Фиг ли нам, красивым дамам! - Екатерина Вильмонт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вскоре вернулся Федор.
– Чего светишься, как идиот? – спросил он друга. – Нешто трахнул свою Ариадну?
– Пока нет! И я не так примитивен, брателло.
– Да ну, тоже мне сложная натура! Запал на охренительно красивую бабу, любовницу папашки, поставил себе цель и прешь как танк! Только с интеллигентскими подходцами.
– Федька, ты чего злишься? Я тебе тут мешаю? Так ты скажи прямо!
– Да ну, извини, брат, просто зверею от пробок! Час проторчал на Третьем кольце! И нисколечко ты мне не мешаешь. А ты вообще думаешь Илонку возвращать?
– Предлагаешь бросить работу? Да ни за что!
– Но это ж как она тебя любит?
– Нет, Федя, это она себя любит, вот мама меня любит и понимает.
– Так то мама! Слушай, а если твоя Ариадна потребует, чтобы ты сменил работу?
– Будет послана! Только она не потребует, ей зачем? А что твоя иркутская мясоедка? Пишет?
– Пишет. И по скайпу общаемся. Только она в этом году институт кончает, диплом пишет… А потом обещает приехать. Но не раньше лета.
– Понял. К лету с жильем разберусь.
– Данька, кончай бодягу! Живи, сколько влезет.
– Господи, как птицы поют! – радовалась Ариадна. – Весна!
– Пора любви! – констатировала Грета.
– Да какой там любви! Просто весна! Знаешь, мне такой странный сон приснился…
– Какой? Расскажи! – потребовала Грета.
Подруги сидели за завтраком.
– Я и собиралась, может, ты растолкуешь, к чему это. Мне снилось, что я сижу на берегу моря и вдруг ко мне подходит девочка лет десяти и говорит: меня тоже зовут Ариадна. Давай с тобой дружить! И я почему-то жутко радуюсь во сне, и мы с ней начинаем бегать по пляжу, а потом девочку кто-то позвал, она убежала, а мне стало так грустно-грустно. Вот и все. Как по-твоему, что это значит?
– Понятия не имею. А как девочка выглядела?
– Такая худенькая, длинноногая, я думала, ей двенадцать, а оказалось, всего десять.
– А у тебя с кишечником все в порядке?
– С кишечником? – фыркнула Ариадна. – В полном порядке.
– Ну, тогда я не знаю. Сначала, когда ты сказала, что во сне тебе было очень хорошо, я испугалась, сны же надо толковать наоборот, но потом все оказалось как-то грустно… Просто выкинь этот сон из головы. И все!
– А как твой роман? Продвигается?
– Да. Ну вначале всегда есть какие-то сомнения… Да, кстати, ты где познакомилась со старшим Кульчицким? Я как-то плохо помню…
– Ох, не хочу я это вспоминать.
– Ну, Адочка, пожалуйста, очень тебя прошу, я ж не буду буквально все повторять, мне просто нужен толчок.
– Тогда сделай мне еще чашку кофе и дай еще грушу.
– Не вопрос! – обрадовалась Грета.
– Это было, когда я ушла от Леонида, у меня было так хорошо и легко на душе! К тому же меня как раз пригласили сделать костюмы для «Снегурочки». В квартире шел ремонт, и я поехала в Пярну, там было тихо, еще не сезон. Я много гуляла и работала. Такой был душевный подъем… Благополучно выдралась от Леонида, я свободна, у меня чудесная работа – «Снегурочка», такой простор для фантазии. Я сидела в парке и рисовала, вокруг цвела розовая сирень. И вдруг ко мне подошел мужчина, очень привлекательный, с чудной улыбкой… Вот так и познакомились.
– И у вас быстро все началось?
– Нет. Он меня долго обхаживал, в Москву приезжал… С ним было здорово интересно. А потом он предложил мне сделать костюмы к его одноактной опере, которую ставили в «Комише опер». Ну вот…
– Но это не любовь?
– Ах, боже мой, Грета, откуда я знаю? В моем представлении любовь – это муки, слезы, нестерпимая боль…
– Понятно. Кондрат…
– Не знаю я ничего. Я тогда была совсем сопливая девчонка. Ничего ни в чем не соображала, была слепа, глуха, наивна. И я сегодня четко понимаю – я тогда была ему обузой. Он рвался в другой мир, в другую страну, а что там толку от такой дуры, как я?
– А если бы вы сейчас встретились?
– Ох, нет, не хочу!
– Почему? Ты сейчас куда лучше, чем в юности!
– Я-то, может, и лучше. А он? Его музыкальная карьера не задалась, он вообще исчез, никто о нем ни чего не знает. Может, спи лся и ли подсел на наркоту, опустился… Нет. Не хочу!
– А и вправду, ни к чему. Ну все, я пошла работать.
– Погоди, я хочу показать тебе, что я вчера вечером нарисовала. Это эскизы к новой постановке Михайловского театра.
– Это что будет?
– Новое прочтение «Раймонды». Очень интересная постановка, потрясающий балетмейстер…
– И что, ни одной традиционной пачки?
– Да, это было заявлено сразу, никаких пачек.
– А музыка по-прежнему Глазунова?
– Да, но в современной обработке. Все будет короче, компактнее, а то «Раймонда» в традиционном виде…
– Скучища та еще!
– Вот-вот!
У Греты зазвонил телефон.
– Алло! – весело откликнулась она. – Да? С чего это вдруг? Обязательно сегодня? Ну раз надо… Хорошо. Приеду. Часа через два. Я за городом. Выеду через полчаса, а там уж как ситуация на дороге… – Она повесила трубку. – Черт, придется тащиться в Москву.
– Зачем?
– Да откуда я знаю? Говорят, директор срочно хочет меня видеть. А в чем дело, не сообщают. Боюсь, ничего хорошего. Небось скажет, что вынужден снизить мне гонорар.
– С какой стати?
– Да они там с ума сходят, продажи у них падают, спрос…
– Именно на твои книги?
– Да на мои-то как раз не падает…
– Тогда почему?
– А на всякий случай!
– И ты согласишься?
– А что я могу сделать? Они теперь практически монополисты, куда мне деваться? Да ладно!
– Слушай, Грета, а давай я с тобой поеду? Погостила и будет! Андрей уж наверняка уехал…
– Не вздумай! Здесь сейчас так хорошо, я с тобой тут тоже себя по-другому ощущаю. И воздух какой! Я тебя не возьму! Сиди и жди меня. Тебе же тут спокойнее, чем в Москве.
– Это верно!
И Грета уехала.
Ариадна открыла окно на кухне. Светило солнце, и было тепло. Она вымыла посуду, прибралась, принесла свои альбомы и, накинув теплую шаль, принялась за работу. За работой она забывала обо всем. И вдруг свет в окне померк. Она подняла голову и закричала. В окно влез мужчина.
– Тише! Это я!
– Вы с ума сошли?
– Да! Сошел! Окончательно и бесповоротно!
– Фу, как я испугалась! Разве так можно?
– Только так с вами и можно!
Он спрыгнул на пол, схватил ее в объятия, сжал изо всех сил и стал целовать куда попало.
– Пустите!
– Ни за что!
Она пыталась вырваться, но где там! Он был очень силен и держал ее мертвой хваткой.
И ей вдруг понравился этот сумасшедший напор, кровь вскипела, и она перестала сопротивляться.
