ЭмоБоль. Сны Кити - Антон Соя
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Красивый конец, Егор. Но у нашего сна будет другой конец. У нас ещё есть пара минут, пока не встало солнце. Не будем их терять.
Кити кошкой мягко запрыгнула на широкий подоконник спиной к окну. Солнечный свет обнял её сзади, прошёл через шесть дырок в спине, и она засияла, словно маленькое жаркое солнышко с горящими желанием глазами и распахнутыми для любви руками-ногами-лучами. И конечно же, древнегреческий атлет не устоял, растаял в её объятиях и заполнил её солёным счастьем до краёв. Да так, что перелившись через край, счастье просочилось парой слезинок из глаз проснувшейся и улыбающейся Кати Китовой.
Глава 12
ДневниКити. Чёртова кукла
Очень мило! Чего ещё можно было ожидать от моего папани? Уж точно ничего хорошего. Никогда не прощу ему предательства, но и разлюбить никогда не смогу. Я его люблю на клеточном уровне, бороться с инстинктом бесполезно, а так бы послала его после этого звонка далеко и надолго. Навсегда. Я только вышла из клуба, села в «митсубиси» к Дэну, включила телефон, и он тут же звонит. А я ещё в ошеломлении, с тех пор как спустилась на землю, слова не сказала, только кивала да мотала головой в ответ, стараясь правильно попадать. На папу у меня в мобиле забита «Come to daddy» «Aphex Twin» — самая дискомфортная мелодия в мире. Случилось что-то из ряда вон выходящее, раз мой папаша звонит мне в субботу, а не в воскресенье вечером, чтобы пожелать хорошей недели. Очевидно, что он неспроста нарушает еженедельный ритуал. Вдруг, не дай бог, с Малышом что-то? Малыша, своего сводного братишку, я люблю так же сильно, как ненавижу его мамашу Светку. Я глубоко вздохнула, но ответила.
— Привет, Батинок. Что случилось?
— Катёнок, привет, — сладко запел отец в трубку, — нет, ничего страшного не случилось.
Фу-уф. Отлегло от сердца. Папе что-то нужно от меня — поразительно! Выжидательно молчу и выразительно соплю.
— Выручай, Катёнок! Милка приезжает. Но всего на пару недель. — (Нет! Только не это!) — Тётя Валя позвонила, что уже в поезд её посадила, в общем, как всегда, родственнички всё перепутали. Мы с ними на июль договаривались, а они в июне её отправили. Ещё и разобиделись. Выручай, доча! Чего молчишь?
О-о-о, как всё запущено. Сразу вспоминаю, что в понедельник отец с семьёй улетает в Грецию греться. Они целый год собирались, выбирали место, чтобы понырять и чтобы с Малышом было комфортно. Малышу обязательно нужно на море, у него астма — бич питерских детишек нулевых. А мне, значит, за них отдуваться с милой Милой. А Мила — моя двоюродная сестра из Тулы — страшнее, чем подвешивание. Мила хуже крокодила!
— Ну и в чём проблема? Пусть живёт у вас с бабушкой. Я же жила с ней в её возрасте. И бабуле веселее будет.
— Не получается. Бабушка сегодня улетела к подружке в Орёл, у них там очередной слёт набоковедов. Ты бы могла ей звонить почаще. Всё бы знала сама. Но самое главное — у нас ремонт в квартире с понедельника. Я уже бригадиру ключ передал и аванс проплатил!
— Вот подстава! Па, ну почему мне от тебя вечно одни неприятности? Пусть Милка в моей квартире поживёт. Она всё равно до сентября пустует. (Вообще-то я сдаю квартиру, но квартиранты месяц назад неожиданно съехали).
— Милу одну оставить в квартире? Ты что смеёшься? — (Нет, блин, я плачу!) — Ты что, Милку не знаешь? — (Знаю, потому и плачу.) — У неё же самый опасный возраст! Пятнадцать лет! Меня туляки живьём съедят!
— То есть ты хочешь, чтобы мы с Ритой её удочерили? Приняли в семью? Чтобы она с нами в однокомнатной квартирке пожила и уму-разуму поучилась? Тогда тебя не съедят? Только покусают? Ты тёте Вале про нас с Риткой небось не рассказывал?
Судя по напряжённой паузе, не рассказывал. Папа про нас с Риткой слышать не хочет и как бы не слышит. Не слышит, не видит, и, значит, этого нет. Чудеса самоубеждения.
— Ладно, я всё отменю, — засопел отец. — Спасибо, дочура. Выручила.
— Да не вопрос, обращайтесь! Всегда рада помочь, — протараторила я и по-быстрому отключилась. Внутри меня немедленно заныла сука-совесть.
— С фодоками фечно одни пфоблемы. Не пафься, — поспешил поддержать меня внимательный Дэн.
— Спасибо! Утешил. И чего вы сегодня все такие заботливые? Не умею я не париться. Не видать мне счастья. Так что придётся вам без меня на фест ехать.
— Ты фто, Кит! Как мы беш тебя? Отмафся!
— Не получится. Малышу на море нужнее, чем мне в Финку на мракобесов ваших. Облом Обломович Обломов случился.
Дэн, похоже, расстроился по-настоящему. Надулся и молчал всю оставшуюся дорогу до Риткиного дома. Ритка тоже ужасно расстроится из-за того, что мы пропустим фестиваль в Сенайоки. Визы сделали и так радовались, что такой хорошей компанией на двух машинах с ветерком на суперский фестиваль прокатимся. А там и «SOAD», вновь собравшиеся, и «Nekromantix», и Ритины любимые «The 69 Eyes». Ритка себе и мне новые платья сшила — закачаешься. Три месяца старалась, чтобы к фесту успеть. У неё к шитью неожиданно открылся неимоверный талант. Она теперь живёт на заработки с готических платьев и, кстати, очень неплохо зарабатывает. А началось всё с платьев для клипа «Кукрыниксов». У Риты тогда свой фэнзин готический был, по нему её продюсеры и нашли. А для нас она такую красоту пошила, что мне её заранее стало жалко. Но Малыша мне жалко больше. Он меня так искренне и так трогательно любит, абсолютно ни за что, так радуется, когда видит меня, такие смешные рожи строит. Не могу я его лишать моря. Придётся мне с дурой Милой (не путать с милой дурой) две недели на своей старой квартире тусоваться. Может, Рита за это время остынет. Хотя вряд ли. Набираю отца. Долго не берёт. Выделывается.
— Ты победил. Поживу с ней на Чехова. Только ради Малыша. И только две недели. Поработаю двоюродной сестрой милосердия. Надеюсь, за два прошедших года Мила поумнела.
Отец, естественно, весь рассыпался в благодарностях. Знал бы он, каким знатным мероприятием я пожертвовала. Пообещал на ДР сделать сверхподарок. Двадцать лет — туши свет. Двадцать один — празднуй один. Знает же, что мне ничего от него не надо. Я заявила:
— Спасибо, папа! Один подарок ты мне уже сделал, круче не получится. Постарайся просто не делать мне больше таких подарков. Никогда. И ещё. Если кузина повторит свой подвиг двухгодичной давности, я её лично бандеролью в Тулу отправлю. По частям. Так ей завтра и скажи. И скажи, чтобы слушалась меня беспрекословно! — Откуда я такое слово-то знаю? — А я поеду завтра квартиру в божеский вид приводить, там месяц никто не жил (кроме моих воспоминаний).
Батинок ещё повздыхал, попричитал, поизвинялся, дал трубку Малышу, который лично сказал любимой сестре спасибо, и на этой жизнерадостной ноте разговор закончился. А с ним закончился и день. Длинный июньский день, плавно перешедший в длинную белую ночь. Полнолуние. Риткина любовь сегодня не даст мне уснуть до утра. Пусть залижет мои раны, а под утро я обрадую её своим двухнедельным «отпуском» с Милой. Представляю, как она разозлится. Она и так с прошлого раза Милку, мягко говоря, недолюбливает, а теперь и вовсе возненавидит. Милка — человек-катастрофа, она просто притягивает неприятности и приключения на свою маленькую задницу. Поэтому тётя Валя и сплавляет её на лето сюда, на историческую родину, чтобы передохнуть в прямом смысле, то есть перевести дыхание хоть ненадолго. Милка слишком любопытная, слишком весёлая, слишком впечатлительная, слишком несобранная, слишком безалаберная и к тому же слишком симпатичная. За ней с двенадцати лет вьются роем ухажёры, один другого краше. То главный хулиган из школы, которого вскоре надолго закрыли за поножовщину, то какой-то псих малолетний, играющий в скинхеда и запугавший весь район. В общем, тёте Вале с дядей Колей не позавидуешь. Когда мне было пятнадцать, а ей десять, мы чудно ладили. Я рассказывала ей про свою эмо-тусу, ставила модное музло и советовала читать правильные книги. Воннегута, например. Но как только у Милки выросли сиськи, начался полный караул. Гормональный взрыв разнёс её юный мозг в щепки, извилины закудрявились, и экземпляр, приехавший два года назад на летнюю побывку в Питер, вполне подошёл бы на кастинг в «Дом-2». Тринадцатилетняя гламурная гусыня из Тулы, жадная до развлечений, разрывалась между шопингом и ночными вечеринками. Выглядела она уже тогда вполне взрослой. Жила Мила, слава богу, у папы. Днём по магазинам с ней таскалась Светка, а вечером с очередного пати её не без труда изымал отец, каждый раз объясняя очередному ошарашенному кавалеру, что девочке тринадцать лет. Как они её не прибили, и кавалеры и папа, не знаю, но закончилось всё плачевно. В один прекрасный вечер Мила пропала. Мобильник молчал. Папаня оббегал все известные ему по прошлым прецедентам с Милой дискотеки, но пропащую не нашёл. Хорошо, что глобальных мероприятий в городе в ту ночь не устраивали. Папа впал в коматоз, бегал по городу как заполошный, по телефону к этой суматохе подключилась распсиховавшаяся тётя Валя, которая тут же Милу похоронила и отдала на растерзание ленинградским маньякам. Это окончательно превратило историческую ночь в истерическую. Естественно, я не смогла остаться в стороне от поисков непутёвой кузины. Пока отец с высунутым языком носился по городским клубам, мы с Риткой прозванивали морги и больницы, а потом, плюнув на это, тоже побежали по просыпающемуся городу, тормоша ночных гуляк, опьяненных красотой Петербурга, и не только. Отец прочёсывал Ваську, где он собственно и живёт, а мы — центр. Мосты свели, и мы встретились с отцом, красноглазым и с трясущимися руками, на Дворцовом. Мы втроём молча брели к Ростральным колоннам, готовые к самому худшему, вымотанные, уставшие и ужасно злые. Особенно бесили счастливые лица прохожих. Две мысли в наших головах бились друг с другом: «Только бы она была жива!» и «Если я её сейчас увижу — прибью на месте». Повезло тогда Милке, что мы её не нашли. Нашлась она сама. Светка позвонила отцу, когда мы пили отвратительный кофе в круглосуточном кафе, и сообщила, что гулёна вернулась в целости и сохранности, но очень перепуганная. В основном — переполохом, который сама же и устроила. Боялась она не зря, потому что Светка, которая, в отличие от нас, по городу не бегала, а сидела дома с Малышом, но тоже ночь провела на валидоле, коньяке и телефоне, сохранность Милкину попортила. Вот за что я Светку не люблю, так это за то, что ей вечно незаслуженно достаются чужие чаяния. Навешала она оплеух нашей загулявшей барышне по полной программе. Светка — баба простая и за отца кому хочешь дюлей навешает, «он же не мальчик сорокалетний по ночам скакать! Так и до инсульта добегаться можно». В общем, всё закончилось хорошо. Мы Миле так и не вломили. Все остались живы. Мила рассказала замечательную историю, как она познакомилась с прикольными ребятами из Е-бурга, с которыми тут же полезла фотографироваться на крышу в центре города и чёрт его знает что ещё делать, а выход на крышу кто-то из бдительных жильцов закрыл. Телефон у неё разрядился, а потом она боялась звонить. Или наоборот. К тому же она не знала адреса дома, на который залезла. Всё очень в Милкином стиле. Они с компанией орали, стучали ногами и руками по крыше, пока жильцы их не выпустили. Парней отоварили прямо там, а Милка получила своё дома. И в Туле, куда её отправили через день, надо думать, тоже. Наказания Милка всегда переживала стойко. Не ревела и не жаловалась. Тётя Валя прозорливо не стала отправлять её на следующий год к брату, подождала, пока страсти улягутся, и вот сделала мне чудесный подарок. Велкам, Мила, — мы все очень соскучились!