Код Нибелунгов. Власть богатства и механизмы власти - Этьен Кассе
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Через столетие после появления книги Гизебрехта его коллега-германист Отто Хефнер (1901–1987) пришел к аналогичному выводу: историческим прототипом Зигфрида был Арминий. Хефнер заметил, что именно в Ксантене был тот самый опорный пункт римских легионов, который непосредственно граничил с племенами херусков и был исходной точкой экспедиции римлян.
Согласно римским историкам Тациту, Кассию Дио и Патеркулию (19 до н. э.. — 31 н. э.), имя Арминий чисто римское. Вряд ли князь херусков с самого начала носил его.
Из биографии Арминия, как мы уже упоминали, известно, что в молодые годы он был заложником и уже в Риме избрал путь военной карьеры. Приняв римское гражданство, он обрел и римское имя. Оно могло было быть каким-то образом связано с его физическими данными или указывать на прохождение воинской службы в районах древней Армении (Арминий — «армянский»). Не секрет, что и сам император, и его офицеры после победных походов часто титуловали себя победителями того или иного народа: Германик как победитель германцев, Парфикус — победитель парфян.
Вопрос лишь в том, каким могло быть херуское имя Арминия. Нам остались только косвенные улики. Тацит упоминает имена близких родственников Арминия: его отец звался Зигмар, его тесть — Зегестий, а сын тестя — Зигмунд. Так не Зигфридом ли звался у себя на родине Арминий (или, по-старонемецки, Зегифрит)?
В сказаниях о Нибелунгах судьба Зигфрида тесно переплелась с сокровищами. Параллели с Арминием довольно очевидны. В битве с Варом херуски завоевали огромные богатства. Добычу разделили между вождями мятежа. Так, Тацит сообщает, что Зегестий в 15 году вернул римлянам свою долю сокровищ Вара.
140 лет тому назад неподалеку от Хильдехайма на Гальгенберге (гора Висельников) был обнаружен клад. Надписи на серебряных изделиях позволили ученым прийти к выводу, что речь идет о кладе эпохи Августа. Так, может, это была доля Арминия?
Борьба Зигфрида с драконом может пониматься как метафора некой важной победы. Например, победы над считавшимися непобедимыми римскими легионами.
Рим как злой, охраняющий несметные богатства и кажущийся непобедимым дракон? Думаете, перебор? А вы внимательнее вглядитесь в историю римских легионов: среди древнейших символов легионеров мы находим и символику дракона.
В скандинавских легендах называется место героической схватки с чудовищем: Гнитахайде. На карте Германии можно найти древнее местечко под названием Кнеттерхайде, расположенное неподалеку от Падеборна, между Шетмаром и Бад-Зальцуфленом. Данная область не только относилась к старинным херуским поселениям, она расположена как раз в Тевтобургском лесу, который Тацит называет местом битвы германцев с Варом.
Теперь недурно бы нам обратиться к двум сюжетам скандинавского варианта сказания о Нибелунгах. В них присутствуют «гунский Зигурд» и Зигурд Хьертр.
В песнях «Эдды» герой во многих отрывках именуется «гунским Зигурдом». В норвежской «Саге о Вельзунгах» говорится, что предок Зигфрида Вельзунг был королем над землями Гунов. Где это? Помочь может англосакский историк Беда Венерабилий (673–735). Согласно его данным, «земли гунов» — это старое название… Вестфалии, области, принадлежавшей племенам херусков. Просто в более позднюю эпоху данное название было утрачено летописцами. Так, автор норвежской «Саги о Дитрихе» уже путает гунов с гуннами.
В настольной книге «скальдов всех времен и народов» исландца Снорри Стурлусона нам встречается, как вы помните, рассказ о Зигурде Хьертре — Зигурде-Олене. Олень? А ведь это уже интересно! Дело в том, что образ оленя довольно часто встречается в легендах о Зигурде-Зигфриде. В «Песне о Нибелунгах» смерть Зигфрида ассоциируется с охотой на благородное животное. В «Саге о Вельзунгах» в сне Брунгильды Зигурда-Оленя убивают дикие хищники. В «Саге о Дитрихе» о происхождении Зигурда говорится, что его вскормила олениха. В символике германцев олень играл особенную роль. Одно германское племя так и называлось на старонемецком — hiruz, «люди-олени», или… херуски.
Некоторые детали биографии Арминия известны нам из трудов римских историков. Лишенный в детском возрасте родины и родителей, юный херуск оказался в Риме. Его положение в войсках Вара даже раздражало его тестя Зегестия, который собирался разорвать брачные узы дочери Туснельды, жены Арминия. Именно Зегестий выдал Вару планы Арминия, однако тот не прислушался к словам доносчика.
Судьба Арминия, как и судьба Зигфрида, трагична. Зегестий выдает собственную беременную дочь римлянам. И сына для Арминия она родит уже в изгнании, в Равенне. Но интриги Зегестия на этом не заканчиваются. В 19 году Арминий одержал победу над маркоманнами. Вскоре после этого, как пишет Тацит, «он устремился к императорской власти и настроил против себя вольнолюбивых своих соотечественников. Он пал из-за предательства сородичей» («Анналы», II, 88). Тесть Арминия как раз и был инициатором убийства героя, зять казался ему слишком могущественным и опасным. Ничего не напоминает?
Для нас очевидны параллели с судьбой Зигфрида: Зигфрид тоже растет вдали от родителей и отечества. Именно семейство его супруги считает его триумфы и богатство угрозой собственному владычеству. Отрывок «Старшей песни о Зигурде» и «Песня о Нибелунгах» описывают несправедливое убийство героя. Как не вспомнить слова Тацита: судьбу Арминия «по сей день воспевают варварские племена». И уж мы-то с вами активно догадываемся, что это за песни…
Хаген заметил, что Брюнгильда следит за ним.
Делала она это не очень умно. Хаген был в недоумении: чего она хочет? Может, желает узнать о нем правду? Да нет, не в этом дело. Брюнгильда искала выход. Искала возможность убежать — и лучшей возможностью для побега посчитала его.
Да, это может стоить ему жизни. Но больше всего на свете он хочет стать такой возможностью для нее.
— Глупо, как же глупо, до чего же глупо, — прошептал Хаген.
Она ждала его, сгорая от нетерпения. Но почему он пришел так поздно? Он, истинный Непобедимый, он — герой? Она почти ненавидела его за то, что он пришел так поздно.
— Ты ведь хотела поговорить со мной? — спросил он- глухо. — Так вот он я.
Она села на кровати и похлопала рукой, указывая ему, где он должен сесть. Детская непосредственность ее жеста поразила Хагена. Он осторожно присел.
— Можно взглянуть? — спросила она, сама не понимая, как осмеливается. И показала на прикрывающую глаз Хагена повязку.
Он невольно дернул головой.
— Что?
— Augan. Глаз, — прошептала она.
— Ну, ладно, — неохотно уступил он и попытался снять повязку.
— Нет! — воскликнула она, — Eg! Я!
Он опустил покрытые шрамами руки. Повязка упала с глаза.
Веко опустилось на поврежденный глаз, шрам, давно уже побледневший, тянулся от брови к щеке. Уже давно он потерял глаз.
И она поцеловала его шрам.
Ее губы были мягкими и теплыми, а от его бороды пахло лесом. Он ответил на ее поцелуй с внезапной нежностью. Брюнгильда чувствовала, что перехитрила саму себя. Это ведь она выбрала его?
А он нежно погладил ее шрам над верхней губой.
— Болит? — спросил он. Она помотала головой. А он улыбнулся.
Никто не видел, как улыбается Хаген. Его улыбка была широкой и молодой, свободной и уверенной. Брюнгильда в восторге глядела на него.
Еще один след в истории — эпоха Меровингов
Были две женщины, роковые не только для Нибелунгов, но и для истории меровингского рода — Фредегонда и Брунгильда.
Соперницы были достойны друг друга по той энергичности, с которой обеим довелось то восходить к вершинам могущества, то низвергаться с этих вершин. Впрочем, жизнь они начинали совсем по-разному и по-разному ее закончили.
Я предлагаю вам перенестись в июньское утро 565 года, в Суассон. Двери баптистерия в храме распахнуты, крышка купели уже поднята, а все святыни уже освещены целым лесом длинных желтых свечей. Только нет короля Хильперика, который отправился на войну с саксами.
В его отсутствие королева Аудовера родила дочь, которую как раз в этот день должны были наречь Хильдевинтой. Радостный день, но королева пребывает в смятении: крестная мать, сестра короля, из-за недуга не сможет присутствовать на празднестве. Епископ ждет, а у младенца королевского рода нет крестной матери! Что делать?
Кажется, только служанка Аудоверы Фредегонда знает, как разрешить эту проблему. Она предлагает своей доверчивой госпоже самой окрестить ребенка, не затрудняя себя больше поисками крестной матери. «Ни одна госпожа при дворе не может равняться с тобой ни по положению, ни по происхождению. Кому же тогда держать маленькую Хильдевинту над святой купелью, как не тебе?»