Рольф в лесах - Эрнест Cетон-Томпсон

— Нибовака, тебе плохо. Ак! А знаешь почему? Тебе повезло, но у тебя началась оленья лихорадка. Так в первый раз бывает со всеми. Пойдёшь снова завтра и добудешь оленя.

Рольф ничего не ответил, и Куонеб испытующе спросил:

— Ты хочешь, чтобы пошёл я?

Самолюбие Рольфа было задето, и он решительно сказал:

— Нет. Я опять пойду прямо с утра.

В час, когда выпадает роса, мальчик вновь отправился на охоту. Ветра не было. Но задуть он мог, скорее всего, с юго-запада. А потому Рольф почти повторил свой вчерашний путь. Оказалось, что по росе ступать бесшумно куда проще, так что шёл он довольно быстро. Вот и роковая полянка! Он вновь поглядел на проплешину в коре — так промазать! — и пошёл дальше. И вновь раздался резкий крик сойки. Он часто означает, что где-то рядом пасётся олень. И всегда предупреждает: в лесу что-то происходит. А потому ни один опытный охотник не оставляет его без внимания.

Рольф остановился, приглядываясь и прислушиваясь. Ему почудилось, что где-то что-то царапает. Потом опять крикнула сойка. Но царапанье стихло, а голос сойки замер в отдалении. Мальчик ещё несколько минут осторожно продвигался вперёд, пока не увидел новую поляну. Укрытый кустами, он внимательно её осмотрел. Над землёй у дальнего края вдруг что-то мелькнуло. У Рольфа ёкнуло сердце, он вгляделся пристальнее и различил голову оленя, самки, лежащей в высокой траве. А мелькнуло её ухо: она дёргала им, сгоняя муху. Рольф проверил ружьё, весь собрался, приготовился и резко свистнул. Самка вскочила на ноги. За ней из травы возникли оленёнок и молодой самец. Все трое замерли, глядя в его сторону. Рольф прицелился, но ствол снова начал приплясывать. Мальчик опустил ружьё и в ярости подумал: «Не смей трястись!» Олени неторопливо побрели в сторону озера. Самка с оленёнком уже скрылась за кустами, но самец ещё не покинул поляны. Рольф снова свистнул, и красавец рогач превратился в изваяние. Повторив про себя «не смей», мальчик поднял ружьё твёрдой рукой, прицелился и выстрелил. Олень содрогнулся и одним прыжком унёсся с поляны. Рольфа захлестнула волна отвращения к себе, но он перезарядил ружьё и торопливо зашагал туда, где исчез олень.

На том месте, где олень прыгнул, остался глубокий отпечаток копыт — и ни капли крови. Рольф пошёл дальше и футах в десяти увидел следующие отпечатки копыт, а на них ярко-алое пятно; через несколько шагов он обнаружил ещё пятно, и ещё, и ещё, а прыжки становились всё короче… Да! Вон он серой грудой лежит ярдах в ста от поляны с раной точно в сердце.

Рольф испустил оглушительный боевой клич, ответ сразу до него донёсся, и из-за дерева вышел Куонеб.

— Я добыл оленя, — сказал мальчик.

Индеец улыбнулся:

— Я знал, что так будет, и потому пошёл за тобой. Вчера вечером я знал, что с тобой случится лихорадка, и отпустил тебя одного.

Они аккуратно освежевали тушу, и Рольф понял, почему многое надо делать так, а не эдак.

Когда шкура была снята (только с туловища), Куонеб старательно срезал пучок сухожилий, начинающийся от таза и тянущийся по позвоночнику до лопаток. Сухожилия эти употреблялись для шитья. Затем индеец срезал по две длинные полоски мышц по обеим сторонам позвоночника снаружи и две поменьше с внутренней стороны. Их он вместе с четырьмя окороками, сердцем и почками завернул в шкуру. Внутренности, голова, шея, ноги, копыта остались на долю лисиц, но таз, привязав к нему три длинные красные нитки, Куонеб повесил на сук, чтобы Великий Дух не разгневался и послал им хорошую охоту, а потом сказал, обращаясь к голове оленя:

— Младший брат, прости нас. Мы грустим, что должны были убить тебя. Но взгляни, мы воздали тебе честь красными лентами.

Забрав увязанную в узел шкуру, они отправились домой. Мясо, спрятанное от мух в мешки, повесили в тени, но шкуру индеец закопал в тёплом болотном иле и три дня спустя тщательно выскреб её с обеих сторон — шерсть теперь снималась без всяких усилий. Широкий ясеневый обруч был уже готов, и, когда Куонеб обтянул его оленьей кожей, новому том-тому осталось только хорошенько просохнуть. Потребовалось на это почти три дня, и обруч поскрипывал и потрескивал, потому что кожа всё больше натягивалась. Вечером на третий день Куонеб испробовал барабан у костра, тихонько напевая: «Хо де хо — хи де хи…»

А наутро он поднялся перед зарёй на холм и, сидя на каменной вершине, приветствовал восходящее солнце песней, которую не пел с тех пор, как они покинули скалу над Асамуком, но только прибавил к ней такие слова:

Отец, мы благодарим тебя,Мы нашли края хорошей охоты,В нашем жилище есть мясо.

22. Цепь ловушек

Теперь, когда они обзавелись хижиной для зимовки, пора было приступить к тому, ради чего им пришлось забраться в эту глушь, и построить цепь ловушек, чтобы с наступлением холодов начать добычу пушнины. Обычно ловушки, в которых на зверя, схватившего приманку, падает бревно или чурбак, трапперы ставят в более позднюю пору, но Куонеб с Рольфом сочли, что им следует поскорее заняться ловушками и разметить выбранные направления на случай, если к озеру явится кто-нибудь ещё. Большинство пушных животных обитает по руслам ручьёв и речек, например бобры, порки, ондатры и еноты. Те же, кто у воды не живёт, приходит туда, потому что долинки эти очень укромны и потому что там живёт их добыча. К таким охотникам принадлежат рыси, лисицы, пеканы и лесные куницы, промышляющие зайцами и всякими мелкими грызунами вроде полёвок. Вот почему ловушки обычно ставят, поднимаясь вверх по такой долине до водораздела, а оттуда цепь ведут по соседнему ручью к её началу.

И вот на исходе сентября Куонеб с Рольфом, взяв одеяла, котелок, припасов на четыре дня и два топора, отправились вверх по ручью, впадавшему в озеро неподалёку от хижины. Скукум то бодро бежал впереди, то замыкал процессию. Через четверть мили они соорудили первую ловушку — на куниц. Заняло это около часа, но, конечно, заряжать её пока не стали. Место выбрали над излучиной ручья, под могучим деревом. На его стволе с трёх сторон сделали зарубки. Ярдов через двести нашлась ещё одна удобная позиция для следующей ловушки. Дальше они наткнулись на узкую тропочку, видимо проложенную выдрами.

— Тут потом капкан поставим, — заметил Куонеб.

Иногда они вспугивали оленей, а на илистой отмели, которую пересекала оленья тропа, среди отпечатков острых копытец виднелись следы волков, медведей и пумы. Их Скукум обнюхал с явным страхом — вздыбившаяся на загривке шерсть неопровержимо свидетельствовала, какое впечатление они на него произвели. Пять часов спустя трапперы вышли к притоку ручья и увидели на мыске над устьем дерево, которое на высоте от трёх до шести футов было исцарапано и изгрызено самым поразительным образом.

— Медвежье дерево, — коротко сказал Куонеб.

Но Рольф принялся его расспрашивать и узнал следующее.

Медведи, как, впрочем, и многие другие животные, определённым способом указывают границы участка, который считают своим. Обычно они метят своим запахом деревья по всему периметру, но иногда добавляют и зримые знаки. Так, бобр оставляет мазки глины, волк царапает ствол задней ногой, а медведь обдирает пограничный ствол зубами и когтями. Проходя мимо, медведь время от времени подновляет метки, и, пока у участка есть владелец, они остаются свежими. Особенно усердствуют они летом, в брачный период, когда ищут пару. В эти дни все медведи бродят по лесам, оставляя свежие метки на сигнальных стволах. А другой явившийся туда медведь благодаря чуткому носу сразу определит, кто тут побывал до него — другой медведь или медведица — и в каком направлении удалился.

Вскоре Куонеб подвёл Рольфа к месту, где два упавших ствола под углом упирались в живое дерево, кора которого тут была словно отполирована и резко пахла. Несколько куньих волосков свидетельствовали, что это сигнальный столб куницы и, следовательно, здесь имеет смысл поставить ловушку.

Нашли они и третий такой указатель — большой белый камень посреди широкой травянистой прогалины, на котором лежали шарики, оставленные лисицами.

Куонеб объяснил:

— Всякая лисица, которая окажется поблизости, обязательно подойдёт и обнюхает камень, чтобы разобраться, кто из её племени обитает тут, а потому это хорошее место для лисьего капкана. Ловушку строить смысла нет — лиса в неё ни за что не пойдёт.

Мало помалу Рольф убедился, что такие повадки в той или иной мере свойственны всем животным — да, даже землеройкам и полёвкам! Обычно люди этих знаков не замечают, потому что их обоняние и зрение притуплено, а внимание не натренировано. Однако натуралисты и охотники всегда знают, где искать четвероногих обитателей леса, и по таким знакам — или их отсутствию — могут определить, водятся ли в этом месте те или иные из них.

23. Бобровая запруда