Философский камень Медичи - Лариса Капелле

Наконец однажды утром он выбрал самые многообещающие, на его взгляд, книги и уговорил своих стражей подняться вместе с ним наверх в небольшой, примыкавший к погребам сад. Те согласились при условии, что книги будут нести они, а не Джироламо. Поднявшись наверх, Альберони установил принесенный с собой треножник. Положил на него развернутую книгу. Поднял один лист пергамента так, чтобы его просвечивало солнечными лучами. На его удачу, солнце в этот день было необыкновенно яркое. Взял увеличительное стекло и сантиметр за сантиметром принялся изучать пергамент. Ничего… Нет, он не мог ошибиться. Он методично просмотрел всю книгу, потом взялся за вторую, третью… И в этот момент удача смилостивилась над ним. Ликование весенним паводком наполнило его душу непередаваемым счастьем. Джироламо никогда не задавал себе вопрос, что значит летать от радости. Это было всего лишь словесное выражение… И впервые он реально почувствовал, что его словно приподнимает над землей. Радость открытия, ликование первопроходца, торжество победителя, все он испытал в этот миг. Его усилия увенчались успехом. Он держал в руках то, за чем охотились поколения и поколения, средоточие мудрости, квинтэссенцию знания, дошедшего из глубины веков, слово начала начал! Потом тут же остановился и задрожал, холодный пот выступил на лбу, и руки задрожали. Он торопливо положил книгу на место. В считаные секунды ликование сменилось страхом, поднявшимся откуда-то из глубины его существа. Его открытие было слишком, слишком опасным. Нет, он не забыл, что держал в руках одну из самых опасных книг, которая только известна была человечеству, одно прикосновение к которой могло стоить жизни. Впрочем, он тут же успокоился, уговаривая себя не паниковать. В конце концов держал же он ее в руках, и ничего: никакого грома и молний, обжигающего огня или дыхания холода.

Но когда вернулся домой, возбуждение вновь овладело им. Джироламо лихорадочно заметался по комнате, словно не зная, что же он должен делать дальше. Украсть книгу и бежать, скрыться тут же. Вспомнил тысячи миль, отделяющие от Италии, леса без конца и края, дремучие чащи, непроходимые болота. Господи, он был так далеко! Неимоверным усилием воли он заставил себя успокоиться. Мозг судорожно заработал, просчитывая возможные варианты. Уехать сейчас? Невозможно. Вынести книгу и спрятать здесь? Рискованно, да и потом, в чужом доме тайников не сделаешь. Носить с собой? Неблагоразумно, кроме того, у него уже не раз возникало ощущение, что за ним следят. Кто и почему, ответа на этот вопрос у него не было. Одно было ясно – кто-то пытался понять и выяснить цель его приезда в Москву. Одно время он думал на Софью. Потом начал сомневаться. Все мысли Царьградской царевны были заняты борьбой за престол и собственным выживанием. Конечно, она была неравнодушна к магии, астрологии, окружала себя всевозможными знахарками, ведуньями. Попросила Джироламо составить ей подробный гороскоп. Хотя на самом деле больше всего Софья доверяла собственным разуму и интуиции, а вовсе не звездам и туманным предсказаниям. Нет, Софью явно не интересовали поиски Джироламо. Тогда кого же они интересовали?

В дверь постучали. Джироламо ответил. На пороге появился явно взволнованный слуга Беклемишевых, Фома.

– Думный дьяк Курицын просит тебя явиться к нему с визитом.

– Курицын? – удивился Джироламо. – И когда?

– Велено не медлить! Барин сказал возок запрягать и живо тебя к Курицыну свезти. Федор Васильевич ждать не любит.

Джироламо внутренне возмутился, но виду не подал. Он прекрасно знал власть и влияние всесильного дьяка. Провоцировать его гнев смысла не было, об этом его сразу предупредили. Из всех заклятых врагов Софьи Палеолог Курицын был самым опасным. Блестящий эрудит, владеющий дюжиной языков, объездивший с посольствами и тайными поручениями Великого князя всю Европу, частый гость в Золотой орде и Крымском ханстве, Курицын пользовался неограниченным доверием Ивана Васильевича. Альберони собрался и вышел из своего терема. Его на самом деле уже ждал запряженный возок. Пока ехал к Курицыну, размышлял, что могло заинтересовать всесильного дьяка в его скромной особе.

Все на Москве знали, что после Великого князя московского да нескольких особенно приближенных бояр Курицын был одним из самых влиятельных, а может быть, и самым влиятельным в окружении Великого князя. Недаром Софья побаивалась больше всего именно этого дьяка. Про него говорили всякое, что наводнил Москву своими верными людьми, да и не только Москву, все удельные княжества, Новгород и Псков, что все знает, что в государстве творится и за многим тайным и явным, происходящим в княжестве, стоит именно он. Было ли это правдой или выдумкой, не Альберони было судить. Погруженный в собственные мысли, итальянец не заметил, как добрался до палат Курицына.

В покоях думного дьяка все говорило о его власти и могуществе. Но больше расписных гобеленов, икон в драгоценных окладах и вышитых шелком китайских ковров Джироламо привлекли забитые увесистыми пергаментными томами и свитками полки по обе стороны от огромного дубового стола, за которым в простом кафтане синего сукна восседал всесильный министр Ивана Третьего. Когда вошел Альберони, он поднялся и вежливо поклонился. Пронзительный взгляд холодных голубых глаз внимательно разглядывал насильно приглашенного. Итальянец тоже исподтишка рассматривал тонкое и умное лицо Курицына с острым носом и тонкими губами аскета, которое никак не вязалось с роскошной вьющейся светло-русой шевелюрой и аккуратно, на западный манер подстриженными усами с бородой. Наконец вкрадчивый голос дьяка нарушил молчание:

– Не серчайте, милостивый государь, что отправил за вами. Но дело у меня к вам срочное и никакого отлагательства не терпящее.

Джироламо ответил учтиво и даже поклонился:

– Я слушаю вас.

– Давайте сначала присядем, синьор Альберони. Разговор у нас будет долгим, а ноги нам еще понадобятся, – он указал ему на стул с подлокотниками, стоявший напротив его кресла, и неторопливо продолжил: – Наслышан я о недюжинном уме вашем и прозорливости, а также о познаниях глубоких, – нотки искреннего уважения и заинтересованности прозвучали в обычно бесстрастном голосе министра Ивана Третьего.

– Спасибо на добром слове, – осторожно ответил Джироламо, пытаясь понять, куда клонит хитрый дьяк.

– Но как вы понимаете, я не для этого вас пригласил, – уже более жестко продолжил Курицын. Альберони только кивнул в ответ. – Вокруг да около ходить не буду. Только слышал я, что вы книгой одной интересуетесь. Правда это или нет?

– Не книгой, а книгами, – поправил его Джироламо и, не мигая, выдержал взгляд.

– Книгами, так книгами, – неожиданно покорно согласился Курицын, – но хотел бы я, чтобы вы поподробнее мне рассказали о том, что ищете. Что же так могло заинтересовать принца вашего, Лоренцо, в библиотеке Софьи?

– Лоренцо покровительствует самым разным наукам, – Альберони, не мигая, выдержал проницательный взгляд собеседника, – например, его интересует география, составление карт и атласов или, например, флора и фауна самых различных регионов…

– То есть вы мне предлагаете поверить тому, – бесцеремонно прервал его думный дьяк, – что Лоренцо Медичи отправил своего алхимика на край света с целью изучения местной растительности, а может быть, таких экзотических животных, как лиса, волк и медведь.

– Я повторяю, что Лоренцо интересуют самые разнообразные знания, – уклончиво ответил Джироламо, чувствуя, как холодный пот струится по спине.

– Не хотите правду рассказывать, не надо, только с сегодняшнего дня больше вы доступа к этим книгам не получите. Я думаю, что книгами этими наша Великая княгиня распоряжаться не вправе.

– Они относятся к ее наследству, – возразил Альберони, чувствуя, как пол уходит из-под его ног.

– По нашим законам, все, что принадлежит жене, принадлежит ее мужу. И муж княгини – государь Московский, значит, и книги эти принадлежат Московскому княжеству! – отчеканил Курицын. – Конечно, я могу предложить вам рассказать правду, и вы будете вновь допущены к этим книгам.

– Я вам все рассказал, синьор Курицын, – мягко, но твердо ответил Альберони.

– Не радоваться такой помощи может только полный идиот! – раздраженно воскликнул Курицын. – Вы совершенно неразумны, синьор Альберони. Инквизии в Московской Руси нет, зато дыба и виселица есть, и по эффективности вашим новомодным машинам они не уступают.

– Вы хотите отправить меня испытать мастерство кремлевских палачей? Я не думаю, что Великая княгиня будет согласна, – как можно спокойнее произнес Джироламо.

Федор Курицын испытывающе посмотрел на итальянца, но, поняв, что ни лаской, ни угрозами ничего не добьется, отступил.

– Как хотите, сударь. Я думал, что мы сможем понять друг друга. Но вижу, что надежды мои были совершенно напрасными. К голосу разума прислушиваться вы не желаете. Это ваш выбор… Больше я вас не задерживаю…