Сладкая горечь обмана - Элли Блейк

— Ммм, я не уверена в этом.

— Почему?

— Ну, во-первых, жизнь у тебя какая-то неустроенная. Дома у тебя нет, работой ты не полностью поглощен, и, насколько я знаю, в твоей жизни нет женщины. Разве ты взрослый?

Хэрри схватил Эмму за талию и принялся щекотать.

— Да будет тебе известно, что я очень горжусь одной женщиной, которая есть в моей жизни.

— Перестань, Хэрри! Ты понимаешь, что я имею в виду. У тебя нет женщины, с которой ты бы хотел создать домашний очаг. И иметь детей.

Он перестал щекотать ее, но не убрал руки. Они медленно пошли по тротуару, и Эмма, не выдержав, обвила рукой талию Хэрри.

— Неделя быстро пройдет, и что потом? — вырвалось у нее.

Помолчав, Хэрри пожал плечами.

— Знаешь, принцесса, я не имею ни малейшего представления.

Эмма остановилась и посмотрела ему в лицо.

— Так я и думала.

Протянув руку, Хэрри заправил прядь волос ей за ухо. Жаркая дрожь пробежала по телу Эммы.

— Не сомневаюсь. Ты всегда была умной не по годам.

Ну вот. Вечная младшая сестра. Она была ею многие годы, пора кончать.

— Хэрри, ты знаешь, сколько мне лет?

Он открыл рот, чтобы ответить, затем закрыл глаза, пытаясь сосчитать.

— Мне двадцать четыре, тупица!

— Теперь понятно, почему у тебя столько морщин!

Эмма предпочла проигнорировать шпильку и продолжила свою мысль:

— У меня достаточно жизненного опыта, чтобы понять, когда другу плохо, а тебе, друг мой, так плохо, что это пугает меня.

Хэрри буквально отшатнулся от нее. Эмма схватила его за руку.

— Хэрри, от чего ты бежишь?

В этот момент мимо промчались мотоциклисты, и Хэрри отвернулся, чтобы посмотреть на них.

По его тоскливому взгляду Эмма поняла, что он предпочел бы умчаться с ними вместо того, чтобы отвечать на ее вопрос. От мысли, что скоро он снова уедет, у нее защемило сердце. Она потянула его за руку.

— Что там?

— У третьего барахлит глушитель.

Эмма поняла, что продолжить разговор не удастся.

— У третьего? — переспросила она, глядя на исчезающую вдали цепочку из двадцати мотоциклов. — Как ты смог определить?

— Поездила бы с мое, тогда поняла бы.

Хэрри вытащил из верхнего кармана рубашки несколько скомканных бумажек и принялся что-то писать. Он всегда был таким: по-своему организованным, но для других людей совершенно непостижимым.

Эмма схватила его за рукав и, не обращая внимания на протестующие стоны, потянула в магазин.

Хэрри спрятал ручку и бумажки в карман и пошел за ней. Эмма показала ему костюм, которому обрадовался бы любой парень в Мельбурне.

Хэрри поморщился.

— Ты хочешь, чтобы я примерил эту розовую рубашку и узкие белые брюки?

— Они не нравятся тебе?

Он изумленно посмотрел на Эмму.

— Ты слишком долго не был в большом городе. В наш век, друг мой, мужчины хорошо одеваются, делают маникюр, педикюр и прическу. — Она посмотрела на Хэрри и решила не говорить, что большинство мужчин тратят часы, чтобы их волосы выглядели так, как у него.

— Пусть меня повесят, если я сделаю хоть шаг в этом новомодном костюме! Дети буду со смехом показывать на меня пальцем, мужчины — отшатываться, а женщины… ох уж эти женщины…

Эмма знала слова, против которых он никогда не мог устоять: ими ее брат подстрекал Хэрри на опасные проказы и многочисленные проделки.

— Слабо тебе?

Хэрри смертельно побледнел. На мгновенье перед Эммой мелькнуло холодное, застывшее лицо с проступившими на нем каплями пота. Выхватив костюм из ее рук, он скрылся в примерочной.

Эмма молча смотрела ему вслед. Что с ним происходит?

Она блуждала по магазину, стараясь не думать о том, что Хэрри раздевается всего в нескольких метрах от нее. В ее памяти всплыл вечер, когда Хэрри приехал в Мельбурн.

Поздним вечером они сидели на скамье, глядя на мраморную плиту с высеченным на ней именем очень молодого человека, о котором они могли говорить часами. Они говорили о Джейми, который никогда не состарится, о жизни, которая могла бы у него быть, если бы он не погиб несколько лет назад.

— Он мог стать премьер-министром, — предположил Хэрри. — Или каскадером. Или первым человеком, ступившим на Марс.

— Не-ет, — не согласилась Эмма. — У него была бы семья и семеро детей. Он стал бы председателем ассоциации родителей и учителей и проводил бы долгие часы на трибуне, ратуя за увеличение детских страниц в Интернете.

Хэрри одобрительно рассмеялся.

— Как всегда, он бы обращался ко мне, чтобы решить проблемы с ассоциацией и своим потомством.

Эмма склонила голову набок и посмотрела на Хэрри, подавляя желание прикоснуться к его лицу.

— Ты ведь помогал бы ему, Хэрри?

Он повернулся к ней и пристально посмотрел в глаза.

— Конечно.

Этот момент навсегда запечатлелся в ее памяти. У нее перехватило дыхание, грудь отяжелела и вся кровь, отхлынув от пальцев на ногах, прилила к сердцу. В тишине и покое лунной ночи, окутанная умиротворяющей паутиной воспоминаний, она почувствовала, что Хэрри хочет поцеловать ее.

Прошло несколько секунд, прежде чем Хэрри улыбнулся.

— Я сделал бы все, о чем бы он ни попросил. Так же, как и он для меня.

— Конечно. Он всегда обращался к тебе.

Хэрри отвернулся, и ветер унес трепетное ожидание Эммы. Она поняла, что тьма, в которой белел надгробный памятник Джейми, проникла в душу человека, которого она любила больше всех на свете. В глубине темно-карих глаз иногда проглядывал прежний Хэрри, но найти его становилось все труднее.

В ту ночь к Хэрри пришло озарение; достав из кармана скомканные бумажки, он принялся писать что-то.

Эмме доставляло удовольствие думать, что именно в этот момент у него родилась идея создания «Хэролдз хаус» — «Дома Хэролда», совершенно альтруистического браузера, внесшего в мир непринужденную веселость, наивность, удивление и восторг.

— Эмма!

Голос Хэрри вернул ее к действительности. Повернувшись, она увидела, что он стоит перед большим зеркалом в конце магазина.

Она пошутила, предложив ему розовую рубашку и белые брюки; но даже в них он выглядел невероятно мужественным. Увидев его, женщины раскупили бы все комплекты за один день в надежде, что их мужчины будут выглядеть так, как ее Хэрри.

Он стоял, сжав пальцы в кулак и кусая нижнюю губу, и Эмма поняла, что стоит ей выразить восхищение — и он не только купит, но и будет носить эту одежду, чтобы доставить ей удовольствие. Сейчас он готовится пройти сквозь ад, и все это только ради нее.

Но почему? Почему он каждый год приезжает, чтобы провести с ней именно эту неделю? Потому что они друзья? Или она нужна ему? Ее сердце почти разбито. Он такой милый и такой невыносимый, эмоционально отстраненный и в то же время беззащитный. Ну что ж, она не подведет его.