Бархатный диктатор (сборник) - Леонид Гроссман

– У нас только государыня-цесаревна, ваше величество. России нужна императрица.

– Ты думаешь?..

– Ведь Петр Первый, разведясь с царицей Евдокией, короновал Екатерину. Почему бы великому правнуку не последовать примеру великого пращура?

Царь благосклонно принимает намек и ласково глядит в оливковое лицо своего премьера.

– Но только как обставить новую коронацию?

– Необходим манифест с историческими ссылками. Нужно обследовать московские архивы и документы департамента герольдии.

– Ты прав, Лорис. Пора жене моей сидеть на придворных обедах против меня, а не в конце стола между Ольденбургскими и Лейхтенбергскими.

Вице-император склоняет голову. Исход затеянной партии выступает перед ним с ослепительностью южного моря в траурной раме кипарисов. Никаких Александров Третьих, – новая императрица Екатерина Третья, наследник-цесаревич Георгий Александрович. При них бессменный диктатор – светлейший князь Лорис-Меликов.

В аллеях парка и в залах Ливадийского дворца прочно завязываются узлы нового дворцового заговора.

Через неделю генерал-адъютант Лорис-Меликов удостаивается высочайшей милости и награждается императорским орденом апостола Андрея Первозванного. Это равносильно почетнейшему подарку Востока – халату и вазе с розовой водой. Диктатор созрел для высших государственных отличий.

Приговор 26 августа

Не хвались, государь, искусством борьбы, юный Автандил искуснее тебя.

Ш. Руставели «Барсова шкура»

Жизнь продолжалась. Смерть бодрствовала. Власть устрашала. Художники метались и теряли рассудок. Боролся с подступающим сумасшествием Глеб Успенский, мучительно ощущая, как вся низость жизни одолевала светлую силу его творящей личности. В отдельных кабинетах «Малого Ярославца» задыхался гениальный Мусоргский, вызвавший недовольство царской семьи народными сценами своих непризнанных опер. Вином заливал свою глубокую безнадежность поэт Фофанов. Последние горестные сарказмы бросал из своего одиночества в глухую современность старый Салтыков.

Прокуратура действовала. Казематы наполнялись. Заключенные пытались собственными силами предупредить в своих камерах исполнение официального приговора. В июле Лорис-Меликов писал из Царского села цесаревичу о необыкновенном количестве самоубийств среди политических – арестованные вешались на простынях и полотенцах, отравлялись раствором фосфора, вскрывали себе вены. Диктатор был смущен количеством этих добровольных казней.

Императорский кат Фролов продолжал палачить на площадях и кронверках царской столицы.

В декабрьском листке «Народной воли» было напечатано.

«4 ноября в 8 ч. 10 м. утра в Иоанновском равелине Петропавловской крепости повешены социалисты-революционеры Александр Александрович Квятковский и Андрей Корнеевич Пресняков.

…Правительство убило их тайком, в стенах крепости, вдали от глаз народа, пред лицом солдат. Какое соображение руководило палачом? Почему Лорис-Меликов, смаковавший смерть Млодецкого на Семеновском плацу, не задушил и этих всенародно?.. Не потому ли, что народ берется за ум? Не потому ли, что настроение масс таково, что грозит собственной шкуре начальства?..»

В том же номере помещено краткое сообщение:

«Исполнительный комитет заявляет, что произведенное в прошлом году под г. Александровском и подготовлявшееся под Одессой покушение на жизнь царя произведены по инициативе его, Исполнительного комитета, согласно с общим планом, установленным осенью прошлого года, с целью приведения в исполнение смертного приговора над Александром II, постановленного Исполнительным комитетом 26 августа 1879 года».

– Революция обезглавлена, ваше величество.

Так начал свой очередной доклад царю граф Лорис-Меликов в первую субботу великого поста 28 февраля 1881 года.

– Это сообщение департамента полиции, государь, имеет историческое значение. Все, что сообщено мне нынешней ночью, будет, иметь огромные последствия для успокоения государственной жизни. Вчера вечером арестован глава шайки террористов, готовивших покушение на священную особу вашего императорского величества. Его зовут Андрей Желябов.

Министр перелистал, сшитые документы довольно объемистого полицейского дела.

– Как ваше величество изволит судить по обилию материалов, злодей давно уже состоит под наблюдением высшей жандармерии. Верховной полиции удалось установить ряд крайне подозрительных действий арестованного, клонящихся к несомненной подготовке злодейского покушения. В Одессе он сошелся с лейтенантом Рождественским и заметно интересовался действием мин и торпед. Пристально наблюдал за опытами с взрывчатыми веществами. Отправлялся с матросами на рыбную ловлю за город и с чрезвычайным вниманием следил за тем, как эти военные рыболовы кидали в стаю скумбрий пироксилиновой шашкой, легко подбирая всплывавшую на поверхность оглушенную добычу. Очевидцы передавали, что при том у него раздувались ноздри, глаза готовы были выскочить из орбит и весь он дрожал от удовольствия… И вот этот якобинец возымел дьявольскую мысль приложить артиллерийскую технику последней войны к революционному террору.

Лорис вынул из папки последний, самый свежий документ.

– Вчера вечером полиция производила арест одного подозрительного лица в меблированных комнатах Мессюро на Невском против Аничкова дворца. Из комнаты вышел чрезвычайно красивый высокий человек лет тридцати с волнистой черной бородою и спокойно направился к выходу. Дверь была заперта. Он вынул револьвер. Его тут же обезоружили. Держал себя дерзко и насмешливо; заявил, что в другом месте сумел бы отстреляться и уйти от ловцов – «знаю, мол, что я лакомый кусок для правительства». Относительно револьвера сострил, что он ему обошелся дешево, так как был куплен вместе с целой партией оружия. Когда в доме предварительного заключения прокурор заявил ему: «Я вас помню по делу 1874 года, вы Желябов», – тот с усмешкой ответил: «Ваш покорнейший слуга»… Он не скрывает, что руководил, подкопом под полотно железной дороги под Александровском при проследовании вашего величества минувшей осенью из Ливадии.

Начальник верховной комиссии по охране государственного порядка с глубочайшим удовлетворением закрыл свой портфель и заключил свой доклад:

– В одном злодей несомненно прав: он представляет собой лакомый кусок для правительства. Без Желябова его преступные сообщники не представляют серьезной опасности. В его лице разгромлена вся банда. Отдельные выступления уже не страшны. Из предосторожности я взял бы на себя смелость рекомендовать вашему величеству воздержаться от завтрашнего выезда на развод. Но не может быть сомнения, государь, что пресловутая «Народная воля» растоптана.

Царь весь в слезах обнял своего спасителя. Тот благоговейно облобызал монаршую руку.

Вечером придворные при выходе из малой церкви Зимнего дворца приносили говевшему монарху поздравления по поводу причащения царской семьи святых тайн.

– Поздравьте меня вдвойне, – благосклонно отвечал своим камергерам император, – Лорис сообщил мне, что главный террорист арестован и преследовать меня больше не будут.

В это время в пустынной квартире у Вознесенского моста молодой техник-изобретатель с двумя помощниками осторожно и точно орудовал своими изощренными приборами. Ярко горели лампы, трещал камин, и терпкий удушливый запах реял по комнатам. Стол был заставлен ретортами, банками, бутылками. Бесшумно пылала спиртовка, и нервно подрагивали аптекарские весы. Техник устанавливал в прочной жестяной коробке сложную систему стеклянных, медных и каучуковых трубок, наполняя их серной кислотой, бертолетовой солью и гремучей ртутью. Установив и прочно закрепив всю систему тонких канальцев, он подвесил к внутренней стеклянной соломинке тяжелую свинцовую гирьку и наполнил всю коробку нитроглицериновым студнем. Изобретенный аппарат смерти был заряжен. (Ровно через месяц прокурор Муравьев сообщал особому присутствию Сената: «Действие этих снарядов неотразимо, их устройство основано на такой системе, в которой составные части друг друга продолжают и восполняют, исключая всякую возможность неудачи…») С чрезвычайной предусмотрительностью, размеряя шаги и движения, химик поставил свой механизм на прочный мраморный стол в глубине лаборатории. Затем он посмотрел на часы и торопливо принялся за дальнейшую работу. Перед ним стояли еще три пустые жестянки, ожидающие такого же наполнения.

– Точно соблюдайте формулу, – сказал он помощникам, – радиус взрыва до двух сажен с разлетом заряда в диаметре на двадцать сажен! Не забывайте основных уравнений. Смерть проверим высшей математикой…