Царство Божие внутри нас - Иоханн Таулер

Но истинная отрешенность — не только в том, чтобы человек оторвался от всего внешнего разнообразия, но также и в том, чтобы он отвратился от сил, образующих разнообразие внутреннее, с его мысленными образами и фантазиями, и пребывал в уединении.

Ибо только если он оставит все это, явится Христос, Которого он ожидает, и, явившись, уведет его за пределы всех вещей и вознаградит за все ожидания.

А потом придет внутренний мрак, совершенное одиночество и крутой одинокий мрачный путь, на котором он ничего не знает и ничего не имеет и на котором встретится ему все, что, по его мнению, он давно уже преодолел и победил, — и все это будет внушать ему ужас... Но послужит все это только исчезновению Я и всех себялюбивых желаний.

Если он отвергнет их, придет Бог и явлением Своим даст ему уверенность в вечной любви.

Это происходит, если мы «благоразумны и бодрствуем в молитвах». Теперь о последнем. Что подразумевает Петр, говоря о молитве? Подразумевает ли Он молитву, творимую устами? Нет, вместе с Иисусом он подразумевает такую мольбу Богу в Духе и Истине, о которой учители говорят, что она — вознесение сердца Господу.

Чтение рассудком и словесная молитва могут помочь и привести к этому, и тогда и то и другое благотворно. Но как мое платье и капюшон — не Я, а только служат мне, так и словесная молитва — не истинная молитва, а только служит и помогает тому, чтобы дух и сердце погружались прямо в Бога. Только то — истинная молитва.

И эту истинную молитву непрерывно творят на небесах, и в мыслях, и на устах. Она всецело возносит сердце, дабы Бог вошел прямо в нашу сокровенную и заповедную глубину, в самую душу, в которой и есть подлинное единение.

Об этой потаеннейшей глубине говорит Августин, утверждая, что душа имеет сокрытую бездну, не имеющую ничего общего со временем и внешним миром и далеко превосходящую внешнего человека и Я, которая и даст жизнь и движение телу.

Здесь, в глубине души, —Прибежище и Царствие Божие. Здесь человек делается совсем тихим и существенным, более уединенным и обращенным вовнутрь, более светлым и отрешенным, ибо здесь — Сам Бог в Своем Царстве, здесь он вершит и обитает.

Отсюда истинный молитвенник возвращается затем во внешнюю жизнь, обращаясь со всеми с горячей любовью и готовностью помочь, для чего и предназначил его Бог, и со всей любовью посвящает себя людским бедам, стараясь дать совет, и объемлет одним взором множество людей, всех унося в глубину своей души, в бездну божественной любви, чтобы всех ею наделить.

Вот так и погружается он в бездну единения и возвращается снова, сохраняя, однако же, в глубине свою внутреннюю сущность, из которой проистекают его желания и поступки.

В таком человеке — только Божьи воля и жизнь. И служит он во имя Божие и для утешения и совершенствования всех люден. Он  живет в Боге, и Бог живет в нем.

Сподоби и нас, Боже, достичь такой же отрешенности и такого же единения!

Стараясь сохранять единство духа в союзе мира. Одно тело и один Дух... один Бог и Отец всех, Который над всеми, и чрез всех, и во всех нас.

Ср. Еф. 4,3—4,6

Три сущности соединены в человеке: первая — человек внешний, или то, что воспринимается в человеке чувствами, вторая — человек внутренний; и третья — сокрытый в самой глубине боговидный человек, или Христос в нас.

И все же это — один человек.

В своей сокровеннейшей глубине человек есть обитель Божия; и кто всецело обращен вовнутрь и погружен в свою сокровенность, тот стать непоколебимо и совершенно перемещен в божественный покой, что не поколеблют его ни радость, ни страдание, ни жизнь, ни смерть.

Этого покоя нужно добиваться, удерживать его и оберегать, дабы сохранялась в нас обитель Божия. Спокойно и с доверием вернись в себя самого, оставайся с собой и пореже обращайся вовне. Предоставь внешнее тем, кто в этом еще нуждается, и все свои  помыслы направь на Бога в глубине твоей души, дабы в союзе мира связать свой дух с Его.

Когда ты в этом союзе, душа твоя в единое мгновенье озаряется божественным светом, так что глубина воспламеняется и кажется тебе, что ты сам горишь и воспламеняешь всех людей.

Происходит это в сокровеннейшей глубине души просветленного человека; это пронизывает внутреннего человека и проникает во внешнего, так что весь человек становится столь обожен и просветлен, обновлен и умиротворен, что все, совершаемое им после, есть дело Божие.

Все приемы спасения и церковная дисциплина указывают внешнему человеку путь к внутреннему, в котором непрерывно должно происходить истинно е обновление, чтобы явился сокровенный человек, глубина божественная.

Где произойдет это обновление, внешний человек там пусть совершенно обратится во внутреннего и в нем отвергнется от всякой зависимости и привязанности к внешним вещам, сущностям и благам, а также и от себя самого, покуда внутренний человек не станет всецело господином над внешним.

Поначалу это не легко и даже болезненно, когда отмирают всякие внешние желания в помыслах, словах и делах. Но Бог взирает на нашего сокровенного человека, Иисуса Христа, и помогает нам: если мы оставляем себя, препоручая себя Ему, то вселяется он в нас — в сокрытую, заповедную, богоподобную глубину нашего существа. Тогда возвращается глубина души в свой первоисточник, в свою нетварность, и становится там светом в свете Божьем.

В свете этом меркнет и исчезает всякий природный и духовный свет, какой бы ни светил снаружи него и в нем, как исчезает и меркнет свет звезд, когда восходит солнце. Так божественный свет, воссияв в глубине души, помрачает все тварные светочи, какие бы ни сияли, и заполняет все существо своим сверхсветом почти темного сияния: так ослепляет солнце, если смотришь на него, не защищая глаз, то кажется, что наступил мрак.

Я уже говорил, что все приемы спасения и вся церковная дисциплина внешнего человека указывают на человека внутреннего, в котором непрерывно должно происходить истинное обновление, дабы открылся сокровеннейший человек — глубина божественная. И повторяю, они благотворны и полезны лишь тем, у кого в мыслях не они сами и не их земное или вечное благо, но лишь тем, кто отказывается от своей воли, дабы свершалась в них воля Божья и обитал, и действовал в них Бог.

Вот об этом и говорит Павел, призывая нас быть едиными в духе и сохранять единство тела, души и духа в союзе мира (Еф. 4, 3—4).

Присмотримся, обратившись внутрь, к нашей душе и соединимся с сокровеннейшим человеком в себе, дабы достичь единства духа, т. е. соединения своего духа с Духом Божьим.

Подобно тому, как из добрых дров возгорается большой огонь, и пламя, выбиваясь из него, поднимается вверх, так и духовные упражнения могут зажечь наше сердце. Однако перешагни этот образ и, пылая любовью, пробейся сквозь внутреннего человека к сокровеннейшему, ибо сокровеннейший человек не знает самоуправства, но — одно только отречение: он пребывает в состоянии неделанья, дабы Бог свершал в нем его дело.

Если сподобится человек этого, то вознесется Дух Божий, взглянет в Себя Самого и увлечет душу, которая сумела все оставить, к Себе и в Себя. Произойдет это в одно мгновенье — и чем быстрее, тем совершенней. Сокровеннейший человек станет тут единым с Богом Духом.

Здесь-то и родится истинный мир Божий. Чтобы достичь его и удержать, нужно непрерывно пребывать в отрешении и преданности, и оставаться в этом, покуда не воссияет свет истины. Ибо где воссияет то, что от Бога, там будет и весь Бог.

Сподоби нас, Боже, достичь такого единства и мира Божия!

И вот один законник встал и, искушая Его, сказал: «Учитель! что мне делать, чтобы наследовать жизнь вечную?» он же сказал ему: в законе что написано? он сказал в ответ: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею душою твоею и всею крепостью твоею и всем разумением твоим и ближнего твоего, как самого себя.» Иисус сказал ему: правильно ты отвечал; так поступай, и будешь жить.

Ср. Лк. 10, 25—28

Кто хочет причаститься жизни вечной, пусть следует трем свидетельствам: первое из них — от Бога, второе — из глубины его души, третье — из Священного Писания.

Книжник следует лишь одному, на которое ему указал Христос, и ничего не знает о двух других, о внутреннем достоинстве, которое сокрыто в душе каждого, о родстве его внутренней сущности с божественной сущностью и о святости глубины души, которая образует доступ к божественной первопричине, а потому ничего не знает он и о Боге.

Об этом внутреннем достоинстве и глубине души спрашивали многих учителей, старых и новых, от епископа Альберта до Майстера Экхарта. Первый называл глубину души образом, в котором сокрыто божественное триединство, второй говорил об искре Божьей в глубине души, не знающей покоя, пока не вернется в божественную глубину, из которой она произошла и в которой находилась в своей нетварности.