1115 вопросов священнику - раздел сайта Православие.Ru

Для такого утверждения нет абсолютно никаких оснований. Если бы речь о трех вариантах одного рукописного текста, то тогда бы возникла исследовательская проблема: почему могло возникнуть расхождения и какой вариант является наиболее авторитетным? Но речь идет о совсем разных текстах разного времени. Сам автор это признает: «Между этими укописями и Святогробским типиконом 1122 года есть много различий. Так, если по Святогробскому типикону обряд святого огня совершался в центре вечерни, после чтения паремий, то по Латальской и Кальской рукоаисям — до начала вечерни. Второе. По Святогробскому типикону обряду святого огня предшествовал обряд омовения лампад и приготовления их; ни Латальская, ни Кальская ркп. такого отдельного обряда не знают. По Латальской рукописи, клирики, придя в храм при закрытых его дверях, «зажигают свечи», а по Кальской «заготовляют три кадильницы». И это приготовление к чину таким образом непосредственно примыкает к последнему. Третье. По Святогробскому типикону все три каждения совершаются молча, и самый обряд получения святого огня сопровождается тайной молитвой патриарха, с тремя поклонами, под многократное пение «Господи, помилуй». По Латальской и Кальской рукописям, обхождение сопровождается пением псалма, ектенией и чтением молитвы. Четвертое. По Святогробскому типикону во время обряда в храме присутствует народ, и для принятия святого огня патриарх и клир уходят внутрь кувуклия, а по Латальской и Кальской рукописям, обряд совершается в отсутствие народа и патриарх не входит за святым огнем в кувуклий, а в самом храме «благословляют свечи и зажигают лампады»».

Я специально выделил часть последней фразы. Нет никаких оснований чинопоследование Латальской и Кальской рукописей рассматривать как описание того же обряда, о котором говорится в Святогробском типиконе. Поэтому и окончательный вывод делается без всякого основания.

Вот и все доводы Успенского в оправдание своего неверия в чудо.

Остальная часть доклада содержит изложение авторской версии происхождения обряда Благодатного огня. Основная мысль сводится к тому, что «ветхозаветный обычай вошел в новозаветную Церковь и получил новое идейное значение».

Необходимо сказать, что отношение автора доклада к чуду святого огня далеко не случайно. В таком принципиальном богословском вопросе, каким является понимание таинства евхаристии, он держался лютеранских воззрений. Протоиерей Валентин Асмус в работе, посвященной святоотеческому пониманию учения о евхаристии пишет: «Успенский обильно цитирует евхаристические пассажи Златоуста с их потрясающим реализмом, но он спокойно уничтожает этот реализм одной фразой, назвав их всего лишь «приемом ораторского красноречия». Единственным богословским выражением воззрений Златоуста на евхаристию Успенский признает Послание Златоуста Кесарию. К сожалению, это Послание Златоусту не принадлежит. Оно напечатано и в Патрологии Миня, и в петербургском издании русского перевода Златоуста в разделе подложных (spuria) сочинений святителя. Самый авторитетный современный указатель святоотеческих творений Clavis Patrum Graecorum (Turnhout, 1974. Vol. 2) также относит Послание Кесарию к числу подложных. В том же убеждает и непредвзятое чтение Послания, явно относящегося ко времени напряженных христологических споров. Послание сохранилось полностью лишь на латыни. Успенский, цитируя то место Послания, где употреблено слово natura, подменяет его греческим physis, не оговаривая, что делает обратный перевод. Успенский, приписав Златоусту учение неведомого автора Послания к Кесарию и свое собственное воззрение, доказывает церковность этого учения тем, что его не осудил Собор под дубом. Но тот Собор и не мог осудить учение Послания к Кесарию, во-первых, потому, что он судил Златоуста, которому не принадлежит Послание, написанное не один десяток лет спустя после его смерти, а во-вторых, потому, что Собор под дубом вообще не выдвинул ни одного догматического обвинения. Изумляет фраза Успенского: «Если бы Церковь отрицала существование в освященных дарах физической природы хлеба и вина, то это служило бы для монофизитов хорошим аргументом против дифизитов» (с. 20). На самом деле православные признавали в евхаристии не двойство евхаристических веществ и Божественной ипостаси Слова, но двойство человечества и Божества Христова, явленное в тайне евхаристии. Столь свободно обращаясь со святоотеческим учением, Успенский тем более свободен в обращении с католическими авторами. Так, Успенский приписывает Аквинату утверждение, что «евхаристия представляет восстановление сущности Голгофской жертвы Христа и потому может быть названа закланием Христа». На самом же деле Фома утверждает, что совершение евхаристии есть «некий образ, представляющий (imago quaedam repraesentativa) страсть Христову, каковая есть истинное Его заклание (immolatio)» (part III, quaest. 83, art. 1). Выступление Успенскаго не осталось безответным. Диакон Андрей Юрченко адресовал священноначалию встревоженное послание. Святейший Патриарх Пимен поручил МДА высказаться по поднятому вопросу, и академия в лице профессора В.Д. Сарычева подтвердила православие традиционного учения нашей Церкви о евхаристии и неправославие понимания евхаристии, предложенного ленинградским профессором. Идеи Николая Дмитриевича были официально опровергнуты, церковное учение осталось непоколебленным» (Евхаристия // http://www.patriarchia.ru/db/text/97468.html).

Приведенная пространная цитата не относится непосредственно к обсуждаемой нами теме, но хорошо характеризует важную черту Н.Д. Успенского — произвольно интерпретировать тексты. Весь доклад «К истории обряда святого огня», который так ценят скептики, на этом и построен.

В этом году на Страстной седмице поднялась новая, пожалуй, самая большая волна публикаций против чуда схождения Благодатного огня. Волну эту вызвал диакон Андрей Кураев. Год назад он комментировал прямую телевизионную трансляцию и говорил об этом, как о зримом подтверждением истинности православия.

Что же произошло за год? Отчего пропала его вера в чудо Благодатного огня?

Оказывается, причиной — английское слово representation, которое употребил в патриарх Феофил в беседе. Патриарху был задан вопрос: «Ваше Блаженство, Вы являетесь одним из реальных свидетелей величайшего чуда схождения Благодатного огня. Непосредственно при этом присутствуете. Мне бы хотелось узнать, как это происходит? Ваше первое впечатление, когда Вы стали свидетелем этого чуда? Что происходит с человеком? И сам этот процесс опишите, пожалуйста».

Ответ патриарха Феофила состоит из двух частей. В первой он говорит об обрядовой стороне. Поэтому употреблены термины ceremony (церемония) и representation (изображение, образ).

Что такое церемония? «Церемония (от лат. caermonia, букв. почтение, благоговение) — торжественное совершение чего-нибудь, обряд по установленным правилам» (Ушаков Д.Н. Большой толковый словарь современного русского языка). И понятие representation также указывает на внешний образ действия. У любого таинства, например крещения, кроме реального действия Божественной благодати есть видимая обрядовая сторона, то есть ceremony, representation. Сказав об этом, патриарх Феофил далее говорит о духовной стороне этого события: «Теперь, вторая часть вашего вопроса — это собственно о нас. Это опыт (experience), который, если хотите, аналогичен опыту, который человек испытывает, когда получает святое причастие. То, что происходит там, это же относится и к церемонии святого огня. Это значит, что определенный опыт нельзя объяснить, выразить словами».

Диакон Андрей дал совершенно произвольную интерпретацию этого места, проигнорировав слова, которые убеждают, что предстоятель Иерусалимской Церкви говорил о подлинности этого благодатного события: «Это опыт (experience), который, если хотите, аналогичен опыту, который человек испытывает, когда получает святое причастие». Предельно ясно, потому что в таинстве евхаристии мы принимаем подлинное тело и подлинную кровь Господа нашего Иисуса Христа: «Если, званый на брак, Он совершил это славное чудо, не тем более ли, даровав сынам чертога брачного (Мф. 9: 15) Свое тело и кровь Свою во спасение, Он требует нашей веры? Поэтому с полной уверенностью примем это как тело и кровь Христову. Ибо в образе хлеба дается тебе тело, а в образе вина дается тебе кровь, чтобы, приобщившись тела и крови Христа, ты сделался Ему сотелесным и единокровным. Таким образом, мы и становимся христоносцами, когда тело и кровь Его соединятся с нашим телом и кровью. Так, по словам блаженного Петра, мы становимся «причастниками Божеского естества» (2 Пет. 1: 4)… Итак, хлеб и вино не считай простыми, ибо они есть тело и кровь Христовы, по изречению Владыки» (святитель Кирилл Иерусалимский).

Так же как великий предшественник по Иерусалимской кафедре понимает причастие и патриарх Феофил. Неужели Святейший патриарх великое таинство евхаристии стал бы сравнивать с тем, что вызывается «зажигалкой»? Абсурд! Слово «зажигалка», являющееся совершенно произвольным и надуманным, соблазнило духовно немощных и слабых в вере людей, а атеистам дало новый импульс для усердия не по разуму. «Как удаляющийся от света не вредит нисколько свету, а самому себе весьма много, погружаясь во мрак, так и привыкший пренебрегать Всемогущею силою, ей не вредит нисколько, а самому себе причиняет крайний вред» (Иоанн Златоуст, святитель. Творения. 2-е изд. СПб., 1898. Т. 1. С. 5).