Блондинка за левым углом - Галина Куликова

Похваленный Трикоркин смутно улыбнулся и, загасив окурок, сложил руки на коленях. Его томили дурные предчувствия. Корнеев приблизился, наклонился над ним и, глядя поверх очков, вкрадчиво спросил:

— Где она, Виктор Семенович?

Тот тяжко вздохнул и ответил, сверля глазами дырку в полу:

— Я прячу ее здесь, неподалеку.

Медведь возликовал было, но тут же получил от Лаймы тычок под ребра.

— Уй! — воскликнул он и, чтобы скрыть свою оплошность, быстро добавил: — Как же вы на это решились?

— Как, как? — пробормотал Трикоркин. — Обыкновенно. Как все. Из-за денег. Вы что, не понимаете? Мне всегда не хватает денег. У меня такие бюджеты — обрыдаещься! Как гонорары платить? Кого приглашать? Хочется роскошных костюмов, потрясающих интерьеров, выездов в Париж, в Вену, хочется всего… А что я имею?

— Все понятно, — остановил поток его красноречия Корнеев. — Мотивы нам ясны. А теперь… Мы можем ее увидеть?

— Да, конечно. — Трикоркин вскочил, рванув вниз «молнию» спортивной куртки. — Она в саду, в кустах. Я замаскировал ее ветками бузины.

Лайма похолодела. Медведь громко засопел, как будто приготовился зареветь во всю глотку. В этот момент тревожно зазвонил телефон, стоявший в глубине комнаты. Звонки были отрывистые — междугородние..

Трикоркин вскочил, бросился к аппарату, воскликнув:

— Извините меня, это Прага! Надо срочно решить вопрос о месте проведения съемки. Ничего, если вы немного подождете? С ней ведь теперь уже ничего не сделается… Инга!!! — совершенно неожиданно завопил он во всю глотку. — Принеси гостям чай!

Он сорвал трубку радиотелефона и унесся в другую комнату. Дверь за ним с грохотом захлопнулась.

— Не удерет? — шепотом спросила Лайма, обернувшись к Кбрнееву. — Неужели он убил звезду мирового кино?! Он спятил?

— Не знаю, не знаю… — пробормотал тот. — Все очень загадочно. Если он похоронил Сандру Барр в бузине, то как собирался получить деньги? Прежде чем заплатить, от него потребовали бы доказательства того, что она жива.

— А его жена? Она тоже в этом участвует? — вслух подумал Медведь.

Ответить ему никто не успел, потому что с веранды в гостиную вошла пожилая женщина в темном платье и белом переднике. Она была приземистой и слегка раздавшейся вширь, как будто кто-то слегка сплюснул ее, нарушив первоначальные пропорции. Увидев незнакомых людей, женщина замерла от неожиданности и настороженно спросила:

— Вы кого-то ждете?

— Если вы — Инга, то мы ждем вас, — любезно ответила Лайма.

А Корнеев сделал шаг вперед и показал ей удостоверение. Она несколько секунд стояла, вперив глаза в магические буквы, вытесненные золотом на обложке, потом неожиданно громко всхлипнула и закрыла лицо передником. Стопка полотенец, которую она держала в руке, спланировала на пол и рассыпалась.

— Я не винова-а-а-а-та!!! — прорыдала Инга через слой ткани и стиснутые кулачки. — Я не хотела… Я говорила, что ее все равно найдут!

Лайма подошла, собрала полотенца и ободряюще похлопала экономку по плечу.

— Довольно плакать, — приказала она. — Рано или поздно все на свете тайны раскрываются. Пришло время и для вашей. Так, значит, вы в курсе, где женщина? Вы можете нам ее показать?

Инга оставила передник, продемонстрировав собравшимся искаженное ужасом лицо с набухшим носом.

— Да, конечно. — Голос у нее понизился на октаву. — Она сидит на чердаке. Пойдемте, я вам покажу лестницу наверх.

Вместо того чтобы последовать за ней, члены группы "У" застыли в немом изумлении.

— Э-э-э… — пробормотал Корнеев и, кашлянув в кулак, нашел наконец нужные слова. — Дорогая Инга! Пожалуй, сделайте-ка нам сначала по чашечке чая. Мы должны поговорить обо всем с Виктором Семеновичем. И уж потом… все вместе… пойдем на чердак.

Экономка кивнула и, сгорбившись, вышла через центральную дверь, тихо прикрыв ее за собой. Тогда Лайма посмотрела по очереди на Корнеева и на Медведя.

— Что это значит?! — зашипела она. — Если Сандра Барр сидит на чердаке, кто тогда спрятан в чертовой бузине?

Медведь философски заметил:

— Через некоторое время мы это узнаем. Может, надо было сразу идти на чердак, пока звали? Я и чаю-то совсем не хочу.

Не успел он договорить, как распахнулась следующая дверь — они распахивались по очереди, словно в спектакле, — и в гостиной появилась известная всей стране Мария Марьяшева, завернутая в длинный кусок шелка, который модельер неровно обчикал ножницами по подолу. Сложная прическа плотно сидела в сеточке для волос, давая возможность любоваться серьгами, вдетыми в круглые розовые ушки.

— Хелло! — удивленно сказала она, резко затормозив возле дивана. — Вы ведь не по поводу сериала? Нет-нет, — осадила она сама себя. И, разведя руками, выдохнула: — Тогда кто вы?

— ФАэСБэ, — устало сказал Корнеев, жестом фокусника вытащив из кармана удостоверение. — Федеральная антитеррористическая служба безопасности. Извините за вторжение, но, оказывается, в вашем саду есть кое-что интересное для нас.

Звезда отечественного кино побледнела, молниеносно превратившись в экспонат музея мадам Тюссо. Руки остались нелепо разведенными, губы сложились в немое "о", а зрачки рванулись под верхнее веко.

— Боже! — простонала она. — Но как?! Как вы узнали?!

— Вам плохо? — участливо спросила Лайма, усаживая звезду в кресло.

— Да, мне плохо, еще как плохо! — воскликнула та умирающим голосом. — Можете думать обо мне все, что хотите, но я не виновата! Это все он… Я даже пикнуть не успела. Он достал пистолет и выстрелил.

Корнеев тут же обернулся к Медведю и сказал:

— Наверное, он уже скрылся.

А Лайма прошипела:

— Да и черт с ним! Зачем он нам нужен, если объект мертв? Мы провалили задание, разве непонятно?

И тут в комнату вошел Трикоркин. Вероятно, телефонный разговор получился бурным — у него был озабоченный вид, над тонкой верхней губой проступили капельки пота. Медведь и Корнеев шагнули к нему с двух сторон, и Иван торжественно сказал:

— Именем закона вы арестованы. — И сомкнул свою гигантскую ручищу на хрупком режиссерском запястье. Потом подумал и добавил: — Будете отданы под суд и приговорены к пожизненному заключению.

— Господи, за что?! — хором воскликнули Трикоркин и его жена.

И тогда Медведь тоном облеченного властью лица пояснил:

— За то, что вы похитили Сандру Барр, спрятали ее на чердаке, где и застрелили. А тело зарыли в саду под бузиной.

Трикоркин свободной рукой почесал макушку и сказал:

— Нормально. Кажется, я сплю и вижу сон. Или я попал в фильм Бунюэля. Маня, — обратился он к жене, — если меня увезут, на всякий случай покопайся в саду.

— Да вы с ума сошли! — закричала Мария. — Там зарыта собака! Петька ночью застрелил собаку! При чем здесь Сандра Барр?

— И какой же это Петька застрелил собаку? — с хмурым любопытством поинтересовался Трикоркин, вырвав у обалдевшего Медведя руку. — И какой же это ночью? Когда я уезжал в Тверь?

— О, Виктор! — воздела руки Марьяшева, и шелк взметнулся вверх белым огнем. — Сейчас не время выяснять отношения.

— Нет, как раз самое время, — не согласился Трикоркин.

Сердце его жены трепетало, как бабочка в кулаке. Ровно две недели назад — Мария постоянно держала дату в уме! — когда отсутствовали и муж, и экономка, и садовник, она с молодым любовником Петей Боковым пила на веранде шампанское. Внезапно разразилась гроза, и откуда-то из темноты прямо на них выскочило огромное мокрое чудовище — соседская собака Дайна, злобная тварь, которая передушила всех окрестных кошек и недавно приплюсовала к списку своих охотничьих побед очаровательного карликового пуделя.

Петя Боков, умеющий улаживать любые нештатные ситуации, недолго думая, достал пистолет и под рокотание грома прикончил зверюгу. Вдвоем они похоронили ее в саду под сливой. Соседи расклеивали объявления на всех заборах, и, когда доводилось сталкиваться с ними, Мария дрожала как осиновый лист.

— Простите, пожалуйста. — Корнеев постучал по плечу Трикоркина согнутым пальцем. — А ветками бузины у нас что замаскировано?

— Маленькая пушка, — не оборачиваясь, ответил тот. — Я думал, музей обратился в ФСБ и меня разоблачили.

Недавно для съемок военного фильма он выбил у продюсеров тридцатисемимиллиметровую противотанковую пушку РАК-36. Во время Второй мировой войны пушка была основой немецкой противотанковой обороны. Потом на складе случился пожар, многих вещей недосчитались, продюсеры принялись подсчитывать убытки, и под это дело Трикоркин пушку свистнул. Не для баловства, для будущих съемок. Эта была его первая в жизни кража, он думал о ней днем и ночью. Пушка весила четыреста килограммов с гаком, и ее не так-то просто оказалось вытащить из грузовичка и спрятать в саду.

— А где же тогда Сандра Барр? — громко спросила Лайма.

Трикоркин взял с журнального столика пульт, нажал на кнопку, и экран телевизора, стоящего в глубокой нише, осветился как по волшебству.