ПВТ. Сиаль (СИ) - Ульяничева Евгения

С голосом была беда. Не желая испугать или покалечить, Выпь говорил тихо — но в общем шуме его не слышали, не понимали. Злились на странного парня, отвлекающего от дел. Тогда пастух заговорил громче, при этом сдерживая в горле тянущийся откуда-то из-под груди смертельный рокот. Держал, как на тугой короткой привязи, почти видел перегородку, отделяющую его настоящий голос от того, которым он разговаривал с людьми. Препона ощущалась тонкой, еле прочной, готовой лопнуть в любой момент. Выпь, страшась этого, старался урезать беседы.

Под веко у него болело горло, от шума и новизны Городца он словно ослеп и оглох. Хотелось есть. Не отпускала подспудная тревога за Юга, беспокойство за оставшуюся на целое око одну Серебрянку.

В добавление ко всему, он все-таки заблудился.

Не желая сдаваться, коря себя за то, что не спросил имя Дома у хозяйки, Выпь упрямо бродил извилистыми улицами, упорно выглядывал знакомые ориентиры и, наконец, наткнулся на ту самую плиту, у которой они стояли прозаром. Обрадовался. Зашагал увереннее.

Когда переходил широкую гладкую дорогу, едва не угодил под копыта тахи. Всадник резко и умело развернул повод, тахи взвизгнул и встал как вкопанный.

Его приглушенно окликнули:

— Выпь, ты совсем на голову больной?!

— Юга?

Всадников оказалось двое. Тот, что сидел позади, стянул шлем, уличные огни захлебнулись в черной массе волос. Юга спешился, что-то сказал удерживающему тахи наезднику — тот молча нагнул голову, забрал шлем и послал скакуна вперед.

— Ай, холодно-то как вблизи Моря делается, — рассеянно протянул подкидыш, тут же спросил, избегая прямого взгляда, — ты как, нашел себе что-нибудь?

— Ага, — Выпь с радостью понял, что Юга вроде как успокоился и затевать новую свару не собирается, — а ты?

— Поздравляю. У меня завтра смотрины назначены. Думаю, сработаемся.

Не глядя друг на друга, зашли в Дом.

— А-а-ах, добрый вечер, гости дорогие, — едва не подавившись зевком, приветствовал их сменивший за стойкой хозяйку молодец, по виду — ее же сын, — а что, маленькая ваша в Городце останется?

Парни застыли.

— То есть? Ушла она?

— Ну да, как огни зажглись, так вниз спустилась, а здесь ее уже ваш дядька ждал. Или не сказал вам?

У Выпь словно пережало горло. Юга упреждающе сдавил ему кисть раскаленными пальцами и безмятежно-зло поинтересовался:

— И куда они, интересно... Направились?

Собеседник добродушно улыбнулся:

— Да девчоночке вашей все не терпелось на Море взглянуть, он, я слышал, и обещал ее первым делом туда свести. Вот, записку вам оставила.

Радостно извлек из-под стойки плоский камень, услужливо протянул.

Спутники переглянулись.

Юга ударил ладонью по стойке, заставив хозяйкиного сына шарахнуться от неожиданности. Развернулся на выход, бросив спутнику:

— Пошли. К Морю тут одна дорога, глядишь, нагоним.

***

...усталость как рукой сняло. Оба шли, почти бежали по улице, и Выпь даже не удивлялся, как ловко ориентируется Юга.

— И поздно уже, видоков нет, спросить бы кого...

— Есть, — хрипло возразил пастух.

— Где?!

Выпь молча указал на ближайший сонный Дом.

У Юга вспыхнули черным огнем глаза.

— Молодец, соображаешь! Ну-ка, спробуем, как оно получится...— воровато огляделся, быстро прижал ладонь к теплому грязному боку.

Зажмурился.

С досадой прикусил губу:

— Шуганый он какой-то, весь образами забитый, мне и надо всего-то один вычленить... Ну, а если так испробовать, — приник к Дому спиной, коснулся — с опаской — стены затылком.

Выпь вздрогнул. Почудилось, что не ветром случайным, сами по себе зашевелились волосы, влились в бок Дома...

— Есть! — прошептал Юга, рванулся прочь от стены и кинулся вниз по улице.

Пастух, не спрашивая, спешил следом. Юга бросался от Дома к Дому, одни еле мазал пальцами, к другим прижимался спиной, волосами — и тут же срывался. От некоторых, едва задев, отскакивал, шипя сквозь зубы:

— Мертвый камень... Понаставили тут...

Взгляд у него сделался неподвижным, глухим.

На каком-то перекрестке замялся, затоптался, потом рванул в арку, образованную слившимися, лезущими друг на друга Домами. Уличных огней здесь почти не было, зато был какой-то желтый мужичок в хорошей, нарядной даже одеже, при виде резвых парней вжавшийся в бок мертвого Дома.

Юга без предупреждений и объяснений зарядил мужику в нос, схватил за грудки:

— Девчонка где?! Что с ней сотворил, урод?!

— А-а-а-ы...— человек был бел как в-тени-толкай, стучал зубами и поскуливал, заливая кровью свою рубаху и руки разъяренного парня.

— Да что же это! — Юга нетерпеливо отбросил мужика на стену. — Где она?!

— Т-туда...

— Юга, — тихо окликнул Выпь.

— Что?!

— Сюда подойди.

Юга прижег человека взглядом, нетерпеливо развернулся к пастуху.

— Нашел что?

— Смотри, — Выпь поднялся с корточек, держа пальцами что-то светлое, просторное, будто второпях сорванное платье.

Юга, недоуменно вскинув брови, дотронулся, подергал.

Задумался.

— Ах ты... ! Вот ...!

— Шкуру скинула. Этот ее схватил. Она испугалась и...

— Облинялась. Слиняла. Как-то так. Эй, тварь! — Юга вновь припер незадачливого татя к стене. — Ты что, надругаться над девчонкой мыслил, а?

— Н-нет, н-нет! Я только глянуть хотел, только посмотреть. Я ей М-море показал, обратно п-провожал, она сама...

— Сама?! Хреногрыз сраный! Глянуть хотел?! На, подавись! — Юга широким жестом запихал ему в пасть добрый кус скинутой шкуры.

Выпь не вмешивался.

***

— Куда рванула, а? Она же как угодно выглядеть может, она же вообще, может статься, не человек вовсе, — подменыш озирался по сторонам, идеально сливаясь с темнотой.

По таким улицам праздно не гуляли, парни были единственными прохожими этих закоулков.

— Не человек — то существо, что детей по темноте хватает. — Рассудительно молвил пастух. — А Серебрянка просто маленькая. Ей страшно, наверное.

— Серебрянка-а-а!

Зов заметался под сводом арки, шугнул кого-то. Парни напряженно вслушивались.

— Ай, в темноте шариться! Не видно же ничего, хоть бы какой свет!

— Так достаточно, красавчик? — перед ошеломленным Юга тонко вспыхнул фонарь, обрисовывая скалозубую человечью морду.

— Что за ...! — Юга отшатнулся, угодив в распахнутые объятия, мгновенно был скручен и наглухо укрыт пыльным мешком.

— Юга? — Выпь развернулся на короткий вскрик и возню, приметил пых света и, не успев сообразить, что к чему, рухнул навзничь, словив по голове.

В себя пришел скоро — башка у пастуха оказалось полезно-крепкой.

Тошнило, дышать моглось с трудом, а затылок ощущался валуном, полным тупой, неповоротливой боли. Приветил его низкий, мягкий как масло, голос:

— А, вот и прочухался. Молодец, парень, мы уж думали тебя водой отливать.

Выпь открыл глаза —чахлый свет показался ему Пологом в зеницу ока.

— Что, трещит голова-то? — почти сочувственно осведомился некто. — Эй, со вторым как?

— Жив-здоров, еще и кусается, облюдок, — ответили весело.

— И славно, и очень даже хорошо. Ну-ка, парень, глянь на меня. Да глянь, не журись.

Его взяли за лицо, крепко нажали пальцами, раздвинули челюсти.

— Та-а-ак, зубки у нас хорошие. Просто замечательные.

Оттянули веки, изучили уши, затем, безо всякого стеснения, подробно прошлись руками по телу.

Выпь все молчал. Зрение, наконец, прояснилось, и он рассмотрел и тесную, сбитую в одну кучу, комнатку, и низкий потолок, и старый огонь, рассаженный по круглым нечистым лампам.

Окон в комнате не было. Были люди — один, с яркими глазами и гладкими речами, изучал его как породистого тахи; двое перекидывались в фишки на куче тряпья; четвертый караулил Юга.

Чернокосый встретил его взгляд. Рот у парня оказался закрыт кляпом, как глухим намордником, руки круто стянуты за спиной.

Ну да, верно, Юга мастер был сквернословить, да и незваные пальцы отхватить мог запросто.