Суд времени. Выпуски № 35-46 - Сергей Кургинян

Стрижак: А что это? Подождите! Что это?

Басовская: Ну, это болит! Продолжение политики. История начинается позже.

Стрижак: Пока болит, это не история?

Басовская: Это продолжение политики! Живой сегодняшней политики!

Бажанов: Это реальность. Конечно, а как же!

Басовская: Лет 50 должно пройти обязательно! А у нас, так мало прошло лет! Это боль прямо сегодняшняя! И потому это… история рождается каждую секунду! Но это болит! И потому страсти будут. И пусть! И потому, такая передача она занимается тем самым просветительством, от которого так вздрогнул наш обвинитель. Почему-то не нравится! А я считаю, только просвещение защищает человечество от многих бед!

Черкесова: Получается так, что у нас точно также очень остро, болит и по поводу декабристов, и по поводу Петра I, и по поводу Ивана Грозного. У нас болит везде, где есть неоднозначная проблема, неоднозначное решение. У нас болит везде, где были переломы. Где менялся, предположим, проект.

Кургинян: Если у нас болит, то кто же сделал больно?

Басовская: Таков человек.

Кургинян: Да нет, моя хорошая.

Черкесова: И второе, что мне хотелось бы сказать. Вот Николай Карлович говорит, что наша молодежь, она будет рефлексировать, разбираться в том, из-за чего погибло великое государство. Я смею уверить, что вряд ли у нас много молодежи будет рефлексировать по поводу того, почему у нас погибло великое государство. Она рефлексирует по поводу того, как она сегодня живет. Почему она сегодня живет в этом государстве. И что получается у молодежи? Значит, я объясню, почему я об этом говорю. Потому что мы тоже проводим опросы, у нас информационное агентство «Росбалт». У нас большой Интернет портал, где было много опросов. Последнее Интернет голосование, в котором приняли участие больше 15 тысяч человек, оно было посвящено теме: «Каким Вы видите будущее России?» Интернет голосование сложное. Нужно было выбрать из 6 вариантов один ответ. Один ответ был такой: «Я вообще не вижу будущего своих детей в этой стране» — 27%. 27% людей, в принципе, вот ту Россию, которая есть сейчас — не принимают. И будущего у нее не видят. Вторая большая, довольно большая группа людей, можно там обобщить варианты — они хотели бы видеть страну, у которой есть собственная позиция в мире. То есть и страну, у которой есть свое, есть своя особенность. То есть они хотят видеть великую, тем не менее, страну. И другая группа людей была — «это страна, которая защищает своих граждан». То есть, я хочу сказать, что большая часть опрошенных нами людей — это люди, которые писали в Интернете. Это люди, которые сами отвечали на этот вопрос. Они хотят, ну, извините, великой страны, которая к тому же заботиться о своих гражданах.

Басовская: Прекрасно.

Черкесова: Да! Но я опять говорю, то, что есть сегодня, их не устраивает. Понимаете, это страшно, когда треть населения думает о том, что хорошо бы куда-нибудь отправить своих ребят.

Стрижак: Наталья Сергеевна, прошу заметить, что мы начали уж, вроде. Давайте о декабристах!

Черкесова: А я о декабристах!

Стрижак: Нет, но, если трактовать ее как… Вот Сергей Борисович просил слова! Давайте! Чернышев Сергей Борисович — философ, педагог, специалист в области организации и управления. Директор Русского института. С 2010 по н.в. — член Общественного совета при Министерстве промышленности и торговли РФ. Автор восьми монографий (трех — в соавторстве) и ста пятидесяти статей.

Чернышев: Попробую ради исключения никого не перебивать и ответить на вопрос, который задала уважаемая ведущая.

Стрижак: Боже! Святой человек! Вы услышали мой вопрос!

Чернышев: Почему такой интерес вызывают декабристы и Петр I, и так далее…

Стрижак: Да!

Чернышев: Разгадка-то простая. Все ее знают. Потому, что для поколения моего и для последующего, и для предыдущего. Они о декабристах знают в основном из советского замечательного, гениального фильма «Звезда пленительного счастья». А Петр I — это, для меня лично, для моего близкого друга — это поздние фильмы Герасимова «Юность Петра» и «В начале славных дел». Потому что всякая страна, она на каждом отрезке своей истории, она всегда имеет свое видение истории, которое в виде литературы — это Тынянов. Петр I — это Толстой. И вот был огромный массив. И может быть, я мысль перескочу и скажу. Когда в будущем будут смотреть на наше время. На советское и думать: «Что же такого там было выдающегося?» Для людей далекого будущего, может быть, самое главное, что останется, что искупит все грехи наши. Это будет гениальное советское кино периода с конца 50-х «Чистое небо» и до окончания гениального фильма «Ширли-Мырли». Вот этот период — это киноклассика. Она искупает все наши грехи. И даже сталинизм!..

Стрижак: Абсолютно!

Просто великий фильм! Леонид Михалыч! Леонид Михалыч! Я хочу все-таки понять! Вы когда-нибудь сами могли представить, что будете до хрипоты в этой студии спорить, обсуждая Ивана Грозного в столь давние времена.

Млечин: Никогда в жизни. Я встану потому, что я привык в этой студии всегда вставать. Тем более у меня есть повод встать и тем самым продемонстрировать уважение к присутствующим здесь замечательным людям. Я никогда не предполагал, что буду спорить, я вообще не спорщик по натуре. И как сказал Цезарь, входя в шатер к Клеопатре: «Я здесь не для того, чтобы говорить».

Здесь, в этой студии, я предпочел бы послушать. Я должен вам сказать, что для меня столько было открытий в этой программе! Первое состояло в том, что здесь приходило, здесь побывало, здесь сидело столько замечательных историков, что для меня, например, многие вещи открылись заново. У меня, конечно, было такое же классическое представление о декабристах, которое Вы сказали, которое мы все почерпнули. А историки продвинулись дальше. История открывает нам много нового и массу интересного. И это поразительно и, конечно, очень трудно. Потому, что люди, которые голосуют обычно, как государственники, в передаче о декабристах голосовали за антигосударственников. Потому, что декабристы были военными мятежниками, поднявшими мятеж против государства. Тут очень любопытно. Это крайне интересно, и я очень благодарен программе за это участие, благодарен всем, кто сюда приходил.

Я вот еще хотел сказать. Это было открытие хорошее. Было открытие плохое.

Стрижак: Да?

Млечин: Было открытие ужасное, тягостное и не покидающее меня всё это время. Когда и сидящие здесь в студии, и те, кто нас смотрели и смотрят сейчас, отзываются на то, что мы обсуждаем из истории, они на самом деле переживают за то, что происходит сейчас и здесь.

Когда люди, молодые здесь после смерти Брежнева говорят, что при Брежневе было хорошо, то это значит, что они чудовищно разочарованы в сегодняшнем дне. Они безумно разочарованы, огорчены. Они были разочарованы тем, что было при советской власти, потом они были разочарованы перестройкой, потом они были разочарованы демократическими реформами. Может быть сейчас они, вообще, лишились возможности очаровываться. И испытывать хотя бы какие-то идеалистические представления.

И это самое печальное и самое грустное. Вот увидел, я увидел аудиторию, я увидел общество, чудовищно разочарованное в сегодняшнем дне. Лучше бы я этого не видел.

Стрижак: Вот сейчас! Давайте! Да! Да!

Бажанов: Вот мы здесь выяснили, что к истории растет интерес. И объяснили даже почему. Но я хочу вот такую вещь подчеркнуть. Я, кстати, почему я подчеркиваю, чтобы еще раз сказать, что эта передача очень важна. Далеко не все наши молодые люди, вообще, что-то знают об истории.

Вот я преподаю в Вузе, куда принимают с высшим образованием людей. Да? В Академии. Вступительные экзамены. Вопрос: «Когда закончилась холодная война?» Знаете, как отвечают? «В 824 году».

Стрижак: Ну, как четко, Вы смотрите!

Бажанов: Я говорю:

— Хоть бы в 25-м сказал!

— Нет!

— Кто входит в НАТО? Куба входит?

— Да!

— Аргентина входит?

Я не говорю, что все. Когда мы все учились, у нас, примерно одинаковые у всех были учебники и образование. Сейчас есть абитуриенты — лучше меня все знают.

И вот такие есть. Дальше. Вопрос:

— Гитлер?

Молчание.

— Кто такой Гитлер?

Молчит.

Человек, закончивший московский ВУЗ и поступает к нам в Академию.

Со мной сидит экзаменатор, шепчет: «Германия, Германия».

Я говорю: «Что в Германии делает Гитлер?»

Молчит.

— Премьер-министром стал?

— Да.

— Сейчас вот?

— Да.

Вот, такие, вот есть. Поэтому очень хорошо, что есть эта передача. И я не утрирую. Я мог бы продолжать. Например: