Ледяная тюрьма - Дин Кунц

— Как ты себя чувствуешь? — изо всех сил заорал Брайан, стараясь перекричать визгливый вой ветра.

Лин непонимающе уставился на него и попытался сесть.

Брайан тут же придавил его к земле, точнее, ко льду.

— Лежи! Ты что, соскользнуть хочешь?

Лин повернул голову и посмотрел в темноту, из которой струился снежный поток. Когда он снова повернул лицо к Брайану, тот заметил, что Лин побледнел еще сильнее.

— Ты здорово поломался? — спросил Брайан. Конечно, на Лине был термокостюм, но все равно Брайан не был уверен, что у Джорджа все кости целы.

— Грудь побаливает, — сказал Лин, и голос его прозвучал достаточно громко, по крайней мере, Брайан расслышал его слова, несмотря на ветер.

— Сердце?

— Нет. Когда я оказался за краем... лед все еще ломался... волна поддела... утес наклонился. Я соскользнул, съехал вниз, как на санках... и приземлился сюда, боком, ударился немножко. Ничего больше не помню.

— Ребра не сломаны?

Лин глубоко вздохнул и поморщился.

— Нет, кажется, целы. Ушиблены только, так я думаю. Ноют, будь оно неладно. Но переломов нет.

Брайан снял с шеи свернутый в кольцо конец идущего наверх каната.

— Мне придется сделать для тебя что-то вроде ярма. Я обмотаю веревкой твою грудь. Стерпишь?

— А что, без этого разве нельзя?

— Нельзя.

— Ну так выдержу.

— Тогда садись давай.

Покряхтывая и постанывая, Лин осторожно переменил лежачее положение на сидячее, прислонившись спиной к стенке фасада ледовой горы и свесив ноги в бездну над морем.

Брайан скоренько соорудил упряжь и, завязав канат двойным узлом на груди Джорджа, поднялся на ноги. Они встали так, чтобы море и убийственный ветер остались позади. Сухие снежинки, больше похожие на зернышки, ударяли в переднюю стенку айсберга и, отскакивая от нее, рикошетом попадали в лица полярников.

— Так что у вас? Готово? — донесся с шестиметровой высоты над ними голос Роджера.

— Ага. Но ты только полегче, ладно?!

Лин быстро и очень громко хлопнул в ладоши. От перчаток отвалились огромные куски льда. Он попробовал пошевелить пальцами.

— Большой палец чувствую... и все вообще. Все пальцы шевелятся... только я плохо их чувствую.

— Все у тебя будет нормально.

— Не чувствую совсем... пальцы на ногах. Спать хочется. Нехорошо.

Тут он, разумеется, был прав. Конечно, если выкинуть человека на такой холод, телу захочется спать, чтобы сохранить драгоценное тепло, а тогда и смерть оказывается совсем неподалеку.

— Как только окажешься наверху, полезай в сани, — сказал Брайан. — Пятнадцать минут, и ты будешь теплый, как пирожок из жаровни.

— Ты добрался до меня как раз вовремя.

— Почему?

— Как это почему? Ты же рисковал жизнью.

— Ну, не совсем.

— Как это «не совсем»? Ты же погибнуть мог.

— Ну, можно подумать, что ты не сделал бы того же.

Тугой канат пошел вверх, уволакивая на себе Джорджа Лина. Подъем и в самом деле проходил плавно, Роджер старался. Но уже почти на самом верху, у кромки обрыва Лин застрял: плечи уже были выше края пропасти, а все остальное еще болталось на ветру. А сил подтянуться и перекатиться на ледник у него совсем не было.

Тут Роджеру Брескину сослужил славную службу весь былой опыт тяжеловеса и многолетних тренировок, укрепивших его мышцы штангами и гантелями. Роджер не стал ни тянуть канат, ни отгонять снегоход чуть дальше от пропасти. Он только вылез из кабины и, подбежав к обрыву, одной рукой вытащил Джорджа Лина, тем более что тому оставались до края обрыва считанные сантиметры. Разнуздав китайца, Роджер кинул освободившийся конец каната вниз, Брайану.

— Теперь тобой займемся... подожди немного... Джорджа только пристрою! — крикнул он вниз. И, хотя ветер рвал его слова на куски, Брайан услышал в голосе Брескина тревогу.

Еще какой-то час назад Брайан и не подозревал, что Роджер — этакая незыблемая скала, с бычьей шеей, массивными бицепсами и огромными руками — способен хоть когда-то испугаться. Теперь, заметив страх в глазах Роджера, Брайан меньше страдал от стыда за ужас, от которого сводило кишки. Раз уж жизнестойкий Роджер поддался панике, то и члену стоического рода Дохерти позволительно проявить слабость.

Взявшись за конец спущенного каната, Брайан ловко пристегнул спасительные веревки. Затем, высвободив из узды талию и вызволив второй конец короткой веревки из костыля, Брайан смотал канат в бухту, которую прикрепил на пояс для инструментов. Можно было бы попробовать забрать с собой и костыль, чтобы зря ничего не пропадало. Но не было ни инструмента, чтобы вырвать или вывернуть здоровенный штырь из прочно всосавших его губок трещины, ни физической силы для такого рискованного предприятия. Припасы, топливо, инструмент — все сейчас на вес золота. Никак нельзя было попусту транжирить или терять что бы то ни было из небогатого их имущества. Как знать, может быть, легкомысленно выброшенная вещь чуть позже окажется той самой спасительной соломинкой, вытягивающей всех, кто сообразил ухватиться за нее?

Он думал именно о спасении всех, а не о своем выживании, понимая, что не ему надеяться на благополучный исход, если его товарищи не выдержат неминуемый суд божий. Правда, его кое-чему научили за эти четыре недели тренировок в Арктическом институте Армии США, но он куда хуже разбирался в ледовых и полярных делах, чем остальные, да и готов был к Арктике куда меньше. Хуже того, вымахав на метр восемьдесят пять, он весил каких-то семьдесят два кило. Старшая сестра Эмили дразнила его Стручком, с тех пор как ему стукнуло шестнадцать. Правда, плечи у него были широкие, а руки сильные. Слабак разве пойдет на стремнины реки Колорадо? Слабак не увязался бы за охотниками на акул на атолле Бимини, не полез бы на горы в штате Вашингтон. И пока его ожидало теплое иглу или, еще лучше, натопленная комната на станции Эджуэй, куда можно было вернуться после холодного дня, лишающего сил и сообразительности, все у него было нормально, и он мог держаться молодцом. Но теперь все складывалось совсем иначе. Никаких иглу больше не существовало, и даже уцелей они, эти надувные шатры, толку от них было бы мало, потому что запасы топлива иссякали. Баки снегоходов — не бездонные, да и аккумуляторов тоже, пожалуй, хватит только на день-другой, а там и снегоходы будут холодными. Выжить при таком раскладе можно, лишь если есть какая-то особенная сила и необыкновенная выносливость, а такое приходит только со временем, с опытом. На этот счет он нимало не заблуждался: в одиночку ему из этой передряги не выбраться.

Думая о возможной гибели, он вспоминал мать. Вот кого ему было бы искренне жаль. Как она горевать будет! Она — лучший представитель рода Дохерти, да и довольно с нее горя — сколько она видела его за свою жизнь? Одному богу известно, не угораздит ли Брайана подарить ей еще одну причину для слез...

Лучик фонарика нащупывал его во мраке.

— Готов? — прокричал Роджер Брескин.

— Да уж.

Роджер пропал. Наверное, пошел к снегоходу.

И не успел Брайан собраться с духом, как веревка быстро поползла вверх, причиняя нестерпимую боль его бедным плечам. Под мощными порывами ветра, обезумевший от боли, он скользнул по передней стенке айсберга так же плавно, легко и быстро, как это проделало пять минут назад повисшее на канате тело Джорджа Лина. Только Брайан, очутившись у края обрыва, смог, оттолкнувшись ногами от передней панели утеса, подтянуться и самостоятельно перебросить свое тело через кромку берега, так что Роджеру утруждать себя и спешить на помощь на этот раз не пришлось.

Оказавшись на безопасном, так сказать, берегу, Брайан с трудом поднялся и сделал несколько неуверенных шагов по направлению к ярким фарам снегохода. Ноги держали плохо, ныли суставы в локтях и коленях, а мышцы во всем теле не давали покоя. Но Брайан понимал: все это пройдет, надо будет хорошенько размяться. По сути дела, он отделался легким испугом — без единой царапины.

— Невероятно, — произнес Брайан, начиная развязывать узел, скреплявший его упряжь. — Невероятно, немыслимо.

— Что ты там шепчешь? — спросил подошедший Роджер.

— Да вот в свое везение поверить не могу.

— Ты, наверное, в меня не очень верил.

— Да ладно тебе. Просто я все время боялся: то ли веревка перетрется, то ли утес обвалится, или еще что стрясется. А все обошлось.

— Да успеешь еще умереть, — голос канадца зазвучал почти театрально. — Пока время твое еще не пришло. И место, видать, не то.

Брайан до того изумился, услыхав от Роджера Брескина такие философические откровения, что почти забыл, как совсем недавно удивлялся тому, что и этот человек иногда испытывает страх.

— Если ты цел и невредим, то, может, поработаем?

Разминая плечи, чтобы прогнать пульсирующую боль, Брайан поинтересовался:

— А что делать-то надо?

Роджер протирал очки.

— Да поставим второй снегоход, тот, что на боку теперь лежит, на лыжи, а потом проверим: вдруг он работает.