Способ убийства - Эд Макбейн

– Я пришла сюда, потому что я всегда голодная, – сказала она. – В Пуэрто-Рико очень бедные. Я получала письмо от двоюродная сестра. Приезжай город, приезжай город. Я приехала. Очень легко. Самолетный кампания дают взаймы.

Есть люди дают взаймы динеро. Потом им отдаю с процентами. Я приехала. Я. приехала здесь в январе. Очень холодный здесь, нельзя даже подумать. Я знала, здесь есть зима, но не подумала, что такой холодный.

– А где ты остановилась, Анжелика?

– Я остановилась сначала на месте, его называют “теплый кровать”. Знаете, что это такое?

– Нет. А что?

– Вы думаете, что-то грязный, но это не так. “Теплый кровать” – это место, где люди могут спать по очереди, как смена, компренде? Как будто одна комната снимают три человека. Ты приходишь спать, потом уходишь. Потом следующий приходит спать, потом уходит. Одна квартира снимают три человека. Очень хитрые, много динеро. Выгодно. Хозяину, не нам.

Анжелика невесело улыбнулась.

– Я была там, пока весь деньги ушел, а потом пошла жить, где двоюродная сестра. Потом я поняла, что стала – как вы говорите – обаза. Обаза. Когда что-то мешает жить.

– Обуза, – поправил Хейз.

– Si. Обаза. И тогда я нашла мужчину и пошла жить с ним.

– Кто он был?

– А, просто мужчина. Не совсем плохой, не имел дела полиция. Но я не живу с ним, потому что он бил меня один раз, а это я не люблю. Так я ушла. Иногда стала спать с другие мужчины, но только когда совсем нет деньги.

Она замолчала.

– Я скажу вам что-то.

– Что?

– В Пуэрто-Рико я была красивая девушка. Здесь я тоже красивая, но дешевка. Понимаете? Я иду на улица, и мужчины думают: “Я буду спать с эта девушка”. В Пуэрто-Рико есть уважение. Совсем не так, как здесь.

– Как это?

– В Пуэрто-Рико девушка идет на улица, мужчины смотрят и радуются, приятно видеть. Девушка может немного вилять задом, мужчины любят, им нравится. И немного смеются, я хочу сказать, от всего сердца, без злоба. Здесь... нет. Здесь всегда думают: “Дешевый шлюха. Пута”. Я ненавижу эта город.

– Ну, ты...

– Я не виновата, что не так хорошо знаю английский. Я учила испанский. Я знаю настоящий испанский, очень литературный испанский, очень хороший школа. Но испанский здесь не годится. Если говорите здесь по-испански, тогда вы иностранец. Но это и моя страна тоже, нет? Я тоже американка, нет? Пуэрто-Рико тоже есть Америка. До испанский здесь нехорошо. Кто говорит по-испански, это означает пута. Я ненавижу эта город.

– Анжелика...

– Знаете что? Я хочу вернуться остров. Я хочу вернуться и никогда не уехать больше. Я говорю вам. Там я бедный, но там я Анжелика Гомес. Я знаю, кто я такой. И в целый мир нет больше, нет другой Анжелика Гомес. Только я. А здесь я никто, только грязный пуэрториканкский дрянь.

– Не для всех, – сказал Хейз.

Анжелика покачала головой.

– У меня будет большая неприятности сейчас, нет?

– Да, очень большие неприятности.

– Si. И что со мной будет сейчас? Я пойду в тюрьму, а? Может быть хуже, если этот Касым умрет, а? А почему я порезала его? Хотите знать, почему я порезала? Потому что он забывает одна вещь. Он забывает то, что все забывают в этот город. Он забывает, что я – это я, Анжелика Гомес, и все, что я имею, – это мой собственность, и никто не может трогать, пока я не скажу трогать. Это я. Это мой собственность. Почему не могут оставить человек в покое? Казалось, она вот-вот расплачется. Хейз потянулся к ней и хотел взять ее за руку, но она затрясла головой изо всех сил. Хейз убрал руку.

– Простите, – сказала Анжелика, – я не буду плакать. В эта город быстро учишься, что от плакать нет польза, совсем нет польза. – Она кивнула. – Простите. Оставьте меня. Пор фавор. Пожалуста. Оставьте. Пожалуста.

Хейз встал. Вирджиния Додж опять занялась бутылью. Он небрежно прошел к доске циркуляров и встал у стены недалеко от выключателя. Так же небрежно достал из заднего кармана блокнот и стал делать записи.

Мальчики начали развлекаться раньше, чем обычно. Сейчас было только 6.25, но они вышли на улицу в половине четвертого, после скучной лекции по антропологии. В пятницу вечером, когда кончилась трудная неделя, в течение которой они томились на уроках, делая никому не нужные записи, мальчики были просто обязаны выпить, как настоящие мужчины. Они начали с пива в клубе колледжа, расположенного через улицу от главного здания. Но какой-то глупый новичок, которому было поручено неделю назад закупить провизию, забыл пополнить запасы спиртного, исчезавшие быстрее всего. Так получилось, что в холодильнике остались всего две дюжины банок пива, и пришлось искать утешения в другом месте. Мальчики были вынуждены покинуть свою привычную уютную нору и отправиться на поиски освежающей жидкости в город.

Они вышли из клуба, одетые в форму, обличающую их принадлежность к ученому сословию. На них были брюки с ремнями, затянутыми сзади, складки на брюках были тщательно смяты, а отвороты отрезаны. Поверх брюк были белые рубашки на пуговицах, а вокруг ворота рубашек повязаны яркие шелковые галстуки с большим узлом, заколотые золотыми булавками.

К тому времени, когда гуляки подошли, к третьему бару, они едва держались на ногах.

– Когда-нибудь, – сказал Сэмми Хорн, – я приду на этот проклятый урок антропологии и сорву блузку с мисс Амалио.

Потом я прочту лекцию о брачном ритуале “хомо сапиенс”.

– Неужели кто-нибудь решится сорвать блузку с мисс Амалио? – спросил Баки Рейнолдс.

– Я, вот кто, – возразил Сэмми. – И я прочту лекцию о брачном...

– У него только секс на уме, – сказал Джим Мак Кейд. – Только и звонит об этом.

– Правильно! – выразительно подтвердил Сэмми. – На сто процентов!

– Мисс Амалио, – сказал Баки, пытаясь ясно выговаривать слова, что давалось ему с большим трудом, – всегда поражала мое воображение, и я воспринимал ее только как сушеную заразу. По правде говоря, Сэмюэл, я крайне удивлен, что ты питаешь относительно нее черные замыслы. Я искренне и глубоко удивлен твоим порочным образом мыслей.

– Иди ко всем чертям, – ответил Сэмми.

– Один только секс на уме, – повторил Джим.

– Я скажу вам кое-что, – заметил Сэмми, глядя серьезно блестящими голубыми глазами сквозь очки с простыми стеклами в солидной черной оправе. – В тихом омуте черти водятся. Тихая вода, знаете ли, – это серьезно, это божеская правда, клянусь, чем хотите.

– Мисс Амалио, – ответил Баки, пытаясь четко произнести это имя, хотя у него заплетался язык, – это не тихая вода, это стоячая вода. И я был зара... я хочу сказать поражен, когда узнал, что ты, Сэмюэл Хорн, можешь даже в мыслях...

– Могу, – подтвердил Сэмми.

– Это непристойно. – Баки наклонил коротко остриженную белокурую голову, мрачно кивнул и испустил тяжкие вздохи. – Неприлично. – Он снова вздохнул. – Но, по правде говоря, я бы сам не прочь урвать кусочек этого добра, знаешь? В ней есть что-то иностранное, сексуальное, хотя ей, наверное, четыре тысячи лет.

– Ей не больше тридцати, – возразил Сэмми, – спорю на членство в клубе Фи Бета Каппа.

– Ты еще не член Фи Бета Каппа.

– Верно, но когда-нибудь буду. Всякий нормальный американский парень знает, что членство в Фи Бета Каппа – это ключ к вратам рая. Поэтому я смогу спорить на членство в этом клубе и даже готов выдать секрет тайного рукопожатия членов этого клуба, если мисс Амалио хоть на день старше тридцати.

– Она итальянка, – сказал Джим, витавший в невесомости. Когда Джим был пьян, его лицо расползалось. Казалось, оно отделялось от тела и висело в пространстве без всякой поддержки. Глаза вылезали из орбит. Губы двигались без напряжения мускулов, сами собой.

– Она действительно итальянка, – сказал Баки, – ее зовут Серафина.

– Откуда ты знаешь?

– Это напечатано на программе ее занятий. Серафина Амалио. Красиво.

– Но как скучно, о господи! – сказал Джим.

– У нее очень упругая грудь, – заметил Сэмми.

– Очень. Упругая, – согласился Баки.

– У испанских девочек упругие груди, – сказал Джим, возникший в поле зрения с левой стороны. – Тоже.

– За Серафину Амалио, – провозгласил Баки, поднимая стакан.

– И за испанских девочек, – добавил Джим. – Тоже.

– И за упругую грудь.

– И за стройные ножки.

– И за чистые зубы.

– За пепсодент – лучшую в мире зубную пасту!

Все выпили.

– Я знаю, где найти испанских девочек, – сказал Сэмми Хорн.

– Где?

– На другом конце города.

– На каком конце?

– На улице, которая называется Мэзон Авеню. Знаешь такую?

– Нет.

– Это на другом конце. Там можно найти испанских девочек с упругой грудью, стройными ножками и чистыми зубами. – Сэмми кивнул. – Джентльмены, время решать. Который час, Баки, старая перечница?

– Шесть двадцать пять, – ответил Баки, глядя на часы. – И три четверти минуты. Когда услышите звон, будет шесть двадцать шесть. – Он помолчал. – Бом!