Двадцать и один год (СИ) - Соболева Ульяна ramzena

Держит меня, не давая вырваться, пока бьюсь, пока рыдаю. Дожидается чтобы стихла, чтобы сил не осталось. Потом гладит по волосам.

- Не мог. В карцере сидел. Потом перевели в другую тюрьму. Был в карантине. После карантина зарабатывал на интернет…Потом когда смог не знал как сказать. Не знал нужен ли. Не знал.

- Не знал? – со слезами глядя в его пронзительные глаза и впиваясь в его волосы, - Мальчишка! Проклятый! Он не знал! Я год…год подыхала! Год!

- Прости…как только смог написал.

- Под чужим именем…

- Начал, а остановиться не мог. А потом ревновал тебя сам к себе. К Дикому этому. Он-я трахаем тебя и меня корежит от оргазма и злости, что ты с ним.

- Он был слишком похож на тебя. Я чувствовала…

Он говорит, а меня все еще корежит от боли, от этого узнавания, от этого понимания, что он жив.

- Ложь! Отговорки! – говорит почти зло, и сдавливает мои плечи, - Сколько с ним переписывалась? Пару месяцев…Зачем приехала? Трахаться с Диким правильно? Быстро же ты…Год какой-то. Ебаный год. А у тебя уже роман по интернету. Как ты там ему писала, что хочешь сосать его член…

- Твой!

- Его! Ты думала что пишешь ему! Не мне!

- Но он – это ты! Ты! Как ты смеешь обвинять меня? Я с ума сходила, я засыхала, я увядала без тебя. Я похоронила тебя, я ездила на твою могилу. Да…потом появился мужчина похожий на тебя и я повелась. В этом моя вина?

- Сука! – рыкнул и сдавил мои щеки, - Ты просто похотливая, голодная сука, которая клюнула на самца!

- На тебя! Этим самцом был ты!

- Ты не знала!

- Знала!

И укусом впиваюсь ему в губы, он снова жадно отвечает. Мы каким-то образом буквально падаем на стул. Он садится и я сверху. Его член уже во мне. Быстрым движением, в мокрое от его спермы влагалище. Мы снова трахаемся. Я не могу описать этот секс. Он быстрый, он жадный, он бешеный. Наши тела шлепают друг о друга. Мы стонем и мычим как животные, Женя яростно насаживает меня на себя, мнет мою грудь, кусает через платье и лифчик соски, оставляет засосы на моей шее, впивается в нее зубами. А я скачу на нем как оголтелая, он закрывает мне рот ладонью, а я кусаю ее до крови и извиваюсь на его члене. Клитор натирается о пульсирующий ствол, увитый выпирающими венами. Я помню его…помню по фото которые высылал Дикий…Меня выгибает от оргазма, я буквально падаю на Дикого, а он стискивает мою поясницу и насаживает на себя еще быстрее.

- Аленаааа…мать твою….Моя Аленааа…, - рычит и снова кончает, запрокидывая голову, скалясь от наслаждения.

Теперь я глажу его голову, все еще сидя на нем, с его членом внутри себя, а он сжимает мою спину. Мы оба взмокли от пота, мои волосы спутались и упали ему на лицо. Я все еще вздрагиваю и он вместе со мной. Потом я роняю голову ему на плечо и он продолжает гладить мою спину.

- Я скучал… я так адски скучал по тебе. Не удержался. Слово дал, что в покое оставлю. И не смог.

- У нас…сын…

- Что?

Вскидывает меня, всматриваясь в мое лицо, вглядываясь в глаза.

- Что ты сказала?

- Сын у нас…Женя зовут и дочь Настя…Аня твоя родила. От тебя и в роддоме выкинула. Я удочерила.

Молчим вместе. Он бледный, осунувшийся. Взгляд отвел, смотрит в сторону. Потом меня с себя снял, одежду в порядок привел. Салфетки мне принес.

Больше мы не разговаривали. Молчали. Он сел за стол. Молча принялся есть. Очень жадно, очень быстро. А я смотрела на него и тихо плакала. Просто слезы по щекам текли. Поверить не могла, что он живой. Доел, закурил. Потом вдруг резко спросил.

- Покажи детей.

- Сотовый забрали…потом покажу.

- Я думал… знал, что родила. Думал это мужа твоего. Что ты с ним.

- Я с ним давно ничего…очень давно. Твой сын. И твоя дочь.

- Спасибо, что забрала ее…я пытался узнать, что с ребенком, но с тюрьмы сильно не узнаешь.

Я жадно смотрела на него. Изменился, похудел, но в тоже время стал сильнее, все мышцы накачанные, выпирают. Волосы очень короткие, почти лысый. Взгляд из-под бровей. Дикий. Самый настоящий. Мой Женя и в то же время другой. Чужой. Словно стену между нами выстроил. Я чувствую это отчуждение. Только понять не могу почему…неужели из-за того, что приехала к Дикому?

- Что делать будем, Алена? Я здесь надолго… На пятнадцать лет.

От его слов все плывет перед глазами. Он тоже молчит, рот сжат, кулаки сжаты.

- Можешь приезжать трахаться иногда. Но толку от этого? Я же понимаю, что пятнашка это слишком долго.

Он говорит, а меня по нервам режет. Мне больно от каждого его слова. Он словно бьет меня наотмашь по лицу.

- Иногда люди выходят раньше…, - тихо говорю я.

- Не про меня. Я кое-чего еще натворил. Так что это мой срок и мотать я его буду от звонка до звонка.

В дверь постучали.

- Все. Хватит сестру ебать. Выходи. Свиданка кончилась!

Я даже попрощаться не успела, сказать ничего не успела. Слова его в голове ударами бешеными отбиваются. Пятнадцать лет. Мотать от звонка до звонка. Сколько мне через пятнадцать будет…почти шестьдесят? А ему всего сорок…

Его уводят. Но мы не прощаемся. Он на меня даже не смотрит. А я руки сжала в замок и стою. Пошатываясь. Мне так плохо, меня буквально выкручивает. Вот-вот заору. Но и этого не могу.

- На столе прибери. Тут уборщиков нет! Жратву оставь только! Не забирай! – рявкнул конвоир и дверь прикрыл. Я все в пакеты поскладывала, руки дрожат, дышать нечем. Словно с ума сейчас сойду.

***

Еду домой, а мир за окном моей машины кажется совершенно чужим. Слезы не перестают катиться по моим щекам, каждая из них — отголосок боли, разочарования и потерянной надежды. Мысли путаются, сердце сжимается от осознания тяжести того, что я узнала. Радости нет…точнее есть одна – он жив. Наверное, самая главная радость. И боль – жив, но со мной уже не будет никогда.

«Ты можешь приезжать трахаться…» - сколько цинизма в этих словах, презрения. Между нами не было понимания еще тогда, а сейчас его вообще нет. Женя будет в тюрьме еще пятнадцать лет... Эта мысль крутится в моей голове, не давая покоя. Как много времени это... Слишком много для ожидания, слишком много для надежд, которые могут так и не сбыться. Я пыталась представить наше будущее, но передо мной встала непреодолимая стена реальности.

Шестьдесят. Он выйдет и мне будет шестьдесят. Детям по шестнадцать…Что останется между нами? Если вообще будет. Я бы ждала…но это не будет нужно ему. Старая женщина. Зачем? Он выйдет еще молодым. Сможет начать все сначала. Это все не имеет смысла. Это конец... Даже не начало. Мы с Женей не можем вернуть то, что было у нас, не можем начать заново, как будто последний год не существовал. Он сильно изменился. Я видела это в его глазах, в его жестах, даже в тоне голоса. Жизнь в тюрьме оставила на нем свой неизгладимый отпечаток. Мне больно думать о том, какие испытания ему пришлось пережить. И еще больнее осознавать, что я не могу быть рядом, не могу помочь ему, не могу изменить ничего. Наши дороги разошлись так давно, и, возможно, они уже никогда не пересекутся так, как это было раньше. Мои слезы — это прощание. Прощание с прошлым, с мечтами, с надеждами на то, что могло бы быть. Остается только жить дальше, несмотря на боль и пустоту, которую я чувствую внутри. И в то же время, я не могу не чувствовать гнева — на себя, на обстоятельства, на жестокую судьбу, которая так безжалостно играет с нами. Почему все должно быть так сложно? Почему счастье так недолговечно и хрупко? Но через слезы и боль пробивается и другое чувство — благодарность. Благодарность за то короткое время, что мы провели вместе сегодня, за возможность увидеть его, услышать его голос, за наш секс, за этот глоток любви и безумия, даже если это и было настолько болезненно. Эта встреча дала мне нечто, к чему я смогу обращаться в своих мыслях в те моменты, когда одиночество и тоска станут невыносимыми.

Глава 13

Поездка домой после встречи казалась бесконечной. Мои мысли вертелись в хаотичном вихре, в котором шок и недоумение сплелись в один кровавый комок из боли. Каждый километр, отделявший меня от тюрьмы, казался не преодолением расстояния, а погружением в ещё более глубокое состояние боли. Нет облегчения от встречи…Есть сумасшествие, есть дикое удивление, но меня словно швырнуло из одного котла в другой, окунуло в кипящее масло.