Граф салюки - Лариса Васильева

…После его отъезда Варя сидела в одиночестве в своей комнате. Только одна мысль все билась у нее в голове: «За что?» Год назад, когда ее увозил Кукушкин, она думала о Николеньке, мечтала, как он ее найдет. Теперь даже в мыслях считала себя не вправе обратиться к нему: ведь она вроде как предала его — была уж согласна выйти замуж за графа. И не казался Николай сейчас защитником — мальчишка, да и опять же, он барчук. Зачем ему крепостная? Не к кому ей было идти, никому она не нужна. Она была осквернена, самой себе противна. Не хотелось дотрагиваться до своего тела, видеть себя в зеркало. Жить не хотелось… Но и Богу она была не нужна: самоубийц он не прощает. После того, что с ней случилось, и в монастырь стыдно идти. Если бы это с ней сделал кто-то незнакомый, решила бы, что это Господь послал испытание, но то, что это был Сергей Иванович, ее просто уничтожило. Она любила его и считала идеалом, и раз он так поступил, значит, это в ней есть какой-то дефект. Варя в мыслях уже оправдала его — ведь и правда, врала ему, молчала, что крепостная, а он-то граф… Да лучше бы она проговорилась, и пусть бы Семен Семенович высек ее, отдал кузнецу или продал еще кому-нибудь, зато она потом вспоминала всю свою жизнь о Сергее Ивановиче с радостью. Это она виновата в том, что он так дурно поступил с нею. Трижды ее предали близкие люди — те, кто о ней заботился или кого она любила, значит, она сама такая плохая. Пусть же ей станет еще хуже. У Семена Семеновича она жила, как барышня, вот Бог и наказал ее: надо знать свое место.

Тут она словно очнулась. И вроде бы не обдумывала особо свои действия, но все стала делать верно. Для начала попросила оседлать лошадку, покаталась. Потихоньку, по одной вещи, в течение двух дней вынесла кое-что из своих пожиток, спрятала у ограды в саду. Затем на следующее утро снова попросила оседлать лошадку. Выехав за ограду, нашла в кустах свой узелок. Приторочила к седлу и тронулась. И одежду необходимую прихватила, и вышло все скрытно, никто и не подумал, что хочет она сбежать. Если бы граф не заехал в монастырь, они столкнулись бы по дороге.

Приехав на почтовую станцию, Варя подошла к ямщику, крутившемуся у дилижанса и попросила довезти до уездного города в обмен на лошадку. Первое путешествие в имение Кукушкина Варе запомнилось плохо, она не знала, что ехать не так уж далеко, и к тому же решила, что в дилижансе ее будет труднее выследить. Если бы она поехала верхом, то через пару часов уж была бы в П. Ямщик, воровато оглянувшись, согласился: лошадка стоила очень дорого. Кликнул мальчонку, отправил лошадь с ним домой, усадил Варю в свой дилижанс. Пассажиров еще не было. До назначенного часа выезда было еще долго. В ожидании пока наполнится карета Варя просидела почти до вечера. Наконец выехали. От голода у Вари тихонько бурчало в животе. После часа езды пришлось остановиться — лопнула рессора, хорошо, что рядом оказался постоялый двор. Пассажиры ворчали, ругали ямщика, требовали оплаты проживания, но, куда деваться, смирились и отправились ночевать. Ямщик, увидев что лишь одна Варя не просит комнату и есть не собирается, покряхтел, но, заплатил за ее ночлег и за чай с лепешкой на ночь и утром. На следующий день долго чинили дилижанс, лишь к обеду приехали в уездный городок П.

Еще только подъезжая к своему крыльцу, граф понял: что-то случилось. Вся дворня высыпала ему навстречу. Переминались с ноги на ногу.

— Ну, что случилось?

— Барышня пропали-с.

— Варя? Как пропала? Маняша, тебе поручал ухаживать за ней, рассказывай.

— Дак и что рассказывать-то. Все делали, как вы велели, ни в чем ей не отказывали. Авдотья и пирог с земляникой, и блинов ей напекла, а она только головой мотает. Я ей говорю: может, лапшу куриную? А то Ефим карасей наловил, Авдотья нажарила, так и их не стала есть.

— Да что ты со своими карасями! Говори, как пропала, когда?

— Все сидела и сидела, а потом велела лошадку ей оседлать. Покаталась, а с утра опять кататься ей захотелось. Вчерась, говорит, хочу прокатиться. Ну и все.

— Что все? Куда она поехала?

— Так не знаем, барин. Она-то и у Воронцова все каталась на лошадях. Вы же велели ни в чем не отказывать… — у Маняши покатились слезы.

— Искали?

— Так точно, — подбежал бурмистр, — поиски организовали, всю округу прочесали, и к Кукушкину посылали Васятку. Не было ее там.

— А вещи ее все на месте?

— Нет, барин, саквояжа-то и нет.

— Что же, никто не видел, как она саквояж вынесла?

— Гулять она ходила в парк. Шалью завернется и идет, так и вынесла одежку. Я-то Нюрку посылала, пойди, говорю, барышне скучно, повесели ее, покажи беседку и фонтан, и фигуры в парке-то. Так она Нюрку отослала: сама, говорит, хочу гулять. Посидит в своей комнате да снова идет прогуляться. Мы-то думали, погуляет и кушать захочет. Вот и не мешали.

Пастух вроде видел, как барышня на лошади в сторону города скакала.

— Когда она уехала?

— Вчерась утром и уехала.

Все молчали. Солнце клонилось к закату, смысла выезжать сейчас на поиски не было.

«Ну что же, поеду завтра утром», решил граф. На следующий день, взяв с собой бурмистра, он отправился на поиски. На станции удалось узнать, что точно, какая-то девица, одна, с саквояжем в руках, уехала на почтовых в П., и Воронцов, подумав, вернулся домой.

— Может, это и к лучшему, — только и сказал он.

К лучшему или нет, но избавиться от мыслей о ней граф не смог. Он ловил себя на том, что ежеминутно мысленно уговаривает Варю простить его. И ночами она все снилась ему. Как лежала перед ним на траве… Он стонал и кусал себя за руку. Брал в постель Любаху, раньше с ней было хорошо, но теперь она его раздражала, и он то звал ее, то гнал прочь. Просыпаясь, сонный, в темноте, протягивал руку и все хотел нащупать Варю и обнять ее.

Пытаясь отогнать мысли о Варюше, граф встряхивал поминутно головой. Это становилось дурной привычкой. Слуги старались обходить его стороной, поменьше сталкиваться с ним. «Эк его скрутило», — говорил старый камердинер. Что произошло в ту ночь, никто не знал. Марфушка молча привела одежду Вари в порядок, побоялась даже показывать ее кому-нибудь.

Через пару недель Серж понял, что больше так не выдержит. Он не мог без нее жить. Да, время лечит все, но сколько ему еще терпеть? Надо организовать поиски. Он съездил в Никольское.

Кукушкина он нашел, конечно, на псарне. Вместе с Петькой тот любовался на кульбиты, выписываемые ненаглядным салюки.

— Ну дает, ну дает! — восхищался Петька, — ты же салюка, а не горный козел, — увещевал он Графа, — что ты носишься, что ты прыгаешь! — молодое животное носилось кругами по вольеру, обгоняя других. Подросшие щенки резвились, покусывали друг друга и, как малые дети, играли в догонялки.