Ярость - Уилбур Смит
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он заставил себя встать. Никто из его людей не должен видеть его слабость, и спустя минуту, хотя его легкие еще горели огнем, он вернулся к машине, с ненужной яростью таща за собой двоих задержанных. Женщина, совершенно нагая, очевидно, перед их появлением развлекала клиента в задних комнатах, но сейчас она трагически рыдала.
– Заткни пасть, черная корова, – сказал Лотар и втолкнул ее в дверь черного хода.
Кухню использовали как бар. Ящики с полными бутылками поднимались до потолка, а на столе стояло множество пустых стаканов.
Пол передней комнаты был усеян битым стеклом и залит выпивкой – свидетельство того, в какой спешке все разбегались, и Лотар задумался, сколько же посетителей могло вместиться в комнату такого размера. Он видел не менее двадцати убежавших.
Голую проститутку он толкнул к одному из своих черных констеблей.
– Позаботься о ней, – приказал он, и тот похотливо улыбнулся и ущипнул ее за круглую, как дыня, грудь.
– Даже не думай, – предостерег Лотар. Он все еще злился на того, кто ушел. Констебль увидел его лицо и опомнился. Он повел женщину внутрь, чтобы отыскать ее одежду.
Подходили другие люди Лотара, каждый вел двух-трех пленных. Вид у тех был жалкий.
– Проверьте их паспорта, – приказал Лотар и повернулся к сержанту. – Хорошо, Кронье, давай избавляться от этого барахла.
Лотар наблюдал, как ящики с выпивкой выносили и складывали перед коттеджем. Двое констеблей вскрывали ящики и били бутылки о землю на краю дороги. Ночь заполнил сладкий фруктовый запах дешевого бренди, по канаве побежала янтарная жидкость.
Когда последняя бутылка была разбита, Лотар кивнул сержанту:
– Ну ладно, Кронье, везите их в отделение.
Пока задержанных сажали в два полицейских грузовика, следовавших за «лендровером», Лотар вернулся в коттедж, проверить, не упустили ли его люди что-нибудь важное.
В задней комнате с неприбранной кроватью и грязными простынями он раскрыл единственный шкаф и кончиком дубинки брезгливо порылся в его содержимом.
На дне шкафа под грудой одежды обнаружилась картонная коробка. Лотар вытащил ее и оторвал крышку. Коробка была заполнена аккуратной стопкой листовок. Лотар равнодушно взглянул на верхний лист и сразу заинтересовался. Схватил и поднес к свету голой лампы, свисавшей с потолка.
«Это обращение «Поко», и в нем говорится: «Возьми в правую руку копье, о мой любимый народ, ибо чужеземцы грабят твою землю».
«Поко» называлось военное крыло Африканского национального конгресса. Слово «поко» означало «чистый и неразбавленный», потому что членами его могли быть только чистокровные африканцы-банту. Лотар знал, что эта организация молодых фанатиков ответственна за несколько зверских убийств. В маленьком городке Парл в Кейпе «Поко» организовала поход сотен молодых людей против полиции, а когда их отогнали, они перенесли ярость на гражданское население, убив двух белых женщин, одной из которых было всего семнадцать. В Транскее они напали на дорожный лагерь и самым жестоким образом убили белого смотрителя и его семью. Лотар видел полицейские снимки, и при воспоминании об этом по его коже поползли мурашки. «Поко» следовало опасаться. Лотар внимательно прочел листовку.
« В понедельник мы будем противостоять полиции. В этот день все жители Шарпвилля должны быть едины. Ни один мужчина, ни одна женщина не выйдут на работу. Ни один мужчина и ни одна женщина не покинут город поездом, автобусом или такси. Все жители соберутся и как один двинутся к отделению полиции. Мы будем протестовать против закона о пропусках,который нам слишком тяжело соблюдать. Мы заставим белую полицию нас бояться.
Мы будем преследовать любого мужчину и любую женщину, которые в понедельник не присоединятся к нам. В этот день все должны быть едины.
Это говорит «Поко». Слушайте и повинуйтесь».
Лотар перечитал неряшливо напечатанную листовку и пробормотал:
– Значит, дошло и до нас. – Он снова отыскал фразу, которая больше всего оскорбила его: «Мы заставим белую полицию нас бояться», – и прочел ее вслух.
– Вот как! Посмотрим!
И он приказал сержанту отнести коробку с листками в машину.
* * *Жизнь Рейли Табаки подчинялась неизбежности. Великая река бытия несла его с собой, и он был бессилен вырваться или хотя бы поплыть против течения.
Впервые глубоко осознать свою африканскую сущность его заставила мать, одна из самых искусных songomasплемени коса. Она познакомила его с загадками и тайнами и прочла по костям его будущее.
– Однажды ты поведешь наш народ, Рейли Табака, – пророчествовала она. – Ты станешь одним из великих вождей коса, и твое имя будет на устах у макана и ндламе – все это я прочла в костях.
Когда его отец Хендрик Табака отправил его вместе с братом-близнецом Веллингтоном за границу в межрасовую школу в Свазиленд, африканскость Рейли была укреплена и подчеркнута, потому что его товарищи-ученики были сыновьями вождей и черных лидеров из Басутоленда и Бечуаналенда. В этих странах правили черные племена, свободные от давящего отцовского влияния белых, и Рейли с волнением слушал, как соученики рассказывали о своих семьях, живущих на равных правах с белыми.
Для Рейли это стало настоящим откровением. В его жизни белые всегда существовали отдельно, их следовало бояться и избегать, потому что им принадлежала грозная и неоспоримая власть над ним и его народом.
В Уотерфорде он узнал, что это вовсе не универсальный закон вселенной. В школе были и белые ученики, и хотя поначалу это казалось странным, он ел за одним столом с ними, из тех же тарелок и теми же вилками и ложками, спал рядом с ними в школьной спальне и садился в туалете на стульчак, еще не остывший после зада белого мальчика, а когда выходил, у двери нетерпеливо дожидался своей очереди другой белый мальчик. В его стране ничего подобного не допускалось, и когда он впервые вернулся домой на каникулы, то широко раскрытыми глазами прочел надписи, гласившие: «Только для белых. – Blankes Alleenlik». В окно поезда он смотрел на прекрасные фермы и жирный скот – все это принадлежало белым, в племенных резервациях видел голую выветренную землю, а когда вернулся домой, на «Ферму Дрейка», понял, что дом его отца, который помнился ему дворцом, на самом деле лачуга. Его душу начало терзать негодование, оставив воспаленные раны.
До поступления в школу дом его отца навещал дядя Рейли и Веллингтона, Мозес Гама. С детства Рейли сознавал присутствие дяди, потому что в Мозесе всегда пылал огонь, подобный огромным пожарам вельда, которые пожирают землю и вздымают в небо столб густого дыма, пепла и искр.