Кот Шрёдингера - Антон Ботев

СКОЛЬКО НУЖНО ИМЕТЬ ПРОЦЕНТОВ ТЕЛА, ЧТОБЫ В НЕМ БЫЛА ДУША?

во всяком случае, загнал его в подсознание, и вопрос крутился у меня в голове, по крайней мере, я так думаю; конечно же, при всяком удобном случае я думал о нем и сознательно. Нет, нет: женщины, трудности похода, мальчик, лес, озера, полицейские, Эдик, Евграф Николаевич, конечно, не могли сбить меня с мысли. СКОЛЬКО НУЖНО ИМЕТЬ ПРОЦЕНТОВ ТЕЛА, ЧТОБЫ В НЕМ БЫЛА ДУША?

Проснувшись утром, я увидел, что вокруг, нисколько нас не опасаясь, прыгают зайчики и белочки, летают непуганые птички. Я, сколько знал, сказал Рамзану, кто как называется, и он, похоже, впервые проявил какой-то интерес хоть к чему-то. Поэтому я впоследствии часто говорил мальчику: смотри, Рамзан, вот зайчик. А вот белочка. А вот, смотри, лисичка. Волков и медведей не было. По ночам слышался страшный ежиный топот; человек, который никогда не ночевал в лесу (каким был до недавнего времени я) не мог бы никогда подумать, что ежи так топают. Казалось бы, маленькие создания, но, видимо, при движении они очень сильно размахивают лапами/ Должно быть, так. Также по ночам мы видели звезды; с одной стороны, их видно лучше, чем в городе, но, с другой стороны, условия и правда довольно-таки белой ночи и вертикально стоящие деревья все-таки закрывают обзор и не дают в полной мере насладиться созерцанием созвездий. Я показывал что-то Рамзану, но звезды его очевидно интересовали не так, как животные.

Весь второй день мы бодро шли по лесу, но никуда не вышли; заблудиться было особенно негде, так что я не беспокоился. Если идти от Рюттюярви на север, то выйдешь к Питкяярви, Кате или Валкеалампи; обогнув одно из этих озер, попадаешь в область с миллионом маленьких озерок; двигаясь мимо них на север, выйдешь, наконец, к Вахваярви, а дальше совсем просто. Проблема была в том, что мы шли на север от Рюттюярви в течение целого дня, но ни на какое озеро не наткнулись. По пути мы собирали грибы-ягоды, к чему Рамзан никакого интереса не проявил, но целым профессором показала себя Нина; постепенно все разошлись друг от друга на большое расстояние, переаукивались, мальчика я держал в зоне видимости, а в Нину верил, верил в ее разум и чувства. Мальчика, впрочем, постоянно кормил конфектами. Вечером мы собрались вместе, Нина приготовила грибовницу, поели, посидели у костра, стало скучно, легли спать. Я смеха ради нашел Полярную звезду (если правильно нашел), лег ногами на север, чтобы проверить, правильно ли определил стороны света днем. Ногу мальчика я опять привязал к своей ноге, и опять ночью он не спал, и смотрел, как мы с Ниной занимаемся любовью и проч. Утром я встал, найденное ночью северное направление по другим признакам (кора на деревьях, муравейники) оказалось скорее южным, я стал сомневаться: правильно ли я определил Полярную звезду; головой или ногами на север я лег; не шевелился ли я ночью; не переворачивал ли меня кто-нибудь, пока я спал. Требовало внимательного рассмотрения только предположение 2, потому что я знал за собой склонность отождествлять диаметрально противоположные понятия: нуль и бесконечность, право и лево, кнут и пряник и т. д., особенно, если сконцентрировался на них. При концентрации я запоминаю не точное положение параметра, а то, как его можно вычислить. Поскольку по запоминаемому мной способу можно обычно вычислить равно параметр и его противоположность, впоследствии я не всегда могу их различить. Вот и теперь: я не был уверен, где север, а где юг; небо еще ночью заволокло тучами, и призвать на помощь солнце я не мог. Но страшно мне не было: на юге в любом случае было Рюттюярви, на севере Питкяярви, Катя и Валкеалампи, на западе и востоке дороги, по которым всегда можно выйти к жилью. Нине тоже не было страшно, потому что я был ее героем, она беззаветно верила в мои способности, волю и ум, а Рамзану было все равно, следовательно — тоже не страшно. Я подумал и решил довериться своим ногам, т. е. идти в том направлении, куда они мне указывали, решив, что если б меня переложили, то я бы, наверно, проснулся. Мы пошли на (по моему мнению) север, но, в принципе, было совершенно неважно, куда мы пошли: в условиях пересеченной местности и отсутствия солнца мы, естественно, не могли выдерживать однажды взятое направление; конечно, я старался выдерживать генеральное направление, но уверенности в том, что я его выдерживал, у меня нет, вернее, есть уверенность, что не выдерживал, судя по тому, как долго и бесплодно мы бродили. В целях экономии провизии собирание грибов стало не забавой, а насущной необходимостью, так что Нина снова отошла от меня далеко, и мы снова стали перекрикиваться. Вдобавок ко всему, Рамзан потерял какую-то свою игрушку, красного пластмассового поросенка, на мой взгляд, очень безвкусного, но мальчик был к нему привязан, и это было единственное, что заставило его разреветься, слово неверное, расхныкаться, мальчик был, как уже неоднократно сказано, пассивен до крайности, он шел и скулил, поросенок, поросенок, а я кричал э! а Нина отвечала ау! и я шел, стараясь двигаться на север, и внимательно смотрел под ноги, и искал грибы, а если видел ягоды, то показывал их мальчику, и тот их ел, при этом скуля: поросенок, поросенок. Голос Нины теперь был то справа, то слева, все было как будто в тумане, хотя и при хорошей видимости, единственно что ограниченной деревьями. Я начал слегка пугаться, что мы никогда уже не выберемся, кричал Нине гораздо громче, чем раньше, чтоб она подошла к нам, но ее голос раздавался совсем слабо и издалека, и каждый раз не с той стороны, откуда я ожидал. Интенсивность криков Рамзанчика поросенок поросенок тоже внезапно усилилась, мне было не слышно Нины, я хотел было заорать ему тише ты! но одновременно заметил две вещи: первая — то, что усилилась не только интенсивность, но и модальность криков мальчика, теперь он кричал скорее радостно; вторая — красный пластмассовый поросенок. Я не сразу понял, что это тот самый поросенок, и сначала сказал, что смотри-ка, вот похожий поросенок, повезло тебе, а Рамзан стал сердиться и говорить, что это не похожий поросенок, а его личный поросенок, а я стал сердиться и говорить, что своего поросенка ты потерял, но потом до меня дошло-таки, что это тот же самый поросенок, ибо откуда тут было взяться другому поросенку? Можно подумать, весь лес кишит детскими пластмассовыми красными безвкусными поросятами. Тогда я уверился, что мы-таки заблудились. Я внимательно осмотрелся, чтобы запомнить местность: ничего запоминающегося. Кажется, место специально было спроектировано Богом как эталон местности, лишенной каких-бы то ни было характерных признаков. На это можно возразить, что «лишенный каких-бы то ни было характерных признаков» — это очень яркий признак, и я такое возражение приму; но это место было лишено даже этого только что сформулированного яркого признака (а именно «лишенный каких-бы то ни было» и т. д.) В любом случае, даже если не лишено — признак этот не имел никакой практической ценности, и запомнить местность по нему было невозможно. Поэтому я развернул очередную конфекту, дал ее Рамзану, а обертку прикрепил скрепкой к дереву. На всякий случай написал Нине, чтоб не срывала, и мы пошли дальше. Как обычно, переаукиванье с Ниной было совершенно рэндомным и по направлению и по силе звука, каждый участок леса казался теперь знакомым (и одновременно незнакомым), я с подозрением смотрел на каждое дерево, мальчик нянчил своего поросенка, а яркая бумажка на дереве все не появлялась. Она обнаружилась как раз, когда я решил, что мы куда-то все-таки продвигаемся, и на ней была отметка Нины, что она нашла белый гриб. Мы прошли к тому времени километров пять. В следующий раз со следующей отметкой Нины она обнаружилась через десять, а потом через все двадцать (по моим ощущениям) километров. Я решил, что до следующей той же самой бумажки (сорок километров) мы больше не дойдем и потому скомандовал привал. Рамзан лег и сразу же заснул, я привалился к стволу дерева с бумажкой и тоже заснул. Нина пришла, развела костер, сварила грибы, я проснулся, мы поели и в тот день впервые со времен Питкяранты занимались любовью наедине, в смысле, без подглядывающих глаз.

Это нас леший водит, сказала Нина после того, как все закончилось. Какой такой леший, не говори ерунды, леших не бывает. Нет, ты послушай, Вова, милый, сказала Нина, и рассказала одну историю из своей жизни. История эта, адаптированная, сконденсированная, исправленная и сокращенная, такова:

Однажды пошла я в лес за грибами. Далеко зашла! Вижу, место незнакомое, мне стало жутко. Лес какой-то страшный, дремучий. Стала оглядываться, и слышу: деревья затрещали, как будто кто-то воет, не то собака, не то волк. Тут мне совсем страшно стало. Увидела я тропинку, пошла побыстрее, смотрю: тропинка заворачивает, и меня на то же место вывела. Смекнула я тогда, что это леший меня водит, и тогда-то вспомнила, что мама мне говорила. Перевернула куртку и платок на левую сторону, сапоги переобула с ноги на ногу и проговаривала: шел, нашел и потерял. Тут из леса и вышла. Нет-нет, это ерунда, сказал я, вот увидишь, завтра и так выйдем. Видишь, звезды на небе? сказал я, имея в виду, что развиднелось, завтра будет солнце. Нет-нет, леший, снова заговорила она. Мужик один из Вахтана собрался по грибы. Пошли они в лес, несколько человек. Он немного поотстал от них, и так и пропал. И пропал. Искали его везде девять дней. На девятый день он проснулся под стогом у Вороваткина, а это километров сорок от Вахтана, и сам не помнит, как шел, что с ним было. Видно, леший таскал его все эти дни. Посмотри на звезды, дура, сказал я. Посмотрела, покорно сказала она. Выйдем, выйдем, вот увидишь. Она мне поверила и благодарно засопела в грудь.