Тьма. Испытание Злом - Юлия Федотова

— Да ладно, не переживай! Я никому не скажу. Клянусь! — Он поднял вверх раскрытую ладонь. В обиходе гвардейцев этот жест означал клятву столь страшную, что за нарушение ее полагалась смерть. Но Кальпурций этого не знал и продолжал тревожиться еще какое-то время. Пока не сказал себе: благодаря Тьме у Эренмаркского королевства есть дела поважнее, чем завоевательные походы на дружественную Силонию. Эта мысль его успокоила.

Глава 7,

в которой Йорген фон Раух портит отношения с отцом, разочаровывается в умственных способностях молодого короля Видара и радует брата напоследок

Ах, вижу я: кому судьбоюВолненья жизни суждены,Тот стой один перед грозою,Не призывай к себе жены.

Говоря о «двух днях», Йорген явно торопил события. Целых десять дней не могли они с Кальпурцием покинуть город, мешали обстоятельства.

Неурядицы начались уже на следующее утро. В столицу на вороном коне его любимой гартской породы прискакал из Кнуппеля (где гостил у старого друга) Рюдигер фон Раух, ландлагенар Норвальд собственной персоной.

Злой, голодный с дороги, в дорогом костюме, густо заляпанном рыжей весенней грязью, ворвался он в комнату своего среднего сына, и Кальпурцию сразу бросилось в глаза сходство между отцом и сыном старшим: то же открытое лицо, на котором можно легко прочесть все мысли и чувства, тот же прямой взгляд, та же резкая манера движений…

Обращала на себя внимание его молодость. Если Йоргену этот человек еще мог сгодиться в отцы, то рядом с Дитмаром скорее показался бы старшим братом. Оно и неудивительно. Всего пару десятилетий назад дети еще не разучились чтить родителей и следовать их воле. Четырнадцать лет едва минуло Рюдигеру, когда за него была просватана шестнадцатилетняя Эмма фон Клинге, дочь владельца соседнего ландлага. Через полтора года у них родился сын — раньше не получилось, мешала незрелость супруга, хотя — видят Девы Небесные — он очень старался.

Юным же возрастом можно объяснить и то небрежение, с которым ландлагенар воспитывал старшего сына. В ту пору он и сам, пожалуй, еще нуждался в воспитании. Но увы — его собственный отец ухитрился помереть от гнилой горячки, не дождавшись рождения первого внука. Вскоре сбежала жена Эмма, кое-какое влияние на юного супруга все же имевшая (тяжелая, привычная к мечу и веслу рука была у благородной дамы), и юному Рюдигеру была предоставлена полная свобода действий. Чем он и не преминул воспользоваться. Результатом стал новый, еще более скоротечный брак и рождение полукровки Йоргена, в коем отец был склонен видеть не столько сына, сколько расплату за грехи молодости. Хотя никто из окружающих и домочадцев эту его позицию не разделял, потому что маленький Йорген быстро забыл хищные свои повадки и рос вполне милым ребенком, ничем, кроме внешнего облика, не отличающимся от любого человеческого дитяти.

Набравшись с годами ума, Рюдигер тоже стал относиться к сыну мягче и терпимее, но рассчитывать на взаимную любовь и сыновью покорность уже не мог. Йорген терпел отца ради Дитмара, и тот, в глубине души это чувствуя, предпочитал воздействовать на среднего сына через старшего. Обычно такая тактика приносила успех, но не на этот раз. Дитмар не смог убедить Йоргена жениться, и отец просто вынужден был вмешаться лично. Не мог же он позволить родному чаду совершить вопиющую глупость, отказавшись от столь выгодной во всех отношениях партии?

Прямо с дороги, не пообедав и не сменив одежд, он поспешил на расправу в знакомую уже комнату при казарме.

Сына на месте не застал, вместо него прямо на полу, на расстеленной коровьей шкуре полулежал с книгой совсем другой человек — тех же лет или чуть постарше, южной наружности.

— Ты кто таков? — спросил Рюдигер резко.

Кальпурций хотел ответить привычно «раб», но не успел. Почти следом за вошедшим в комнату влетел Йорген, и сердитый вопрос был переадресован ему:

— Это кто такой? Оруженосец? Слуга? Почему бездельничает средь бела дня, когда в комнате не прибрано?

Ответ Йоргена оказался более чем неожиданным:

— Это мой старый друг Тиилл, сын аквинарского судии! Он приехал в наши края из Силонии и теперь у меня гостит! — В голосе ланцтрегера звучал упрек, мол, «как же вы, папаша, могли перепутать благородного господина со слугой?!».

Но ландлагенар Рюдигер ошибки своей не устыдился, набросился на сына еще яростнее:

— Друг?! Тогда почему, скажи на милость, он сидит не на самом лучшем и почетном месте в доме, а на полу, на собачьей подстилке?! Ужели твоя любящая приемная мать, благородная леди Айлели, не учила тебя, как следует принимать гостей? Кто позволил тебе компрометировать славный род фон Раухов несоблюдением заветов предков и попранием законов гостеприимства?!

— Пожалуй, я пойду, — пробормотал Кальпурций, почувствовав себя лишним. Выскользнул за дверь (ландлагенар Рюдигер этого маневра «гостя» даже не заметил) и уже из коридора услышал, как Йорген орет в ответ:

— Это и есть самое лучшее место!! У печи!!! Я же говорю — он уроженец Силонии, он тепло любит! И на полу ему удобнее! Он сам сказал! Право, отец мой, вы ничего не смыслите в обычаях и нравах южных народов, только гостей моих зря смущаете своими криками!

— Но как же на тебя не кричать, ежели ты не разумный сын, а бестолковый баран? — сердито, но уже на тон ниже возразил ландлагенар. — Что это еще за глупости с отказом от свадьбы?! Мы с матерью уже устали от твоей дерзости и непокорности!

Тут сын взглянул в глаза отцу очень уверенно и прямо. Он знал, что говорил:

— Неужели вы, отец, станете утверждать, будто моя любимая приемная мать, леди Айлели, приветствует брак по принуждению?!

— Ну она, может, и не приветствует… — на миг стушевался Рюдигер, но тут же снова ринулся в атаку. — Да только я не могу уразуметь, отчего средний мой сын так бестолков, что его надо силой принуждать к тому, на что разумные люди идут с радостью и благодарностью, сознавая собственные преимущества?! Что, разве лагенар Дитмар не объяснил тебе, какую выгоду…

— Объяснил! — с недопустимой бесцеремонностью перебил родителя Йорген. — Но я не ищу выгоды от женщин! Богатства и титулы должны быть добыты в бою, а не за свадебным столом! Я так считаю, отец, и никто меня в том не разубедит.

На самом деле он так не считал и вообще никогда прежде на эту тему не думал, она была ему неинтересна. Просто он знал, на каком языке нужно говорить с отцом, чтобы быть если не понятым, то по крайней мере услышанным. Тактику он выбрал верную, ландлагенару Рюдигеру, привычному к баталиям ратным, но отнюдь не словесным, стало нечем крыть. От обвинений он перешел к уговорам. Принялся расписывать достоинства невесты, всячески восхваляя ее скромность, домовитость, трудолюбие и доброе сердце, но почему-то избегая упоминаний о красоте, юности и уме. «Она станет прекрасной матерью твоих детей!» — было главной темой его прочувствованной речи.