Дыхание Смерти - Роберто Диоталлеви

Почти против воли увлеченный рассказом Кулл молчал, боясь пропустить слово.

— Отец говорил, что своим верхним венцом Башня подпирает тучи, и это правда. Она действительно огромна. За Вратами царит тишина, словно даже ветер не может миновать невидимой преграды и бессильно бьется о невидимую стену, но это где-то там… где-то в другом мире. А Башня погружена в безмолвие. Я подошел и толкнул створки высоких ворот, и они распахнулись, словно хозяин ждал меня. Нигде я не увидел ни стражи, ни прислуги, словно Башня была давно заброшена. Я пересек мощеный двор, подошел к дверям и уже хотел постучать… но они открылись сами.

Призрачные бездонные глаза, как две живые звезды, поглотили меня в один миг. Веки, напоминающие своей формой зрелые плоды горного миндаля, окаймленные агатовыми густыми ресницами, вздрогнули и опустились вверх-вниз. Сердце мое тоже вздрогнуло и, взлетев, упало куда-то, где я уже не мог ощущать его.

Лицо девушки, словно дивное творение самого искусного мастера, поразило меня своей страстностью, сквозившей во всех чертах, и чуть полных, цвета спелой вишни, губах, уголки которых прихотливо изгибались каждый раз, стоило красавице улыбнуться, и в изящном, почти хищном, вырезе крыльев прямого носа, и в гордом своенравии открытого лба, который точно возносили к небу два ровных крыла тонких бровей. И вся ее фигура, закутанная во что-то невообразимо легкое и почти прозрачное, но все же не на столько, чтобы не оставить место воображению, начиная от иссиня-черных волн упрямых волос, выбивающихся из-под белой чалмы, и заканчивая маленькими ступнями, в остроносых туфлях, вся она хотя и была мне едва по плечо, но казалась величественнейшей богиней, сошедшей со своего трона, чтобы открыть дверь.

— Врешь, — убежденно произнес Кулл.

— Клянусь Валкой! Ты слушай дальше…

Красавица приветливо улыбнулась мне, словно ждала меня, и кивком пригласила в дом. Я, конечно, последовал за ней, да и кто бы поступил по-другому, когда сама богиня Любви зовет в гости. Мы поднимались наверх и спускались вниз по винтовой лестнице, освещенной странным зеленым светом. В Башне царило то же гнетущее безмолвие, что и во дворе, казалось, неземная красавица — единственная обитательница страшного замка. Я видел распахнутые двери, ковры, в которых утонет нога, драгоценные шелка и парчу, небрежно брошенные на край дивана, павлиньи перья в огромных и прекрасных вазах. Все это великолепие лежало под ногами, словно хозяйка и представления не имела, что ее маленькая, стройная ножка ступает по бесценным сокровищам. Долгое время я думал, что красавица нема, она ведь не обронила ни слова и даже не поприветствовала меня, но неожиданно она обернулась и заговорила. Глубокий и чистый голос ее был низким, усталым и равнодушным:

— Я вижу, ты удивлен, путник? А меж тем удивляться нечему. Мой повелитель, Тумхат, собрал здесь величайшие сокровища всего обозримого мира. Ты хочешь увидеть сокровищницу Тумхата?

Я смог только кивнуть. Красавица улыбнулась пренебрежительно, словно иного и не ждала, но почудилось мне, что, доставая спрятанный на груди маленький ключик, она вздохнула печально и разочарованно.

— Как тебя зовут? — спросил я, уверенный, что имею дело если не с богиней, то с одной из прекрасных принцесс Турании.

— Наконец-то догадался, — она рассмеялась без веселья, — зови меня Малика.

— Отец твой, должно быть, какой-нибудь могущественный правитель?

— С чего ты взял, — спросила она в то время, как длинный коридор, залитый мертвым светом зеленых факелов, в который раз завернул и я в который раз подумал, что без своей прекрасной проводницы дороги назад не найду, — тебя удивляет мое равнодушие к богатству? Скажи, умирающий от жажды в пустыне станет ли радоваться, найдя в песках алмаз… пусть даже с голову осла.

— Ты несчастна? — вырвалось у меня. Малика ничего не ответила, но ее поникшие плечи были красноречивее пленительных уст.

— Тумхат увез меня из Аграпура, где я танцевала на городской площади и была совсем бедна, но свободна.

…Когда-то давно, так давно, что в те времена даже звезды на небе имели иной рисунок, жил правитель, который не хотел править… Но наследники его были так многочисленны и так часто ссорились, что, назови он своим наследником одного из них, другие разорвали бы его в клочья… а заодно и несчастную страну. И он решил назначить своим преемником человека, который наверняка не был с ним в родстве, — самого бедного и незнатного, которого только можно было отыскать. Он отослал тысячи гонцов во все концы страны, и вскоре такой человек нашелся. Он был псарем, и единственными его друзьями и сотрапезниками были собаки, с которыми он ел с пола и спал в углу на соломе. Тряпье, которым он прикрывал свое тело, никогда не видело воды, а густые спутанные волосы — гребня.

Правитель приказал отвести его в баню, постричь волосы и ногти и одеть в чистую одежду, а после этого псаря привели во дворец и вручили власть над богатой страной и ее народом. Человек этот очень обрадовался и без конца благодарил правителя и в знак того, как высоко он ценит его милость, издал первый указ: старый правитель навсегда оставался его властелином и любое его повеление псарь обязался исполнить как свое собственное. На этом они расстались — прежний правитель отправился читать мудрые книги, а псарь остался править государством. Через несколько лет ко дворцу подошел нищий бродяга, у которого ничего не было, кроме двух толстых книг и куска черствого хлеба. Он сказал, что хочет видеть повелителя. То время было временем благоденствия, и нищих не гнали от порога. Каково же было удивление бывшего псаря, когда в нищем ученом он узнал своего благодетеля.

— Приказывай, — сказал он, преклонив колени, потому что догадался, что срок пришел.

— Но что я могу приказать тебе? — удивился ученый. — Ты правишь хорошо и мудро, под твоей рукой моя страна процветает, и я с восторгом нахожу, что мне нечего поправить. Ты оказался здесь вполне на своем месте.

— Ах, великий, — отозвался правитель, — прикажи мне вернуться к моим собакам…

Я смотрел на нее неотрывно, ожидая продолжения.

— Ты не понял? — грустно рассмеялась Малика, отворачиваясь от меня, — каждый должен быть на своем месте. Правитель — во дворце, псарь — на псарне. А вольной птице не место в клетке, даже если она золотая.

Так, разговаривая, мы незаметно спустились вниз и оказались у массивных дверей.

— Смотри, если хочешь, — равнодушно сказала Малика и повернула ключ в замке…

Великий Валка! Назови меня лжецом, если когда-нибудь у скажу, что уже видел такое! Но не зови меня лжецом сейчас… Все стены и потолок огромной пещеры были выложены, как я подумал сначала, белым мрамором, но, приглядевшись, я заметил в нем зеленые прожилки. Это был редчайший белый нефрит…