«Звезды», покорившие миллионы сердец - Серафима Чеботарь

Вскоре Дину арестовали, обвинив в переправе нелегалов. Нанятый Майолем адвокат на суде сумел доказать ее невиновность. Пытаясь уберечь Дину от дальнейших арестов, Майоль направил ее в Ниццу к своему другу Анри Матиссу. В письме он писал ему: «Я посылаю вам главное в своей работе, которое вы сведете к одной линии». Матисс много рисовал Дину. Она вспоминала, что ему очень нравилось разговаривать с нею: он не ожидал от модели такой начитанности и образованности и с удовольствием беседовал с нею на всевозможные темы. Матисс мечтал написать с Дины «новую Олимпию» – парафраз знаменитой картины Эдуара Мане, – однако этот замысел так и остался незавершенным.

От Матисса Дина уехала в Париж, налаживать связи Сопротивления – и была арестована гестапо и полгода провела в тюрьме. В то время уже нацисты начали «еврейские зачистки», и еврейке Дине, даже если бы оккупанты не доказали ее связи с Сопротивлением, в любом случае грозил концлагерь. От верной гибели ее спасло лишь заступничество «придворного скульптора» Гитлера Арно Брекера, который в молодости дружил с Майолем: как раз в это время он привез в Париж свою выставку. Майоль пришел на выставку, чем вызвал немалый гнев участников Сопротивления, чуть не открыто обвинявших скульптора в коллаборационизме, и упросил Брекера помочь. Дину освободили; а ее отец, арестованный примерно в то же время, был отправлен в Освенцим, где и погиб.

В 1944 году Аристид Майоль, направлявшийся к своему другу Раулю Дюфи, попал в автомобильную катастрофу и через неделю скончался. По некоторым данным, аварию подстроили члены Сопротивления, таким образом наказавшие престарелого скульптора за сотрудничество с оккупантами – впрочем, ни доказать, ни опровергнуть эту версию никто не возьмется. По завещанию, имение в Баньюль-сюр-Мер отходило его жене и сыну Люсьену, а картины, скульптуры и коллекция предметов искусства – Дине. Когда скончался Люсьен Майоль, он оставил Дине не только имение отца, но и собственные работы. Всю оставшуюся жизнь она старалась оправдать доверие художника, заботясь о сохранении его памяти и пропаганде его творчества.

После окончания войны Дина почувствовала себя не у дел. По совету Анри Матисса, с которым Дина подружилась, она решила открыть галерею и начать собирать картины и предметы искусства. Сняла помещение на улице Жакоб в Латинском квартале и начала выставлять как работы Аристида Майоля, так и многих других художников – Анри Руссо, Марселя Дюшана, Сержа Шаршуна. Если не считать краткого существования галереи Пегги Гуггенхайм в Лондоне, это была первая галерея, принадлежавшая женщине, к тому же ей было всего 28 лет! Благодаря великолепному вкусу, хватке и предприимчивости Дина вскоре добилась немалых успехов: с ее легкой руки огромную известность получили такие художники-абстракционисты, как Серж Полякофф, которого она встретила, когда он зарабатывал на жизнь исполнением песен по кабакам, и которому устроила первую персональную выставку, Пьер Алешински, Жан-Мишель Атлан и многие другие. Галерея, как и сама Дина, никогда не ограничивалась какими-нибудь рамками стиля или направления – в ней выставлялись все, кто нравился Дине, а ее вкусу, воспитанному Майолем и Матиссом, могли позавидовать виднейшие искусствоведы.

Вскоре после войны Дина вторично вышла замуж за дипломата и знатока искусства, но брак, несмотря на рождение двух сыновей, снова был недолгим. Со временем Бернар и Оливье Лоркен стали верными соратниками матери в ее делах. Последний раз Дина была замужем за бароном Дюпольдом, но и этот союз закончился тяжелым разводом. Не каждый мужчина был способен выдержать необыкновенную энергию и жизненную силу Дины, не всякий был способен уступать место в ее сердце картинам, галерее и давно умершему Аристиду Майолю… Впрочем, слухи о ее сексуальных похождениях не утихали до самых последних лет – она сама никогда не опровергала их, считая бесплатной рекламой, а друзья называли их происками конкурентов.

Дина Верни, начало 1980-х гт.

В 1964 году она подарила Франции восемнадцать скульптур Майоля с условием, что они будут установлены в саду Тюильри (позже к ним добавились еще две). Условие было выполнено: статуи, изображающие Дину, круглый год красуются на лужайках неподалеку от Лувра. Остряки даже прозвали Дину «мадам Тюильри». С тех пор Дина могла почивать на лаврах – столько прижизненных памятников не ставили еще никому!

Однако спокойствие было не в ее характере. Еще в 1959 году Дина впервые посетила Советский Союз – пыталась найти новых художников и была немало разочарована зашоренностью и ограниченностью артистической жизни в СССР. Прошло почти десять лет, прежде чем Дина решилась повторить визит: по воспоминаниям, она бесстрашно лазала по подвалам и чердакам, где подпольные художники устраивали свои мастерские, лихо пила водку на коммунальных кухнях и пела под гитару цыганские романсы. Она познакомилась с Ильей Кабаковым, Эрнстом Неизвестным, Оскаром Рабиным, Михаилом Шемякиным, Владимиром Янкилевским и другими художниками-нонконформистами и даже смогла вывезти их работы во Францию. С этого момента продвижение непризнанного властями советского искусства стало одним из главных направлений ее деятельности – недаром она любила повторять: «Я француженка, но во мне течет русская кровь». В 1971 году Дина помогла эмигрировать Михаилу Шемякину – по воспоминаниям

Шемякина, она была влюблена в него и предлагала райские условия для работы при единственном условии – своем полном контроле, однако художник предпочел свободу и сбежал от нее на третий день. В 1973 она устроила в своей галерее первую выставку русского авангарда, открывшую многим русским художникам дорогу на Запад. В среде диссидентов она познакомилась с жанром блатной лагерной песни – и столь ею впечатлилась, что непременно решила представить в Европе и этот вид советского искусства. «Очарование языка, юмор, тоска и жестокая сила в этих песнях создают неповторимую поэзию, где грубость граничит с нежностью», – писала она. Дина выучила наизусть две дюжины песен – другого способа вывезти их из СССР не было, и даже брала уроки вокала, чтобы достойно их исполнить. В 1975 году она записала в Париже альбом «Блатные песни», моментально обретший на «исторической родине» статус культовой легенды. Три песни принадлежали Юзу Алешковскому, которого Дина тоже пригрела в эмиграции и даже организовала исполнение его песен (конечно, в переводе) самим Ивом Монтаном. Конечно, после подобных выходок въезд Дине Верни в Советский Союз был надолго запрещен.

Дина Верни всегда действовала по принципу «Я покупаю то, что не в моде, и оно становится модным». Помимо картин множества найденных и раскрученных ею художников, Дина собрала одну из крупнейших в мире коллекцию кукол, а также потрясающее собрание старых экипажей – среди которых были даже карета Шатобриана, которую он использовал в бытность послом в Италии, и омнибус Тулуз-Лотрека – ныне на основе этой коллекции открыт музей. В своем поместье в Метанвиле недалеко от Парижа она разводила породистых лошадей, которых нередко одалживали у нее для съемок исторических фильмов. Однако главной целью в жизни Дины стало создание настоящего музея Майоля. Для этой цели она присмотрела старинное здание на рю Гренель, украшенное скульптурами и фонтаном, – когда-то