Нашествие квантовых котов - Фредерик Пол

Я сказал «себе»:

– Доминик, посмотри на меня!

Молчание. Второй Доминик не ответил, он не поднял глаз и никак не отреагировал – хотя я с уверенностью мог сказать, что он расслышал достаточно хорошо. Все находившиеся в комнате молчали – во всяком случае, полковник наблюдал и ничего не говорил, а когда полковник Мартино не говорил, его ребята не делали ничего другого.

Я попробовал снова:

– Доминик, ради Бога, скажи, что произошло!

Другой «я» продолжал смотреть в пол, затем поднял глаза, но не на меня. Он взглянул поверх головы Мартино на стенные часы, сделал какие-то расчеты. Потом повернулся ко мне и ответил.

– Доминик! – произнес он. – Ради Бога, я не могу!

Этот ответ нас не удовлетворял. Полковник Мартино открыл рот, чтобы что-то сказать, но я остановил его жестом руки.

– Пожалуйста.

Второй «я» печально произнес:

– Ну хорошо, приятель Дом! По правде говоря, я здесь потому, что хотел сказать тебе кое-что. Тебе, – пояснил он. – Я имею в виду не второго человека из множества, и даже не просто другого. Я имею в виду тебя – Доминика Де Сота, которым, как ты понял, являюсь и я сам.

Полковник разъярился – все пошло не так.

– О Дом! – прискорбно сказал я «себе». – Я давно вырос из таких игр! Ответь, если ты хотел что-то сказать мне, то почему молчишь?

– Потому что слишком поздно! – сказал он.

– Слишком поздно для чего, черт возьми?

– Ты знаешь, о чем я пришел тебя предупредите?

– Нет!

– Это уже произошло… мы встретимся снова, – он хотел улыбнуться, но это была гримаса. – Нельзя было допустить, чтобы мы встретились. – Здесь он остановился, начал говорить, снова запнулся и посмотрел на часы.

И затем пропал…

Когда я говорю, что он «пропал», это очень точное слово, но оно может создать неправильное представление. Другой Доминик не смылся в туалет или куда-нибудь еще. Нет, он стал совершенно прозрачным, как актер в научно-фантастическом шоу. Он исчез совсем: в одно мгновение он был здесь, а в следующее его не стало…

И пара наручников, замкнутых вокруг несуществующих запястий, загремела по полу на том месте, где он только что стоял…

Подобные вещи никогда раньше со мной не случались. У меня не было запрограммированной реакции на такое ужасное нарушение законов природы, как не было ее и у полковника Мартино. Он взглянул на меня, я на него.

Никто из нас не сказал ни слова об исчезновении, исключая: «Вот дерьмо!». Мне показалось, что я услышал его от полковника.

– Вы что-нибудь поняли, полковник, о чем он говорил? – для уверенности, спросил я. – Нет? Я тоже! Что же будем делать?

– Спихни меня ко всем чертям! – сказал он, но, хотя армейский офицер и произнес это, не значит, что он позволит это сделать.

Мартино вызвал сержанта и дал приказ прочесать окрестности, разыскивая двойника. Сержант выглядел озадаченным, а полковник растерянным, поскольку все мы знали, что от этого не было никакого толку.

– Выполняйте приказ, сержант! – крикнул он. – Хорошо одно, – произнес немного позже. – Он сказал, что что-то уже произошло. Значит, скоро мы узнаем, что именно!

– Как бы я хотел, чтобы это оказалось в самом деле хорошо! – сказал я и оказался прав.

Через десять минут выяснилось, что это никак нельзя было назвать хорошим. Мы вышли из комнаты и спустились в холл, за нами виновато плелся небольшой отряд полковника, недоумевая, где ловить упорхнувшую птичку. А к нам двигался другой отряд – дюжина или около того. Пехотинцы поднимались по лестнице – по крайней мере, не чувствуя вины. Все они (вместо коричневой парадной) были облачены в походную форму и несли на плечах нелепые короткоствольные карабины. Карабины недолго держались на плечах.

– Приготовиться! – сказал их сержант, когда они оказались в полдюжине ярдов от нас.

Отделение остановилось, десантники опустились на колени, карабины мелькнули в воздухе ремнями, и уже были нацелены прямо на нас…

Из середины отряда вышел офицер.

– Вот дерьмо! – снова сказал полковник Мартино, и я не спросил почему.

Офицер был одет в такую же походную форму, как и десантники, но вы могли бы узнать в нем офицера по пистолету. Здесь что-то было не так, иначе я сказал бы сразу – и он подтвердил это.

– Я майор Доминик Де Сота! – произнес он хорошо знакомым мне голосом.

– Объявляю вас своими военнопленными!

Он сказал это достаточно четко, но в голосе слышалось напряжение. Я знал отчего: слова были адресованы полковнику, а глаза нацелены на меня. И их выражение мне было хорошо знакомо, совсем недавно я смотрел на себя точно так же. Я сказал:

– Привет!

Другой парень онемел.

– Полагаю, вы удивлены? – предположил я. – Это шутка?

Он дернул головой солдату, который подошел ко мне и заломил руки. Что-то холодное и жесткое обожгло мои запястья, и до меня дошло, что это наручники.

– Я не знаю, что вы подразумеваете под удивлением – сказал второй «я». – Но это не шутка! Вы все арестованы и находитесь под стражей!

– Чего ради? – спросил полковник, принимая собственные наручники.

– Пока мы не уладим с одним дельцем, касающемся вашего правительства!

– заверил нас «я». – Мы объявим, что они должны делать, и, пока не получим согласия, вы будете нашими заложниками. Это ваш самый лучший шанс? Если он вам не нравится, выберите другой – окажите сопротивление… Тогда нам не останется ничего другого, как убить вас…

Не торопясь проезжая мимо бобов, водитель большого «Джона Дира» думал, что нет ничего серьезней, чем холодное пиво и пропущенный матч Носков. В этот момент он услышал сзади «зап-зап-зап» приближающейся высокоскоростной машины и «раур-раур» шестнадцатицилиндрового двигателя. Краем глаза он увидел несущийся на него странный дизель – и резко повернул руль… Он испортил несколько бобовых рядов, но, когда оглянулся, на дороге было пусто.

АВГУСТ, 22, 1983 г. ВРЕМЯ: 09.10 УТРА.

МИССИС НАЙЛА ХРИСТОФ БОУКВИСТ

Немного непривычно находиться в родном городе Доминика без него самого, но я была занята. Здесь всегда в изобилии концерты и множество изнуряющих интервью, а перед выступлением всегда подают коктейль с тяжелым вливом Национальной симфонии. Но самое основное – десять минут репетиции с оркестром отнимают час времени. Заботясь о преждевременности, пытаясь припомнить все отрывки, темп и интонации, мы договариваемся позже. Некоторые считают, что, чем больше репетируешь с Мстиславом Ростроповичем, тем легче, оттого что Слави сам начинал в качестве виолончелиста. Ничуть не бывало: он ужасно нервный. Он может преследовать вас своим сумасшедшим состоянием, заметив синкопирование звука. Я не говорю, что не люблю с ним работать… Например, Слави обладает удивительным чувством юмора. Кроме того, меня очаровывают такие мужчины.