Улыбка Мицара - Михаил Белов

— Откровенно говоря, меня вытащил робот. Я только лег подремать на лужайке. Даже сейчас ко сну клонит. Пойду лягу…

Утром следующего дня, во время завтрака, Тарханов объявил о своем решении отложить старт на один год. Если бы он знал о последствиях своего решения, то в тот же день покинул бы Лорию. Но тогда решение казалось верным. Программа исследований не была выполнена. Зачем стартовать, когда перед тобой одна загадка за другой, когда ты должен понять, что произошло на этой планете? Где те существа, которые создали загадку марсианского шара? Почему они не хотят открыться землянам, здесь, на своей родине? Во всем этом надо было разобраться; ради этого стоило жить и умереть. Не каждому выпадает такое счастье — открыть новую цивилизацию, отдаленную от Земли бог знает какими расстояниями.

Сообщение Тарханова приняли с восторгом. Океанолог сказал, что наконец-то он займется своим делом. Астрофизик просил, чтобы ему разрешили заняться главной обсерваторией планеты. «Там делаются все шары», — сказал он. Иван Васильевич заговорил о новых посадках.

— Ладно, нас ждет завтрак, — сказал Тарханов, довольный, что его решение совпадает с мнением товарищей. — Прошу к столу.

— Черт знает что! — вдруг воскликнул кибернетик и швырнул тарелку с салатом из хлореллы на пол. — Что за гадость мне подают? Где зажаренный баран? Я вас спрашиваю?

Обычно кибернетик поедал все, что ему подавали. А подавали ему всегда одно и то же — хлореллу во всех видах. И глотал он ее с таким завидным аппетитом, что невольно вызывал зависть. И вдруг такая сцена. Тут уж было не до завтрака. Океанолог с недоумением уставился на Юханена. Один Иван Васильевич невозмутимо допил чай, вытер салфеткой рот и только после этого встал из-за стола.

— Пойдем, — он взял кибернетика за руку.

Тот покорно последовал за астроботаником. Через три часа Иван Васильевич появился в командорской рубке.

— Что с Яном Юханеном? — оживился Тарханов.

— Кибернетик болен.

— Этого не может быть! Я бы поверил, если бы вы сказали болен океанолог Кузьма Мочкаш. Но кибернетик, Ян Юхансн?

— Да, именно Ян Юханен.

— Что с ним?

— Очевидно, воздействие лучей бледно-зеленого дворца на кору головного мозга. Пока это предположительно. Придется исследовать весь организм Юханена. Лечение займет не менее месяца. Вас я тоже, пожалуй, подвергну обследованию.

— Но я чувствую себя великолепно.

— Посмотрим, — сказал астроботаник, вглядываясь в командора холодными, пронизывающими глазами исследователя. — Я этим шарам не особенно доверяю.

Вопреки мрачным предсказаниям астроботаника, инженер на четвертый день появился в обеденном салоне и с прежним аппетитом стал поглощать котлеты и салат из хлореллы. Иван Васильевич не нашел особых нарушений в его организме, разрешил работать в звездолете, но категорически запретил путешествие по Лории хотя бы в течение месяца. Сколько ни уговаривал его инженер, всегда уступчивый Иван Васильевич на этот раз был неумолим. Он умел быть твердым.

Настроение ученых поднялось. Готовились к поездкам в разные концы Лории, чтобы продолжить исследование планеты. Вновь в обеденном салоне искрился смех.

Первым отправился в путешествие океанолог. Кибернетик собрал ему великолепный аппарат «Орел и рыба». Кто дал машине такое название — неизвестно. Но она действительно в море плавала, как рыба, а в воздухе парила, как орел. Потом в трехмесячную поездку по планете отправились Тарханов и Антони Итон. Антони Итон, англичанин по национальности, — самый молчаливый член экспедиции. Перед отъездом Тарханов еще раз поговорил с Иваном Васильевичем: может ли он разрешить поездку по планете кибернетику. В ответ астроботаник коротко бросил:

— Нельзя!

Тарханов покидал звездолет с тяжелым сердцем. Он верил Ивану Васильевичу и все же считал, что лучшим лечением для инженера было бы движение, смена впечатлений. Но приказать врачу Тарханов не мог.

За два месяца Тарханов и Антони Итон изъездили тысячи километров по планете и собрали богатый научный материал. Но все это было не то, что они искали. В существовании на Лории высокоорганизованной цивилизации никто из землян не сомневался. И то, что здесь прошла, быть может, одна из самых страшных во Вселенной войн, тоже не вызывало сомнения. Ко времени, когда на Лорию прилетит комплексная экспедиция землян, ученые разберутся во всем и полностью разгадают зловещую тайну гибели жизни на планете. Пока же в распоряжении землян были только одни шары.

Но и они оставались загадкой.

В начале третьего месяца путешествия Тарханову и Итону, кажется, улыбнулось счастье. В южном полушарии среди безбрежных водных пространств они увидели остров, застроенный причудливыми зданиями. Ученые три раза пытались проникнуть на остров, но этого сделать не удалось — слишком велика была радиация: две тысячи рентген. Они пытались пробираться к острову с севера и юга, с запада и востока — радиация была всюду.

Связь со звездолетом была регулярная. Иван Васильевич два раза в день докладывал о жизни на базе. В первые дни он делал это охотно. Потом, очевидно, это наскучило ему. Как-то он ограничился кратким сообщением:

«У нас все в порядке, происшествий нет» и после этого два дня не выходил на связь. Тарханов и Итон терялись в догадках: что могло случиться? Они связались с Кузьмой Петровичем, но тот тоже ничего не мог сказать, только сообщил, что вчера он разговаривал с базой.

Уже по пути домой Иван Васильевич появился в эфире в неурочное время и сказал всего два слова: «Немедленно возвращайтесь». Пока летели, изрядно переволновались. Строили разные догадки.

Встретил их кибернетик. Он был в превосходном настроении. Что-то насвистывал. Помог поставить планетолет на место.

— А где же Иван Васильевич? — спросил Тарханов, когда они через час собрались за обеденным столом.

— Он арестован, — отчеканил кибернетик.

Тарханова поразило слово «арестован». Он не сразу понял его значение, поскольку на Земле оно давно вышло из лексикона.

— Что значит арестован? Насколько я понимаю, вы насильственно лишили астроботаника свободы?

— Именно насильственно. Я понял, что подчинить человека своей воле — один из способов проявления радости жизни.

Голос кибернетика звучал торжественно. Темно-синие глаза искрились.

— Звездолетчик, встань! — Голос Тарханова был резок и повелителен.

Лицо кибернетика перекосилось, он обхватил голову руками, плечи его вздрагивали; крупные капли пота блестели на лбу у корней волос. Казалось, какая-то невыносимая боль терзает его. Наконец он поднялся с места. Тарханов упорно смотрел на него. У кибернетика был отсутствующий взгляд. Он ничего не видел.

— Голова болит, — с трудом промолвил он, впадая в беспамятство.

— Найдите Ивана Васильевича, — распорядился Тарханов.

Антони Итон вышел. Кибернетик в кресле не шелохнулся. Голова его свесилась на грудь. Он весь как-то обмяк, могучие плечи ссутулились. В старинном фантастическом романе Тарханов читал о живом Океане, который материализовал память человека. Здесь было нечто похожее. Может быть, бледно-зеленый дворец, облучая какие-то участки мозга, воздействовал на психику человека и менял ее в нужном ему направлении? Но для чего?

Иван Васильевич, который больше суток просидел запертым у себя в каюте, с некоторым любопытством рассматривал кибернетика.

— Рассказывайте, — предложил Тарханов.

— Сначала займусь им. — Иван Васильевич взял кибернетика за руку, — Встань.

Тот сразу же вскочил.

— Иди за мной.

Кибернетик раздраженно сбросил руку Ивана Васильевича.

— Командор, мне надо добраться до каюты. Дай мне руку. Скоро все, пройдет. У меня было предчувствие… Да кет, вздор. Я сам не анаю, что говорю. Командор, помоги мне добраться до каюты.

— Пойдем, — сказал Иван Васильевич.

Когда за ним закрылась дверь, Тарханов обратился к астрофизику:

— Что вы думаете обо всем этом, Антони?

— Я должен подвергнуть себя облучению.

— Зачем?

— Чтобы ответить на ваш вопрос!

— Не разрешаю.

— Значит, я не могу ответить на ваш вопрос.

Иван Васильевич вернулся через полчаса.

— Антони Итон хочет подвергнуться облучению. Как вы это находите, Иван Васильевич?

Астроботаник как-то странно посмотрел на Тарханова и тихо сказал:

— Может быть, он прав. Я, например, подвергал себя облучению.

Тарханов почувствовал, как все его тело наливается яростью и гневом. Но, собрав всю силу воли, он заставил себя улыбнуться:

— Хороший пример для подчиненного. Вы же оставались за командора, Иван Васильевич.

— Я нарушил инструкцию, но не мог поступить иначе. — Голос у астроботаника был спокоен. — Все началось через три недели после вашего отъезда. Инженер, кажется, выправился, много работал, вечерами засиживался у экрана. Жили мы мирно и даже подружились. Нашли общее…