Битва за космос - Том Вулф

Некоторые из наиболее праведных братьев не соответствовали требованиям проекта «Меркурий». Йегер подходил по возрасту – ему было тридцать пять, – но он никогда не учился в колледже. Кроссфилд и Уокер были штатскими. Однако никто из них не возмущался… в то время. Командующий офицер в Эдвардсе не уставал повторять, что хочет уберечь своих лучших парней от проекта «Меркурий», потому что участвовать в нем – значит загубить свой талант самым смешным образом, стать «консервированным колбасным фаршем». Это выражение – «консервированный колбасный фарш» – сделалось очень популярным в Эдвардсе. Так стали называть проект «Меркурий».

Глава четвертая

Подопытный кролик

Пит Конрад, бывший питомец Принстона и Филадельфии, обладал характерным шармом и хорошими манерами. В принстонских клубах в пятидесятые годы таких, как Пит, называли «социально привлекательными парнями с востока». Подобные качества могли сослужить неплохую службу во флоте, где в офицерах по-прежнему ценились изысканные манеры. А у Конрада хорошие манеры сочетались с веселостью, почти дурашливостью, что и привлекло его жену Джейн, когда они познакомились шесть лет назад. В 1959 году Конраду исполнилось двадцать восемь. Он был крепко сложен, имел рост сто шестьдесят пять сантиметров, весил около пятидесяти шести килограммов и все так же заразительно смеялся и широко улыбался, показывая дырочку между передними зубами. Конрад нравился людям. Он напоминал Гека Финна с его ореховым прутом: не переступай эту черту, а то я тебе врежу. В отличие от большинства пилотов, в минуты раздражения Пит говорил то, что думал. Он не позволял шутить с собой. Впоследствии, правда, он редко вел себя подобным образом.

Таков был Конрад. Добавьте еще здоровое самолюбие молодого пилота, взбирающегося на вершину гигантского зиккурата… и бунт подопытного кролика можно было предсказать с самого начала. Те из группы № 20, кто выжил в трудные времена как раз закончили обучение, когда пришли повестки. Их получили и Конрад, и Уолли Ширра, и Джим Ловелл «Трясунчик» – прозвище, придуманное Конрадом, приклеилось к Ловеллу намертво – стал лучшим в выпуске. На повестках была пометка «совершенно секретно». Но конечно же, о них уже говорило полбазы. Ведь сверхсекретные бумаги были вручены нескольким офицерам из одной и той же части, и слухи начали передаваться словно по живому телеграфу. Им предлагалось явиться в штатском в определенную комнату в Пентагоне.

Утром в понедельник, 2 февраля, Конрад вместе с Ширрой и Ловеллом явились со своими повестками и личными делами в Пентагон. В комнате находилось еще тридцать четыре молодых человека, почти все подстриженные под ежик, загорелые, с худыми, без морщин, лицами. Походка враскачку, неловко сидящие гражданские костюмы и огромные наручные часы сразу выдавали в прибывших «летучих жокеев». На циферблатах было примерно две тысячи делений и шкал, которые фиксировали все, за исключением разве что звуков вражеского оружия. Эти ужасающие часы считались своего рода знаком принадлежности к братству. Костюмы от Роберта Холла, которые были сейчас на этих парнях, стоили примерно в четыре раза дешевле, чем их часы: именно так в 1959 году выглядели военные летчики, переодетые в штатское.

Оказавшись в комнате, юноши тут же поняли, что очутились на тайном собрании военных летчиков-испытателей со всей страны. Лучшие инженеры НАСА Эйб Силверстайн и Джордж Лоу начали их инструктировать. Они прибыли в Вашингтон, объяснили инженеры, потому что НАСА нужны добровольцы для суборбитальных и орбитальных полетов над атмосферой. Проект «Меркурий» имеет особое значение для нации, его важность сравнима с программой аварийных испытаний в военное время. Через пятнадцать месяцев, в середине 1960 года, НАСА собирается отправить астронавтов в космос.

Пилот, внимательно слушавший инструкции, сразу понимал, что астронавту в новом проекте не придется делать ничего, что можно было бы сравнить с полетом, – например, поднимать корабль в воздух, управлять им и приземляться. Он будет всего лишь пассажиром. Приведение корабля в движение, управление им и посадка будут производиться автоматически, по командам с земли. Но инженер Лоу, высокий худощавый человек, попытался доказать, что астронавт все-таки сможет в некоторой степени управлять полетом. Например, ему будет доступен «контроль высоты». По сути это означало лишь, что астронавт сможет заставить капсулу рыскать, вращаться вокруг поперечной или продольной оси с помощью маленьких рулевых двигателей, работающих на перекиси водорода: примерно так же вы можете раскачивать свое кресло на «чертовом колесе», но при этом не в состоянии изменить его орбиту или направление движения. Но когда капсула выйдет на земную орбиту, сказал Лоу, контроль высоты станет существенно важным для возвращения ее через атмосферу. Иначе аппарат может сгореть вместе с астронавтом. В случае отказа системы автоматического контроля астронавт переключится на ручное или на автоматическое управление. В системе автоматического управления аппарат автоматической системы подчинялся его ручным командам. Кроме того, при сбое автоматической системы астронавт мог отказаться от нее и задействовать тормозные ракетные двигатели, чтобы уменьшить скорость и сойти с орбиты. Ракетный тормоз! Автоматическое управление! Это звучало так, как будто вы действительно совершали полет. Второй инженер, приземистый и коренастый Силверстайн, убеждал парней, что полеты на «Меркурии» опасны. Первые люди, отправляющиеся в космос, подвергаются значительному риску. Следовательно, астронавтов будут отбирать строго на добровольной основе, и если кто-нибудь из пилотов откажется, данный факт не будет занесен в личное дело и каким-либо образом использован против него.

В этой фразе содержался определенный подтекст, но так как ее произнес штатский, то потребовалось время, прежде чем смысл заявления был понят.

Конрад и другие пилоты из Пакр-Ривер остановились в мотеле «Марриотт» возле Пентагона. После обеда они собрались в одной из комнат и устроили долгую дискуссию. Здесь были и Ширра, и Ловелл, и Алан Шепард, ветеран летных испытаний, который недавно перевелся из Пакс-Ривер на штабную работу в Норфолк, и несколько других парней. Говорили они не о космических путешествиях, не о будущем Галактики и даже не о проблемах вывода ракеты на земную орбиту. Нет, речь шла о более важных вещах: о том, как проект «Меркурий» может повлиять на их карьеру.

У Уолли Ширры было много соображений на этот счет, а Конрад и остальные внимательно слушали его, потому что Ширра поднялся на пирамиду выше всех собравшихся. Алан Шепард был более опытным летчиком, но он никогда не участвовал в бою. А тридцатипятилетний Ширра имел превосходный боевой послужной список и относился к тем людям, которые во флоте добиваются многого. Он окончил военно-морскую академию, а его жена, Джоу, была падчерицей адмирала Джеймса Холлоуэя, командовавшего Тихоокеанским фронтом в годы Второй мировой войны. Уолли участвовал в девяноста боевых заданиях в Корее и сбил два Мига. Его выбрали для начальных испытаний «Сайдвиндера», ракеты класса «воздух – воздух», на озере Чайна, в Калифорнии; он испытывал F-4H в самом Эдвардсе – и все это до того, как он присоединился к группе № 20, чтобы закончить обучение. Уолли был достаточно популярен. Коренастый парень с широким, открытым лицом, любивший розыгрыши, быструю езду и все остальные способы «поддержать нужное напряжение», как он выражался. Ширра любил грубоватые шутки. Мог позвонить кому-нибудь из знакомых и сказать: «Слушай! Ни за что не догадаешься, кого я тут поймал в лесу… Мангуста! Я не шучу – мангуст! Приходи – посмотришь». И это звучало так убедительно, что его товарищ шел посмотреть на находку. На столе Уолли стояла коробка вроде клетки. «Сейчас я немного приоткрою крышку, и ты его увидишь. Только не просовывай руку – откусит. Этот зверек очень злобный», – предупреждал Уолли. Гость наклонялся, чтобы рассмотреть зверька, и – бац! – крышка распахивалась, и прямо ему в лицо прыгало что-то серое. Ветераны авиации в ужасе отскакивали и пригибались к столу, и лишь потом понимали, что это была игрушка-попрыгунчик – шутка в стиле Ширры. Вообще-то, довольно грубая, но Уолли получал при этом такое искреннее удовольствие, что оно захватывало и окружающих, помимо их воли. На лице его появлялась широченная улыбка, а на щеках – детские ямочки. Он весь сотрясался от хохота и сквозь смех говорил: «Попался!» Эти самые «попался!» знали все. Уолли был из тех людей, кто не стеснялся проявлять свои эмоции: счастье, гнев, отчаяние. Но в воздухе он был само хладнокровие. Его отец – ас Первой мировой войны – сбил пять немецких самолетов. А после войны Уолли с родителями разъезжал по стране, его отец демонстрировал фигуры высшего пилотажа. Несмотря на свою дурашливость, Ширра крайне серьезно относился ко всему, что касалось его карьеры. И именно так он был настроен и сейчас, когда обсуждались перспективы астронавтов.