Наследница северных угодий (СИ) - Акулова Лариса

И, похоже, я всё-таки умудрилась обидеть наследника восточного королевства, потому что тот поджимает недовольно губы, замыкаясь в себе. И взгляд его больше не кажется мне ни надменным, ни красивым, лишь обыкновенного цвета радужка, просто глаза. Интересно, а чтобы он остался доволен от своего представления, мне нужно было перед ним раскланяться, реверанс сделать или ещё что похуже? Всё-таки, надо мне не только историю читать, но и книги по этикету, чтобы соответствовать своему положению. Подозреваю, что здесь я задержусь надолго, если не навсегда, и не сказала бы, что сильно меня это расстраивает, по крайней мере, насколько я знаю, у Нивес, помимо сволочной сестрёнки, есть любящие родители и младший брат. Вот с ними я и могла бы попробовать наладить отношения, кто знает, чем черт не шутит, вдруг я действительно смогу обрести настоящую семью?

– Приятно познакомиться, наследник, – всё-таки решаю проявить хоть какую-то вежливость, чтобы не ударить окончательно в грязь лицом. Вновь убеждаю себя мысленно, что это необходимо, пусть этот человек и пришел вместе с тем, кому я совершенно не доверяю, он же не виноват в своем выборе, вдруг не знает о том, какая моя сестра на самом деле. В таком случае, может, я смогла бы его переманить на свою сторону, мне уж точно не помешают союзники в будущих делах, которые я ещё не слишком распланировала, но уже держу на заметке в уме. – Меня радует, что вы мне представились вновь, хотя наверняка делали это в прошлом. Прошу меня извинить, однако, после длительной болезни я путаюсь в своих воспоминаниях.

– Наверно, поэтому обвинили в том, что ты Приходящая? – Вставляет свое слово Олвен, не давая ответить тому, к кому я обращалась. Подозреваю, что эта девушка из тех, кто в каждый бочке затычка. – Думаю, ректор прав, ты не моя сестра. Ты совершенно не похожа на Нивес, и тебе меня не обмануть!

Она вновь хватает за руку юношу, и уходит, таща его за собой, совершенно забыв о любых правилах приличия. Тот лишь оглядываться на меня один раз, моргают недоумённо, как бы извиняясь за поведение спутницы. Я остаюсь в недоумении, чего же, собственно говоря, она от меня хотела?

***

Следующий день для меня становится более интересным, чем все предыдущие. А причина для этого одна – я наконец-то выхожу на учёбу. Конечно же трудности есть, во-первых я не знаю, где находятся классы для занятий. С этой проблемой помогает разобраться ль’Ву. Приходит ранним утром к моей комнате, стучится, дожидается, пока я соберусь, а затем отводит в первое помещение, которое находится совсем недалеко от того сада, что я видела накануне. Насколько я понимаю, первое занятие по травам. Другие ученики уже выстроились вокруг небольшого огородика, а сзади них блестят на солнце стеклянные крыши теплицы. Учителем выступает пожилая полненькая женщина, руки у неё чёрные от грязи, и даже на лице можно увидеть зелень травы. Как если бы она прыгнула в кусты и каталась в них, как ребёнок. Впрочем, у меня это никакого осуждения внутри не вызывает, наоборот, я радуюсь, что попался преподаватель, который действительно любит свой предмет.

Другие студенты смотрят на меня с недоверием, словно призрака увидели. Это неудивительно, ведь буквально вчера меня пытались осудить на казнь, а сегодня я как ни в чем не бывало пришла учиться.

– Ну вот, главное, не волнуйся сильно, и тогда урок пройдёт как по маслу, – дает мне наставления Даар, а затем уползает, не давая мне ответить.

Приходится присоединиться к остальным студентам, молча, ведь занятие уже началось. Оказывается не все так страшно, вначале учительница Рейна рассказывает нам о травах Милоха, акцентируя наше внимание на том, что если не убрать их со своей кожи, то они могут прорасти. А затем показывает на свое лицо, говоря:

– Вот примерно так. Я это сделала ещё вчера вечером, и меньше чем за двенадцать часов трава пустила корешки, как вы можете видеть, – поражает она меня своей преданностью делу, продолжая рассказывать, – поэтому, если не хотите чтобы ваше лицо стало бугристым, а после двух суток совершенно невозможно будет избавиться от этих растений, то тщательно соблюдайте технику безопасности, работайте в перчатках, а после того, как закончите, обязательно пройдитесь по всей поверхности кожи, даже скрытой под одеждой, настойкой Мировара, она уничтожает любые следы магического воздействия.

Это оказывается настолько интересно и увлекательно, что слушаю внимательно, не отвлекаясь на тех, кто шепчется за моей спиной. В любой другой ситуации я бы попыталась подслушать, всё-таки полезно знать, какие настроения в обществе твоих ровесников ходят, но и знания об этом мире мне тоже очень нужны, чтобы в нём выжить. Поэтому, когда урок заканчивается и учительница говорит о том, что на уроке зельеготовки сегодня мы будем варить настойку Мировара, я бесконечно радуюсь.

Преподаватель искусства зельеготовки оказывается не таким потрясающим, как учительница травоведения, он придирчив, зол и не особо воспитан. Считает всех студентов кем-то вроде своих рабов. Я в этом убеждаюсь, когда он заставляет всех драить больше десятка котлов, выдав нам лишь простые тряпки и воду. Что ж, к труду я всегда была приучена, поэтому никакой проблемы в небольшой работе не вижу, чего не скажешь об остальных. Те морщатся, пытаются закатать рукава платьев и рубашек повыше, чтобы их не испачкать, матерятся сквозь зубы, но все равно делают сказанное. Хотя бы в этом проявляют повиновение. Стоит ли говорить, что мой котёл оказывается начищен до блеска раньше других, я даже удостаиваясь скупого одобрительного взгляда от учителя. И тут же, обернувшись, вижу презрение в глазах подростков. Ну как же, они ведь благородных кровей, не привыкли ручки марать, а тут вдруг какая-то сумасшедшая наследница как ни в чем не бывало намывает котёл.

От работы руками я всегда получила истинное удовольствие, поэтому сейчас лишь глупо улыбаюсь, наслаждаясь видом выполненной работы. И ещё более довольной становлюсь, когда учитель Кут мне первой дает рецепт варения зелья.

— Ингредиенты возьми в шкафу, — указывает рукой в сторону. И вновь возвращается к своему столу.

В углу стоит высокий и широкий шкаф, чистенький, с резными дверцами. Паутина протянулась к одной из ручек, завершая действительно волшебную картинку. На полках множество банок, склянок, колб и коробочек. Некоторые из них забиты ингредиентами для зелий под завязку, в других же нечто только на донышке. Парочка емкостей нехило так меня напугала, потому что в их мутной жиже плавали мертвые рептилии неизвестного мне вида. А в третьей был труп ребенка, развитие которого, видимо, остановилось ещё в утробе матери: крохотные ножки малыша срастались в хвост. Во мне сразу все леденеет от ужаса и окончательного осознания, что этот мир не волшебная сказка, а такой же жестокий, как и Земля, где считается нормальным засунуть зародыш в банку и выставить на всеобщее обозрение любопытных в кунсткамере.

— Корень варелианы, иглы пихты, глаза черновонки, лист карелянки, — сверяюсь со списком, набирая нужное. Вновь перепроверяю и сама убеждаюсь, что все правильно. — Что ж, приступим.

С помощью камней разжигаю под котлом огонь, наливаю нужную меру воды и приступаю к приготовлению настойки Мировара. Совсем скоро поднимается плотный ароматный пар, и тогда преподаватель вновь приближается ко мне.

— Отличная работа. Раньше не замечал за тобой, ал’Санд, предрасположенности к тонкому искусству зельеготовки. Рад, что ошибся, — его суровое лицо трогает легкая улыбка, которая тут же пропадает, когда мужчина обращается к остальным студентам, — учитесь, олухи, у своей однокурсницы. Вы даже котлы вымыть не в состоянии быстро.

И правда, пока только я приступила к настоящему занятию. Другие же до сих пор пытаются отмыть свои ёмкости. Маленький червячок превосходства над ними приятно греет мое сердце. Хоть что-то хорошее произошло с момента моего появления в этом мире. Впервые в моей жизни меня похвалили, признав заслуги.

Глава 17

Ко второй половине урока однокурсники наконец худо-бедно разобрались с чисткой котлов. И это меня удивляет, ведь я первый день на занятиях, но они-то тут точно не первый год учатся, знают учителя Кута, наверняка и с его методом преподавания знакомы. Так почему же двигаются, словно сонные мухи, объевшийся варенья?