Дикие животные сказки (сборник) - Людмила Петрушевская

И назавтра блоха Лукерья родила точно в срок.

88. Собственность

Козел Толик наконец купил себе машину красного цвета, правда, мечтал о колере «мокрый стакан», но вышло по деньгам, т. е. самой простой модели, взял педальную, что делать!

Внешне все было о'кей, а под капотом приходилось пошерудить копытами.

Но это козел Толик еще как-то бы перенес, дети-то ездят, молоти знай по педалям, а вот отсутствие таких важных мужских занятий, как лежание под мотором и беседы о дисках и скоростях, все это, вместе взятое, больно ударяло по самолюбию козла Толика.

И не гремело и не воняло: казалось бы, мечта «Гринписа», экологически чистый вид транспорта, а вот поди ж ты, хочется, как все, поколдовать, поднявши капот, чтобы все вздрогнуло, с канистрой подбежал, уже фурычит, раз — и уехал, а то выкладываешься, как потный дядя на гонке Париж—Деревнищи.

Машка одобряла идею покупки машины, сама дала денег копейка в копейку, сама выбрала цвет, возить же должен был козел Толик: Машка нагружала автомобиль бидонами под завязку, а обратно кормами — есть-то надо.

А козел Толик надрывался, бил копытами.

Что еще, по мнению козы Машки, было хорошо в этом автомобиле помимо цвета — это никакого лихачества в пьяном виде!

Наберется козел Толик, как сука блох, шасть в машину, другой бы включил мотор и рванул бы с ревом, а козел Толик поелозит ногами, поскребет, сразу весь пеной покрымшись, и сходу тырится обратно в сарай, причем на первой скорости, еле можаху: спорт и алкоголь несовместимы.

И еще вот почему он проклял тот день и час, когда выкатил машину с базара: поскольку дружбаны, волк Семен Алексеевич и известная собака Гуляш, норовили прокатиться на халяву в его транспортном средстве и чуть что — ловили его с дурацким смехом на шоссе и ехали с ним на рынок как на прогулку, брали там бутылевского и опять в машину, лопали у Толика на глазах, т. е. на заднем сиденье, понимая, что козел за рулем и по дороге пить не будет, а они пили из горла, резвясь, как две хищные барракуды.

Акулы и все.

Без машины, думал козел Толик, было много легче, выпьешь и ложись в борозду, а тут чуть что — вытирай и мой автомобиль, остановился где — снимай педали и носи с собой, такое противоугонное средство, не говоря уже о том, что друзей возненавидел, родную жену убить готов, всем автолюбителям завидуешь и ночами не спишь, как бы кто колеса не поженил.

Плохой сон, физические нагрузки и моральные сомнения сделали свое дело, и козел Толик послал жену Машку на курсы вождения.

Коза Машка сдала экзамен только с третьего захода, волновалась, путала право-лево, красное-зеленое, но потом намастырилась и стала сама ездить с молоком, а козел Толик храпел на заднем сиденье среди фляг и бранился, когда жена его будила таскать бидоны и мешки.

И он так страшно матюгался, наш козел Толик, что коза Машка однажды призадумалась, стоя над его раскладушкой, и плюнула, не стала будить мужа, учесала сама на своем самокате, обошлось.

И все возвратилось на свои места, козел Толик опять любит друзей, воспитывает жену, покрикивает на детей, и перед ним все открыто, все пути — Акатуйская тайга, город Деревнищи, огород с красавицей ромашкой Светой, любая колея на родном шоссе…

Еще и волк Семен Алексеевич побренчит на гитаре так, что слеза навернется: «Я с Хильдой-дой-дой» и т. д.

Собственность вредная вещь, забываешь о душе.

89. Klava Karenin

Однажды плотва Клава взяла и бросила своего мужа, плотву Вову Л., который вечно был всем недоволен и постоянно делал замечания Клаве насчет немытой посуды.

В результате Клава переселилась к карпу дяде Сереже чистить его нагрудные знаки, все-таки не одна.

Клава всегда говорила, что не любит дырку сиротку, неизвестно что имея при этом в виду.

Карп дядя Сережа внешне воспринял это дело без трагедии, образ жизни не поменял, ходил дома в трусах.

А вот плотва Клава изменилась, стала интересной, нервной, голос сломался до баритона, причем она всюду поспевала за карпом, даже за бугор с выставками нагр. знаков — а детьми управляла по телефону.

Дети передавали друг другу трубку, говоря «да-да-да», а плотва Клава сначала спрашивала наобум: «Ты думаешь обо мне», а потом только восклицала «ТЫ КТО», но трубку уже вырывал следующий, и вопрос попадал точно в паузу.

Муж, плотва Вова, тоже не изменил образа жизни, целыми вечерами смотрит телевизор, а днем спит, но одновременно заинтересовался философией Толстого, т. е. как правильно реагировать на женщин.

Это привело его к разысканиям, он начал рыться на дне пруда в поисках исчезнувших цивилизаций, шлялся туда с киркой, чайной ложкой и ситечком, и недавно надыбал пенсне Льва Толстого — оказывается, писателю прописали, а он не стал носить, отдал Софье Андреевне (см. фото) под видом того, что жена гораздо больше смахивает на Чехова (см. фото).

В доказательство плотва Вова приводит окаменелый след Софьи Андреевны на берегу пруда (см. фиг. А), сохранившийся до наших дней.

Якобы Софья Андреевна, размахнувшись, бросила в пруд подарок Льва Толстого под девизом: «Так не доставайся же ты никому», и на отпечатке ясно просматривается поворот ее сапога, а отпечаток второй ноги отсутствует (см. фиг. Б), гипотеза: второй ногой Софья Андреевна тоже размахнулась.

Благодаря этим поискам и находкам обычно ленивый плотва Вова, вдохновленный собственной семейной трагедией, выпустил за рубежом пьесу «Толстая и Толстой», которую леопард Эдуард мечтает поставить в реальных условиях пруда с привлечением западных сил, африканского льва и английского огородного вредителя сони как исполнителей.

Содержание спектакля: соня чешет к пруду в пенсне и т. д., весь хвост в репьях, а лев сидит на вокзале с сумками, как нищий, грива тоже в репейнике, готов отъехать.

Оба по ходу дела выдирают из шерсти клочки (находка автора, чтобы актеры были заняты сквозным действием).

Т.е. это два монолога, а репья вокруг пруда квантум сатис (до омерзения, лат.).

Однако на том берегу пруда, в американских университетских кругах, пьеса имела большой успех из-за особенностей перевода, там нет наших окончаний, пьеса называется «Толстой и Толстой», (Tolstoj & Tolstoj), и оба Толстых состоят в длительном браке и дико ревнуют друг друга, имея много детей: загадка славянского темперамента!

В университетских газетках даже появилось фото из спектакля: два бородатых целующихся супруга, один из которых в пенсне (фиг. В).

Что касается плотвы Вовы, то он, кажется, получил стипендию в бостонский бестиарий на два семестра по теме «Еврейский вопрос в произведениях Брэма».

А плотва Клава приезжала на свиданку с детьми, как Анна Каренина, кинулась к младенческим кроваткам, зажимая нос кружевным платочком, но никого не узнала: там лежали уже взрослые внуки-курсанты.

Об этом и хлопотал всю жизнь Лев Толстой, чтобы баб наказывала сама жизнь.

Живет, порхает, а ей в трамвае вопрос: «Бабуля, как проехать».

90. Клиника

Однажды бабочка Кузьма не рассчитал траекторию и подавился блином. В глазах у него засбоило, в ушах что-то залопотало, зафикало, какие-то неземные голоса типа милицейской сирены.

Потом пошел туннель.

Бабочка Кузьма полетел на свет, как полагается, там его якобы окружила родня, какие-то гусеницы в светлых одеждах, причем на разных стадиях развития, даже в виде коконов, а кругом вообще порхали желтки в сиянии белков, т. е. яйца с крыльями.

Был чудный сад нетронутой капусты, веял зефир и т. д., но затем пришлось всовываться задним ходом обратно в туннель, причем было впечатление (у бабочки Кузьмы), что снизу поливают чем-то типа кваса.

Оказалось, бабочка Кузьма пережил клинический случай, так называемое «склеил ласты».

Куда делся блин, он не понял, но фельдшер Акоп выглядел сытым и довольным, ковырял спичкой в зобу и на все вопросы отвечал словом «мамочка», типа «мы еще с вами, мамочка, повоюем».

После этого случая Кузьма долго смотрелся в пудреницу, переживая «мамочку», и наконец решился на пластическую операцию по омоложению, в результате чего тот же фельдшер Акоп слепил ему вместо носа пельмень, мотивируя это отсутствием материала, а резкое похудание пациента (щеки повисли, подфарники тусклые) объяснил тем, что бабочка Кузьма упал с операционного стола, когда он, Акоп, улетал за бинтом.

Но никто ничего не заметил, ромашка Света приняла бабочку Кузьму и таким, а воробей Гусейн ни к селу ни к городу прислал поздравительную телеграмму с фразой «есть свист, что нас двоих шлют на гавань есть селедку».

Просто клиника какая-то.

91. Генетический код

В районах Акатуйской тайги на всех столбах и заборах появилась афишка:

«Разгадавший тайну генетического кода».