Лёд моей души - Юлия Владимировна Монакова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Губы Андриса шевельнулись. Кажется, он что-то сказал, но Аля не расслышала, поглощённая тем, что таращилась на него во все глаза.
– Что, простите? – сконфуженно переспросила она.
– Вам непонятна моя просьба? – вежливо уточнил Андрис.
Господи, какая ещё просьба?! Аля лихорадочно напрягла память и сообразила: ах да, он же просил его удивить…
Чем она могла удивить Петухова, было совершенно непонятно. Да и чего он сам ждал от неё – хотя бы примерно? Что ей делать? Может, сбацать чечётку, взобравшись на стол? Или перекувыркнуться через голову? А может, поцеловать его?.. Чёрт, мысли всё время сворачивали куда-то не туда.
Алины глаза заметались по директорскому кабинету, словно ища подсказку. Ну а что, вдруг у него на стенах – целая фотогалерея девушек, которые на собеседованиях сумели-таки правильно удивить? Фотогалереи Аля так и не обнаружила, зато глаза упёрлись в знакомый уже цветной логотип компании “УДИВЛЯЙ-ТУР”. Господи, ну она и дура, как же сразу не догадалась?! “Удивлять” – кредо всего этого турагентства, поэтому нужно продемонстрировать творческий и неординарный подход к вакансии, на которую Аля претендует… Удивлять надо было исключительно в роли гида, и никак иначе.
Однако от понимания сути задания легче не стало. Чем Аля могла профессионально удивить Петухова? Нет, ну что-то особенное, наверное, в ней всё-таки было, раз он вцепился в неё как клещ на той экскурсии год назад, уговаривая переехать в Москву… Сообразить бы ещё, что именно! Можно было, конечно, не выпендриваться и просто напомнить ему, кто она и откуда – Петухов её, кажется, банально не узнал. Но что-то мешало Але раскрыть карты.
Секунда бежала за секундой. Андрис вопросительно приподнял брови, как бы интересуясь: ну что, милочка, сдаётесь? И когда Аля совсем было отчаялась и решила признаться, что в голове у неё вакуумная пустота, её вдруг осенило – точнее, буквально-таки шарахнуло – идеей.
Должно быть, идея была совершенно безумной, но долго раздумывать не приходилось. Эх, была не была! Аля решительно тряхнула головой и вскочила с места. В конце концов, чего ей терять, кроме мифической вакансии? Если она сейчас опозорится, они с Петуховым больше никогда не увидятся, и никто не узнает о её постыдном провале… А если он поймёт, разгадает замысел – то, вполне возможно, оценит её смелость и креатив и возьмёт-таки на работу.
Уперевшись одной рукой в бок, а другой плавно поводя в воздухе, Аля топнула ногой и затянула в полную мощь, во всю силу своего голоса:
– Вдо-о-оль по Питерско-о-ой…
Андрис едва не свалился со стула! Он даже побледнел от шока и неожиданности.
Аля залихватски подмигнула ему и, уперев в бока уже обе руки, продолжила:
– По Тверско-о-ой-Ямско-о-ой, эх!..
А дальше – с мелкими частыми притопываниями и прихлопываниями в такт:
– Едет миленькой, сам на троечке, едет лапушка по просёлочкам!..
С лица Петухова медленно уходила бледность, зато глаза делались всё круглее и круглее, как у мультяшного персонажа, при этом сам он не произносил ни звука, молча наблюдая за Алиным выступлением. Она старалась не слишком вникать в его мимику, чтобы не испугаться и не запороть номер – просто пела, и приплясывала, и ухала, и эхала в нужных моментах, чтобы добиться наибольшей аутентичности.
Наконец песня была допета.
Аля с преувеличенной серьёзностью отвесила Петухову поклон.
– Исполняет Бурлакова Фрося…* – пробормотал он вполголоса.
– Кукушкина Аля, – машинально поправила она его.
– Аля… – задумчиво повторил он. – Аля. А скажите-ка мне, Аля… Что это сейчас такое было?
__________________________________
* Отсылка к знаменитому эпизоду из советского фильма “Приходите завтра” (1963).
И вот тут Але впервые стало по-настоящему страшно, что она перегнула палку.
То есть перегнула-то она её в любом случае, но… не слишком ли эксцентричным был её перформанс даже для современного человека широких взглядов? Всё-таки она явилась не в кабаре и не на прослушивание в оперетту.
По жизни Аля совершенно не была склонна к эпатажу, но иногда на неё что-то находило… “пёрло”, как говорила Кудрявцева. И тогда, не помня себя, Аля совершала по-настоящему сумасбродные поступки.
Так, на первом курсе по Ленкиной просьбе она вскарабкалась ночью на берёзу, которая росла перед домом, где жил один из институтских преподавателей, и прокричала в раскрытое окно признание в любви. Не от своего лица, конечно, а от имени Кудрявцевой: подруга была тайно влюблена в историка, но не решалась признаться. Вернее, она была не против, чтобы он узнал о её чувствах, но только чтобы это случилось как бы само собой, без её вмешательства.
Аля порядком утомилась от сердечных страданий подруги и заколебалась гулять каждый вечер кругами вокруг дома не ведающего о Ленкиной любви педагога, поэтому в конце концов предложила: “Если ты боишься ему сказать, давай это сделаю я?”
Тогда им обеим это показалось прекрасной идеей: забраться по дереву на уровень третьего этажа и заорать: “Валерий Леонидович! Лена Кудрявцева из группы номер двенадцать вас любит!” То, что историк не закрывает ночью окна, они уже выяснили, так что услышать любовный вопль бедолага должен был по-любому.
Подгоняемая адреналином и азартом, Аля буквально вспорхнула наверх, прокричала заветную фразу и собралась было так же легко вернуться на землю, но… почему-то оказалось, что спускаться гораздо страшнее и опаснее, чем подниматься. Она неловко завозилась, цепляясь за ветки и ища, куда бы поставить ногу… и в этот самый миг в комнате преподавателя вспыхнул свет, а сам он нарисовался в окне с гневным возгласом:
– Что вы делаете?! Вы с ума сошли?!
Это было торжество Алиного позора. Валерий Леонидович выбежал во двор со стремянкой и, самолично вскарабкавшись на неё, помог Але спуститься. Кудрявцева куда-то испарилась со страху, и историк затем долго отчитывал студентку Кукушкину за неподобающее аморальное поведение – разумеется, он не запомнил, чьё имя она кричала, и вообразил, что это Аля сама так оригинально призналась ему в любви.
Она потом со скрипом сдала ему зачёт в зимнюю сессию – препод будто нарочно к ней цеплялся, хотя Аля
