Очаровательная должница - Эва Киншоу

Именно это Летиция и сделала. Добралась до своего автомобиля, села за руль и поехала прочь. Она была так зла, что едва не задавила теленка, выскочившего на дорогу. Только это остановило ее. Не шок и не страх, а осознание того факта, что в «Пинк-велвет» завелись домашние животные. Летиция огляделась и увидела, что на обочине пасутся еще несколько телят. Наверняка это зрелище заставило бы бабушку плакать от радости, подумала она. И вспомнила, что в пятницу Энтони намекал ей на свои нововведения. Тут сердце Летиции вдруг дрогнуло.

Она выключила мотор и уронила голову на руль. Посидев так несколько минут, Летиция развернулась и поехала обратно.

Энтони все еще был на террасе, только снова уселся в полосатый шезлонг, закинув ноги на скамью. Он сидел спиной к входу в дом, но Летиция увидела у него в руке новую бутылку пива. Энтони озирал свое королевство, но нельзя сказать, что вид у него был довольный и счастливый.

Летиция заметила, что его плечи напряглись сильнее, когда она заговорила.

— Да, я привыкла верховодить и произвожу впечатление высокомерной особы. Но еще ни с одним мужчиной я не чувствовала себя так, как с тобой, Энтони. И я не знаю, что с этим делать. Если ты… хотел показать мне «Пинк-велвет», я не против.

Некоторое время Энтони сидел неподвижно, и сердце Летиции упало. Потом он поставил бутылку на каменный пол, медленно поднялся, молча повернулся и протянул руки. А когда она шагнула к нему, обнял ее, и они долго смотрели в глаза друг другу. Потом Энтони прикоснулся губами к черным прядям и тихо прошептал ее имя — как тогда, на пляже.

4

— Довольно, — произнес он несколько минут спустя.

— Вынуждена признать, что ты прав, — ответила Летиция, продолжая неподвижно стоять в кольце его рук. А потом кончиком пальца прикоснулась к шраму-звездочке. — Откуда это?

— Упал с лошади на забор. Там поверху шла колючая проволока.

— Ох! Тебе повезло, мог и без глаза остаться.

— Гмм… Если уж разговор зашел о глазах… У тебя они совершенно необыкновенные. А с распущенными волосами ты похожа на синеглазую красавицу цыганку.

И Энтони провел рукой по черным шелковистым прядям.

— То русалка, то цыганка, — подразнила его Летиция.

— И обеим ничего не стоит лишить меня душевного покоя. Вот видишь, я даже не могу отпустить тебя.

Летиция рассмеялась и прижалась к нему.

— А я и не хочу, чтобы ты меня отпускал, вот такие дела. Так что можете еще раз поцеловать меня, мистер Энтони Симмонс. Может, тогда у нас хватит силы воли заняться… чем-нибудь еще…

Энтони посмотрел на нее, прищурившись.

— Или… — неловко продолжила Летиция, — или я слишком тороплю события?

Энтони заговорил, но ей показалось, что сначала он хотел сказать нечто иное.

— Я могу целовать тебя до заката, Летиция. Мне это не в тягость, а в радость. — И снова прижался к ее губам.

Когда Энтони оторвался от нее, Летиция поняла, как легкомысленно упомянула о спешке, потому что дружеская близость грозила превратиться в жгучее пламя. Она думала, что все их поцелуи будут похожи на первый. Но то было решение, продиктованное разумом, не страстью, догадалась Летиция. Молчаливое соглашение, установленное для того, чтобы остаться вместе.

Поэтому когда Энтони прижал ее к себе, а Летиция обвила руками его шею, когда он целовал ее в губы, а его пальцы ласкали ее груди, она действительно чувствовала себя соблазнительницей-сиреной. Или соблазнительницей-цыганкой.

Она с радостью ответила на поцелуи Энтони и не стала протестовать, когда он расстегнул пуговицы ее платья. Наслаждаясь его прикосновениями, Летиция гладила плечи Энтони под рубашкой цвета хаки.

Какой разительный контраст! — подумалось ей. Колючая щетина небольно царапает щеку, а бронзовая кожа плеч кажется гладкой на ощупь. Да этот мужчина — прирожденный соблазнитель. Какое наслаждение целовать его загорелую шею, чувствовать сквозь одежду биение его сердца и видеть огонек, вспыхнувший в серых глазах, полускрытых тяжелыми веками!

Но что потом, что делать с ощущением потери, неполноты? Летиция дрожала, чувствуя, как горят щеки и что ноги отказываются ей служить. Губы ныли от поцелуев.

— Теперь я понимаю тебя, — прошептала она, проводя руками по волосам, застегивая платье и облизывая губы.

Энтони взял ее руки в свои.

— О чем ты?

Летиция пожала плечами.

— Я поняла, что не стоило заикаться… ну, насчет…

Энтони прищурился.

— Насчет спешки?

— Ты ведь… — Она набрала воздуху в грудь. — Ты ведь специально показал мне, что я играю с огнем, да, Энтони?

— Если и так, — ровно произнес он, хотя Летиция видела, как у него на виске бьется жилка, — то для того, чтобы разгорелся огонь, нужны двое. Но не будем касаться таких подробностей. — Энтони снова улыбнулся одними глазами. — Ты не возражаешь, если мы обождем пока с поцелуями и отправимся взглянуть на мою живность?

Неужели предупреждение? — удивилась Летиция. Чтобы я не раздувала пламя, а то оно вспыхнет слишком ярко? Или что-то еще?

— Давай, — кивнула она. — Я там едва не переехала твоего бычка — ничего страшного, он увернулся.

Они обошли все поместье. Энтони поделился с Летицией своими планами. А она рассказала, где раньше держали лошадей, и показала горный ручеек, куда свалилась в возрасте четырех лет.

— Потом меня отругали, — добавила Летиция, скривив губы. — Я тогда еще не умела плавать, и родители едва не умерли от страха, пока доставали меня из воды. Я пыталась поймать рыбку. Ручеек хоть и мелкий, но довольно быстрый. Меня отнесло вон к тем камням, избитую о валуны и нахлебавшуюся воды.

— Это само по себе наказание, — рассмеялся Энтони.

— Мне не разрешали играть у ручейка, а тем более — ловить в нем рыбу.

Энтони приподнял бровь.

— Так ты росла предприимчивым и шустрым ребенком?

— Подозреваю, что в детстве я была сущей головной болью для родителей, — ответила Летиция, немного поразмыслив. — А ты?

— Кажется, я тоже — если судить по количеству порок. Но в один прекрасный день мой отец понял, что не на того напал.

Они сидели на холме, любуясь окрестностями. Энтони жевал травинку.

— Ты любил отца? — спросила Летиция. — Он жив?

— Нет. И еще раз «нет».

— Даже сейчас, когда все в прошлом?

— Ничего не могу с собой поделать. Я твердил себе, что он ожесточился после ухода матери, но это не изменило моего к нему отношения.

— Понятно… — медленно произнесла Летиция. — У тебя было тяжелое детство?

Энтони пожал плечами.

— Ну почему же, если любишь открытые пространства, лошадей, свежий воздух и все такое прочее, если для тебя слово «земля» не пустой звук… Я любил все это, — задумчиво сказал он. — Но я знал, что мне многого не хватает.