Алые губки – мягкий дурман - Марина Серова

По возвращении домой я сразу бросилась на кухню и запихала в морозильную камеру слипшиеся пельмени и полужидкое мороженое. А вот гавайские и мексиканские овощные смеси разморозиться, к счастью, не успели.

Потом я решила прослушать записи со своего «жучка». Похоже, Вахрушевы домой не возвращались, потому никаких разговоров по телефону не вели. Это когда я находилась в их квартире, мне казалось, что хозяева непременно должны нагрянуть с минуты на минуту. Теперь я понимала, что только вечером Николай Константинович и Нина Федоровна вернутся домой и, возможно, скажут что-нибудь интересненькое. А пока «жучок» молчал.

На автоответчике тоже не было никаких сообщений. Никаких! Вчера вечером Витька Буренков звонил аж три раза, а сегодня я была ему уже не нужна. Интересно. «Может быть, зря я упорно не хотела включать его в круг подозреваемых лиц и закрывала глаза на очевидные вещи? — спросила я себя. — Ведь он следил за мной, и если бы я не загнала его в тупик во дворе, то он так и не проявил бы себя!» Отговорки Буренкова, вроде случайной встречи и возникшего желания разыграть меня, стали казаться очень слабыми. К тому же я решила, что нашла связь между Витькиными звонками и крышкой гроба, прислоненной к моей двери. «Он узнал, что меня нет дома, подумал нагрянуть и ждать меня в квартире, у него ж, кажется, остались мои ключи. А в подъезде ему в голову пришла новая идея, — фантазировала я. — Нет! Дружка моего стоит проверить. Что с того, что когда-то мы были близки?»

Для начала я решила бросить свои магические двенадцатигранники и спросить у них, какую роль в моей жизни играет сейчас Витька Буренков.

Я поймала себя на мысли, что с тех пор, как занялась делом Вахрушева, каждый день вынуждена обращаться к помощи «косточек». Я также отметила для себя, что пока новых предложений ко мне не поступало, и если бы не Лидия Петровна, то сидела бы я сейчас без работы. Разгар лета всегда был периодом затишья. Я уже перестала жалеть, что приняла предложение бывшей супруги Вахрушева, тем более «кости» обещали мне быстрое развитие событий. Я искренне верила, что завтра вечером я поставлю точку в своем расследовании.

Сомневаться во вчерашнем ответе двенадцатигранников на мой вопрос я тоже не могла. Угон моей машины оказался вовсе не угоном. «Да. Мой противник точно бравирует. На самом деле он или она не в состоянии сделать ничего серьезного», — подумала я.

Потом я постаралась отогнать от себя все посторонние мысли и сконцентрироваться на вопросе о Витьке Буренкове. Как ни странно, но мне никак не удавалось уловить момент наибольшего проникновения в суть волнующей меня проблемы. Мозг, словно включенный компьютер, выстраивал логические цепочки и взаимосвязи между всеми людьми и событиями, с которыми я сталкивалась с начала расследования. А мой бывший бойфренд, с которым я рассталась по причине его отъезда в столицу, где ему предложили интересную и высокооплачиваемую работу, никак не вписывался в общую картину последних дней. Огромным усилием воли я пыталась сосредоточиться на его персоне, но, увы, Витька Буренков все время ускользал куда-то в зону недосягаемости моего воображения.

В конце концов я поняла, что двенадцатигранные магические кости сейчас, когда я в таком состоянии, вряд ли помогут прояснить ситуацию. Оставалось рассчитывать только на свои собственные логические построения и… на решительные действия, к которым пора было переходить. Поездку в рабочий поселок Текстильщик я снова отложила на потом, потому что сначала решила отыскать Буренкова. Нет, звонить и назначать встречу с ним я не собиралась. Нужно было воспользоваться эффектом неожиданности, а потому я надумала поехать на его старую квартиру, которую, как я знала, он еще не продал.

Я поймала себя на мысли, что мне, как и в старые добрые времена, хотелось произвести особое впечатление на Буренкова, поэтому я так долго подбирала себе наряд и макияж. Хотелось выглядеть интригующе-женственно, но естественно, эффектно и кокетливо, а не вызывающе. В моем обновленном гардеробе нашлись вещи, способные, на мой взгляд, сделать меня именно такой.

А ведь сначала я не хотела покупать прозрачную шелковую блузку с узором из лиловых цветочков, просто посмотрела на нее из любопытства. Мне и в голову не приходило, что такое сочетание возможно и тем более что я смогу ее надеть. Но продавщица уговорила меня примерить эту эксклюзивную модель. Я согласилась, а когда взглянула на себя в зеркало, то поняла, что вещица создана именно для меня. Потом я подобрала для нее и юбку — джинсовую с оборками. Тогда в примерочной магазина я думала, подойдет ли мне этот прикид для работы. Теперь я смотрела в зеркало и видела в нем женщину, идущую в ногу с изменчивой модой, а не частного детектива, бегущего вдогонку за подозреваемым.

Осталось сделать соответствующий макияж. В такую жару я обычно минимально использовала косметику, но предстоящая встреча с бывшим любовником требовала отойти от этой привычки. То обстоятельство, что в моей рабочей сумке лежала почти пустая косметичка, еще не говорило о том, что у меня совсем не было косметики и дома. Наоборот, у меня имелась другая проблема — проблема выбора. Я поочередно открывала одну коробочку с тенями за другой и не могла подобрать именно тот тон, который лучше других подчеркнул бы глубину моего взгляда. Наконец среди всех оттенков коричневого я выбрала цвет «жемчужный орех». В сочетании с контуром для глаз цвета «шоколадной глазури» эти тени, как мне казалось, придали моему взгляду именно ту проникновенность и в то же время загадочность, которых я и хотела достичь. Губную помаду я подобрала с ходу и не ошиблась. В результате я увидела в зеркале восхитительную стерву, перед которой наверняка не мог бы устоять не только Витек, но даже мой любимый актер Ричард Гир. Впрочем, это был уже перебор. Мне всего-то надо было заставить Буренкова рассказать о себе — зачем он прибыл из Первопрестольной в родной Тарасов и случайно ли наши пути вдруг снова пересеклись.

Через двадцать минут я была уже около подъезда дома, на пятом этаже которого жил когда-то мой бойфренд. В том, что Витька сейчас здесь, я не сомневалась, потому что припарковала свою машину рядом с его новенькой черной «десяткой». Минуту я посидела в салоне, настраиваясь на предстоящий разговор. Мне не хотелось «клещами тащить» из Буренкова признания, я предпочитала, чтобы он сам повинился в своих черных делишках против меня. «Когда личная жизнь, пусть и прошлая, перемешивается с работой, — думала я, входя в подъезд, — возникают дополнительные трудности. Но их преодолевать даже приятно».

Я поднялась на последний этаж хрущевки, и вот перед моими глазами до боли знакомая дверь, за которой мне доводилось бывать не раз и не два. Легкая трепетная волна пробежала по моему телу, прежде чем я нажала на кнопку звонка. Это была секундная женская слабость. Оторвав палец от черной кнопки звонка, я уже не чувствовала никакого волнения. Я уже была готова встретиться лицом к лицу с человеком, который за год нашей разлуки мог стать моим врагом… Хотя, возможно, мог и остаться прежним — влюбленным в меня и доставившим мне столько моментов радости и блаженства. Который из двух вариантов верен, мне очень скоро предстояло узнать.

Буренков не спешил открывать дверь. Я хладнокровно смотрела в «глазок», догадываясь, что с другой стороны этой оптической стекляшки он мог смотреть на меня.

Время шло, дверь по-прежнему оставалась закрытой. Ситуация становилась неоднозначной. Либо Буренкова нет дома, либо он не желает мне открывать. Я не знала, какому из этих предположений отдать предпочтение (хотя, честно сказать, оба они казались маловероятными), и на всякий случай еще раз позвонила в дверь. Тишина начинала меня угнетать. А я так готовилась к этой встрече…

Чуть приоткрылась соседняя дверь, и я ощутила на себе чей-то любопытный взгляд. Я еще продолжала смотреть в «глазок» Витькиной двери, но голос не то с одесским, не то просто c еврейским акцентом заставил меня резко повернуться налево.

— Прошу, зайдите ко мне. Я имею смелость сказать, что вам там не откроют…

«Одессит» говорил тихо, но с чувством большой тревоги. Я не раздумывая зашла к нему в квартиру. Мне приходилось слышать от Буренкова почти анекдотические истории о соседе дяде Леве, как Витек его называл, но я никогда не видела его лично. Теперь этот пожилой лысый толстяк, внешность которого не вызывала сомнений относительно его национальности, стоял передо мной и многозначительно молчал.

— Вы хотели мне что-то сказать? — спросила я, теряясь в догадках.

— Я, как любой человек на нашей грешной земле, имею вредные привычки, — сообщил «одессит» и покачал головой. — Я люблю подглядывать в «глазок». Это заманчиво, но действительно вредно. Хочу бросить, но не могу, втянулся…

То, как говорил дядя Лева, было одновременно смешно и страшно. Я поняла, что ему довелось увидеть в «глазок» нечто неординарное, поэтому ему хотелось с кем-то поделиться, рассказать об увиденном, но он не решался и продолжал томить меня своим красноречием, казалось — совершенно безграничным.