Пуля для тантриста. Экстремальный роман - Olga Koreneva

Тут они достигли жилища, вошли в комнату Солнышкина и… Почувствовали: здесь что-то не так. Все вроде бы нормально на первый взгляд, но все же…

Первым заметил Дима.

- О… О… Это…

Он выронил пакеты и уставился в спальный угол.

Леонид тоже взглянул туда и прямо ошалел.

На продавленном диване он узрел самого себя, задумчивого, с тазом на животе и ворохом газет под головой. В таз, как всегда, монотонно капало с протекающего потолка, а газеты были хорошо погрызены хомяком Мишей, и человек на диване вытаскивал поочередно обрывки статей, пробегал глазами, бросал на пол, и ошеломленно замирал. Видимо, в его сознании остатки информации приобретали непростой контекст.

Солнышкин-стоявший в сильном волнении обратился к Солнышкину-лежавшему:

- Извините-простите, но если вы есть я, то я кто же?

А Сосед Дима неразборчиво прибавил:

- О… О… Это…

- Неужели я это он? – спросил всех Солнышкин. – А тогда он кто?

Дима усиленно закивал головой, пятясь вон из комнаты и шепча:

- Эт все из-за демократов… Эт они нечисти напустили… Не было такого раньше, при коммунистах, никогда…

- Тогда я коммунист, - быстро произнес Леня. – Жуть до чего не люблю непонятное.

- И я тоже, - поддакнул с дивана второй Солнышкин, поворачиваясь к двери. – Слушайте, ребята, а может вы оттуда, а? Из параллельного пространства, ну, или время зашкалило? Как вы, вообще, ко мне попали?

- Это ты к нам как попал? – возразил первый Солнышкин. – И вообще, мне здесь разонравилось, то и дело чертовщина какая-то…

- Надо сматываться на Кубу, там коммунисты, а их черти боятся, - сказал второй Солнышкин и сбросил с живота таз.

- О… о! Э! – закричал Дима. – Не подходи, сгинь!

Следом за подводником из подъезда выскочили Солнышкины. Все они помчались в разные стороны с такой скоростью, что старушки на лавочках не очень поняли, кто это был и в каком количестве. Бабуля из сорок шестой квартиры уверяла, будто то произошла материализация группы инопланетян, а ее соседка по этажу твердила, что выскочили коммунисты-перевертыши, обернувшиеся чертями. Третья старушка ничего не видела, но зато доверительно сообщила, что инопланетяне, коммунисты и черти в действительности одно и то же явление, родственное полтергейсту, та же разрушительная сила, и называется она на современном жаргоне «демократия», а на иностранном – «эм-эм-эм». Бабушки судачили об этом много дней, а может, и месяцев. За это время Солнышкин-первый (так он думал, хотя точно не знал, какой он по счету) тайно пробрался на пароход и достиг Острова Свободы (так ему казалось). По прибытии в конечный пункт Леонид перестал прятаться в ящике с гуманитарной помощью и смело вышел на палубу, на всеобщее обозрение. Там он гордо вскинул голову и завопил:

- Виват Фидель и коммунисты! Интернационал!

Он повыкрикивал еще много других хороших патриотических слов. Но тут случилось непредвиденное. Его вдруг окружили люди в иностранной военной форме, скрутили, вытащили с корабля и впихнули в красивую иномарку. Везли его недолго, и Леонид догадался, что страна маленькая. В штабе растолковали, что он вовсе не на Кубе, а в Бразилии, и режим здесь отнюдь не коммунистический, а наоборот. Лаконично разъяснив, как он влип, поинтересовались фактами биографии и всякими датами, в которых Леонид не ориентировался. И он честно признался, что в математике с детства не силен и что цифры для него навроде китайских иероглифов и каббалистических пантаклей, туманны и загадочны. А вот о смещении пространственно-временных рамок, точках отсчета и инопланетянах у него есть собственная теория.

И он принялся было ее развивать, но тут взгляд его упал на сочный натюрморт в сытной раме колбасного цвета… Солнышкин проглотил слова, сглотнул слюну, и впал в состояние, близкое не то к медитации, не то к обмороку.

Когда его накормили местной пищей и угостили винами, поразившись необычайной вместимости русского желудка, то Леонид, прослезившись, азартно заговорил о загадочных ипостасях Отечества и бытия соотечественников, способных на штуковины, непостижимые даже для них самих. Вещал он об этом и в машине, когда его везли на специальную фазенду санаторного типа, чтобы отдохнул и наелся (а то невозможно работать, нервный какой-то), рассуждал об этом и с прислугой, ни слова не понимавшей по-русски, и с самим собой, уплетая жаркое из модифицированного крокодила, тушеного в манго с маракуйей, и потягивая виски со льдом.

Это особое желудочно-духовное состояние уже стало переходить в привычное за несколько дней кайфа, но тут опять какая-то высшая сила вторглась и все поломала.

Да какая там сила, просто-напросто второй Солнышкин, переодетый дамой и сильно голодный, нахально возник, сел за стол, тяпнул виски и произнес дурацкую фразу:

- Ты извини, приятель, но, во-первых, я, понимаешь, э-э… Ну, перепутал, кто из нас я, а кто ты. Подскажи, дружище, а то просто жуть, извини-прости.

- Пошел ты! – недовольно буркнул этот Солнышкин и попытался придвинуть к себе ближе стол. Но мебель здесь была массивная и тяжелая.

- А как быть-то, друг! И вообще! Я, понимаешь, извини-прости, пробирался к нашим на Кубу, а попал сюда в лапы разведки, хорошо хоть коммунисты успели похитить, теперь я в подполье. Потому тебя и приняли за резидента. За уменье раздваиваться, приятель! – Продолжал второй, налегая на пищу.

- Вот как, приятель? Извини-прости. Не думал. («Гад, ух как жрет на халяву»).

- Понимаешь, они нашли какую-то грамоту Ельцина за героизм на баррикадах, и полагают, что это наша с тобой. Другая фамилия их не смущает, а наоборот. Они считают, что наши власти через тебя транспортируют в Бразилию международный коммунизм и готовят здесь переворот, - растолковывал второй, судорожно заглатывая горячие куски. – В посольстве неприятности, оттуда получена шифровка: «Этот придурок нас компрометирует, срочно убрать!» Так…

Солнышкин-этот никак не мог уразуметь, какие-такие «наши власти» и какое еще посольство, о Кубе ли твердит второй Солнышкин, или о России, или еще о чем. «Да хрен с ними», подумал наконец, так как находился последнее время только во власти желудка.

А второй продолжал:

- Так что бразильские коммунисты решили тебя спасти. Вот тут женское платье, парик, держи вот, за углом ждет спортивный автомобиль, давай, ну! Торопись!

- Не хочу! («Как же, держи карман, халявщик»).

- Бежим, время в обрез.

- Куда? («Еще чего», - зло подумал Солнышкин-первый, совсем забыв про христианские заповеди, так нравившиеся ему раньше).

- Домой, на Родину. Вот шмотки, торопись!

- Чепуха («сам туда канай»).

- Конец. Уже идут! – Солнышкин-женщина метнулся к окну. – Убирать идут, пойми!

Тут Леня-первый, взглянув на перекошенное ужасом лицо второго, запаниковал и стал суматошно напяливать женское платье, колготки, туфли, нахлобучивать пышный парик. Другой схватил дамскую сумочку и припудрился, потом вдруг обмяк, забормотал:

- Ой не могу, ой не могу…

И снова принялся набивать рот остатком балыка.

- Тьфу, прорва ненасытная! – выругался этот Леонид. – Не суетись, они нас не узнают. Мы теперь мамзели, словом, мучачи.

В гостиную вошли.

Солнышкины хихикнули и затянулись гавайскими сигарами. В сизом никотинном мареве они загадочно ухмылялись. Вошедшие захлебнулись дымом, закашлялись и, щурясь, окинули «дамочек» пристальным взглядом, при этом тощий смуглый усач подмигнул и дернул усом, а замыкающий процессию блондин процедил по-русски:

- Пьяные шлюхи.

«Знакомый язык», - подумал Солнышкин-резидент. – «Чистый московский выговор. Земляк, что ли? Спросить бы надо, давно ли оттуда, и как там, на Родине?»

Но процессия уже скрылась в холле, ведущем в глубь дома, а вылезать из глубокого мягкого кресла и рыскать в поисках земляка в шестидесяти восьми комнатах Леониду не хотелось…

Тянулась бесконечная сиеста, и Солнышкиным, размягшим от обильной выпивки и еды, сладко кемарилось…

Когда бразильские коммунисты захватили фазенду, то хмельной Солнышкин-резидент по тайным каналам, через Израиль и ряд других мелких государств был переправлен в Москву – с доставкой на дом. Там он долго еще не мог очухаться, выкрикивал нерусские слова и требовал прислугу…

Другой Солнышкин навсегда остался в солнечной Бразилии, став впоследствии крупным политическим деятелем и секс-символом.

На этом месте она проснулась от поцелуев Сержа, и произнесла:

- Привет, матрешка. Даже во сне ты меня преследуешь в образе Солнышкина. Этот твой чувак меня задолбал, я настучала на компьютере целый экстаз, а теперь вот проснулась, и ничего нет, на хрен ты меня разбудил?

- Не упоминай хрен в суе, - сказал Серж …

А потом была ее очередь рассказывать:

- Одна моя подружка, - сказала она, - долго искала работу. Приятель в шутку предложил ей подработать телом, на что она мудро ответила: