругался Юрченко. — Им приказано ходить, а они стоят, языками мелют.

Наговорившись, часовые поспешно затопали сапогами по шпалам — каждый в свою сторону. Партизаны без помех установили мину.

Вопреки заведённому правилу уходить, заминировав дорогу, группа Юрченко решила задержаться. Солнце основательно разогрело лежавших в мелколесье партизан, когда вышедший из Бахмача состав приблизился к заминированному участку. Пятнадцать вагонов и платформ насчитал Лёня. Прикрытые маскировочными сетями, на платформах громоздились автомашины, тягачи и гаубицы с короткими стволами. В опломбированных вагонах, очевидно, везли снаряды.

Раздался взрыв. Паровоз рухнул с насыпи, увлекая за собой вагоны. Партизаны обстреляли состав па пулемёта и автоматов, по когда в вагонах стали рваться снаряды, поспешно укрылись в лесу.

…Они напоролись на фашистскую засаду, когда уже почувствовали себя в безопасности. Жандармы атаковали внезапно и стали теснить партизан к болоту. Они отстреливались больше часа, и патроны были на исходе.

— Лёня, — спросил Юрченко, — ты можешь проскользнуть незаметно в тыл к фашистам?

Ещё не зная, что задумал командир, Босенко поспешно ответил:

— Могу!

— Слушай внимательно. Единственная дорога для тебя — через болото. Взрослый там не пройдёт, это как пить дать. Возьмёшь две гранаты. Когда окажешься у фашистов в тылу — бросай. Пока они придут в себя, мы и прорвёмся. Всё теперь в твоих руках!

Юрченко отцепил от пояса две «лимонки», проверил запалы, протянул Лёне.

— Карабин оставь. Он тебе только мешать будет.

«Оставить оружие? Да какой же я партизан без оружия?» — промелькнуло в голове.

— Нет, карабин я возьму!

Юрченко посмотрел на него долгим взглядом и сказал:

— Будь по-твоему! Значит, помни: две гранаты, одну за другой!

Болото отсвечивало маслянистым блеском. Кое-где тянулись вверх кустики, и Лёня решил использовать их как прикрытие. Там, где остались его боевые друзья, гремели редкие выстрелы. И каждый раз немцы подымали яростную стрельбу из пулемётов. Потом снова всё утихало.

Лёня ступил в тину и сразу провалился по пояс. Сапоги стали тяжёлыми, как свинцовые. Как не жалко было, но Лёня решительно сбросил сапоги. «Не пропаду, лето на дворе, — успокоил сам себя. — Тапочки в отряде сошьют, ещё лучше будет ходить».

Он выломал длинную палку прощупывать дно. Шаг за шагом преодолевал болотную топь. Вода сверху была почти горячая, а чуть глубже ноги ломило от ледяного холода, сохранившегося с зимы. Каждый метр давался с трудом, и наступил момент, когда Лёня окончательно замёрз и обессилел. Карабин пригибал к гнилой воде. А конца болоту не было видно. «Не дойти мне», — подумал Лёня. Он честно пробирался через болото, и не его вина, если не хватило сил:

Лёня в изнеможении присел на кочку. Было тихо, звенели комары над головой. Какая-то пичуга вспорхнула на веточку и, раскачиваясь вверх-вниз, казалось, дразнила Лёню. У него не было сил, чтобы протянуть к ней руку».

Лёня вдруг представил, как лежат за деревьями пять его товарищей, как до боли в ушах вслушивается в тишину Юрченко и взглядом подбадривает остальных. Мол, всё будет хорошо, Лёня уже подползает к фашистам, и вот-вот рванут гранаты.

А он, Лёня Босенко, словно какая-то размазня, сидит посреди болота и прощается с жизнью. Что сказал бы отец, увидев его таким?

— Нет, врёшь, не возьмёшь, — прошептал он запомнившуюся ещё с довоенных времён фразу, услышанную в кинофильме.

Превозмогая ломоту в оледеневших ногах, Лёня побрёл дальше.

Ему показалось, прошла целая вечность, прежде чем он почувствовал ступнями нагретую июньским солнцем землю…

Первую гранату Босенко бросил в немецкого пулемётчика, укрывшегося за стальным щитом.

Эхо от первой гранаты слилось с грохотом второй. А вслед за ним грянуло «ура», и партизаны, стреляя на ходу, бросились на растерявшихся фашистов.

Когда группа входила в лагерь, Лёня тихо сказал:

— Сапоги вот только жалко… Почти новые были…

Тут только Юрченко обнаружил, что Лёня шагает босиком.

— Да разве мы такие тебе сапоги смастерим! — воскликнул он. — Генеральские! Как у Фёдорова!

Юрченко выпрямился, когда к группе подошёл Водопьян.

— Диверсионная группа отряда имени Ленина задание выполнила!

Немного помолчав, решительно добавил:

— Взорван состав с военной техникой и боеприпасами. Сами видели… У нас потерь нет.

Встретился я с Босенко случайно. Много лет прошло после войны. Был я на первомайском параде, делал репортаж для газеты «Радянська Украина». Рядом со мной оказался офицер милиции. Лицо мне его показалось очень знакомым. Память у меня на лица и фамилии хорошая.

— Вы — Босенко? — спрашиваю.

— Босенко.

— Партизан?

— Был в отряде.

— Лёня! — воскликнул я. — Вот ты теперь какой!

…Засиделись мы с Леонидом Михайловичем чуть не до рассвета. Все вспоминали партизанские наши дела, товарищей.

— Покажу своим ребятам эту карточку, — сказал на прощание Босенко. — А то ведь не верят, что их отец был партизаном… «Ты ведь в школу тогда ходил, говорят, таким, как мы, был…» Это уж точно: в лес, к партизанам, прямо из-за школьной парты ушёл. Так было нужно!

Рассказ партизана

Я хорошо запомнил день, когда партизаны штурмовали тюрьму в посёлке Корюковка. В камерах за стальными решётками ожидали с минуты на минуту расправы заложники, которых фашисты намеревались расстрелять. Бой был кровопролитный, гитлеровцам и полицаям бежать было некуда, и они сопротивлялись до последнего патрона.

Но партизаны одолели врага.

Когда мы вернулись в елинские леса на свою базу, многих не досчитались командиры. Но зато все заложники были освобождены. Среди них оказался и Володя Бебех, сын партизана. Потом, когда он стал связным, я частенько с ним встречался. После войны я долго ничего не знал о судьбе мальчика. Когда же опубликовал эту фотографию в республиканской газете, Володя отозвался, написал письмо, рассказал о прошлом.

Однажды в партизанский музей вошёл вместе с другими посетителями высокий широкоплечий мужчина. Он ходил по залам, подолгу задерживался у стендов с оружием, листовками, которые выпускались в соединении Фёдорова в годы войны, с пристальным вниманием рассматривал портреты народных мстителей. Не пропускал ни слова из рассказа экскурсовода.

У одного из снимков, где был запечатлён мальчик лет десяти-одиннадцати, группа задержалась. Экскурсовод объяснила:

— В партизанских отрядах воевало немало подростков. Не всё известно о судьбах этих отважных ребят. Перед вами портрет юного партизана, имя которого установить пока не посчастливилось…

Тогда мужчина вышел из-за спин гостей и просто сказал:

— Это я. Зовут меня Владимир Бебех. А было это в 1943 году…

— В 1941 году, — начал Владимир Бебех, — я окончил 3 класса Тихоновичской средней школы Корюковского района Черниговской области. Отец мой был зачислен в партизанский отряд Фёдорова задолго до того, как фронт вплотную приблизился к нашим местам. Из села ушли в лес, чтобы бороться с оккупантами, кроме отца, его родной брат, председатель сельсовета Степан Бебех, председатель колхоза Феодосий Ступак, колхозный бригадир Амвросий Мягкий и наш дальний родственник Николай Бебех.

Около недели в окрестностях села сражались с немцами разрозненные части Красной Армии. Когда линия фронта передвинулась на восток, я вместе с сыновьями Ступака — Мишей и Петей — сразу же побежал в лес. У каждого из нас было в руках лукошко с продуктами. До позднего вечера мы бродили по густым ельникам, спускались в тёмные овраги, но партизаны словно сквозь землю провалились…